Книга 1: Пробуждение

На комоде лежал зловещий на вид кинжал с рукояткой из слоновой кости, и стояла изящная агатовая чаша в серебряной оправе. Там также оказалась золотая сфера с чем-то напоминающим циферблат, а также несколько золотых монет.

Елена взяла одну из монет. Отчасти ей было интересно, а отчасти она желала досадить Стефану, которого, безусловно, должна была задеть бесцеремонность, с какой она трогала его вещи.

— Что это такое?

Стефан выдержал долгую паузу и лишь затем ответил:

— Золотой флорин. Венецианская монета.

— А это?

— Немецкие часы-кулон. Конец пятнадцатого столетия, — рассеянно ответил юноша. Затем добавил. — Послушай, Елена...

Прежде чем он успел продолжить, Елена протянула руку к небольшому железному ларцу с крышкой на петлях:

— А это что? Он открывается?

— Нет! — У Стефана были поистине кошачьи рефлексы — его рука мгновенно хлопнула по ларцу, удерживая крышку. — Это личная вещь, — со странным напряжением в голосе сказал он.

Елена с неудовольствием заметила, что ладонь Стефана с предельной аккуратностью коснулась только выпуклой металлической крышки, но не ее руки. Тогда она подняла пальцы, и юноша тут же убрал руку.

Гнев вспыхнул с новой силой, и Елена не могла больше сдерживаться.

— Осторожно, — свирепо процедила она. — Не прикасайся ко мне, а то заразишься.

Стефан отвернулся к окну.

И все же, отстранившись от Стефана и вернувшись в центр комнаты, Елена почувствовала, что он внимательно наблюдает за ее отражением. И вдруг девочка поняла, какой она ему в этот момент предстает: светлые волосы рассыпались по черноте плаща, белая рука удерживает бархат у горла. Разгневанная принцесса, расхаживающая по своей башне.

Елена наклонила голову, чтобы взглянуть на люк в потолке, и услышала негромкий, но отчетливый вздох. Когда она повернулась, пристальный взгляд Стефана был сосредоточен на ее обнаженном горле; в глазах у него застыло странное выражение. Однако в следующий миг лицо парня словно застыло, и он отвернулся.

— Пожалуй, — хрипло выговорил Стефан, — Мне лучше проводить тебя домой.

В этот момент Елене захотелось причинить ему боль, заставить испытывать такие же скверные ощущения, какие охватили ее. Но она также хотела знать правду. Елена устала от этой дешевой игры, устала составлять сложные схемы, без конца планировать и пытаться угадать мысли Стефана Сальваторе. Поэтому ужасным и одновременно чудесным облегчением для нее стали невольно слетевшие с ее языка слова, которые так долго вертелись в голове:

— За что ты меня так ненавидишь?

Стефан пристально на нее посмотрел. На мгновение показалось, будто он просто не в силах подобрать слова. Но затем он четко произнес:

— Я вовсе тебя не ненавижу.

— Ненавидишь, — сказала Елена. — Я знаю, не очень... не очень вежливо так говорить, но мне наплевать. Я знаю, я должна быть благодарна тебе за то, что сегодня вечером ты меня спас, но мне и на это тоже наплевать. Я вовсе не просила меня спасать. Между прочим, я даже не знаю, почему ты вообще оказался на кладбище. И я совершенно не понимаю, почему ты так поступил, особенно учитывая те чувства, которые ты ко мне испытываешь.

Качая головой, Стефан негромко выговорил:

— Я не испытываю к тебе ненависти.

— С самого начала ты избегал меня так, как будто я... не знаю, прокаженная. Я пыталась вести себя дружелюбно, а ты швырнул мне это дружелюбие прямо в лицо. Разве джентльмен так поступает, когда кто-то пытается его поприветствовать?

Стефан опять пытался что-то сказать, но Елена неслась дальше, не задумываясь:

— Ты раз за разом публично мною пренебрегал, ты на глазах у всех унижал меня в школе. Ты и теперь словно не желаешь меня замечать, если только это не оказывается вопросом жизни и смерти. Что только так я могу вытянуть из тебя хоть словечко? Только когда кого-то чуть ли не убивают? И даже сейчас, — горестно продолжила Елена, — даже сейчас ты не хочешь, чтобы я оказывалась рядом с тобой. Что ты за человек, Стефан Сальваторе, что ты так живешь? Почему тебе приходится обставлять себя стенами, чтобы другие люди за них не проникли? Почему ты не можешь никому доверять? Что с тобой, в самом деле, такое?

Теперь Стефан молчал, отвернувшись от Елены. Она на быстро перевела дух, расправила плечи и повыше подняла голову — даже несмотря на то, что в глазах у нее блестели слезы.

— И что такое со мной, — добавила она, уже чуть потише, — что ты даже не можешь на меня смотреть, зато вовсю позволяешь Кэролайн Форбс за тобой увиваться? По-моему, хотя бы это я все-таки имею право знать. Ладно, я больше никогда тебя не потревожу и даже не заговорю с тобой в школе, но, прежде чем я отсюда уйду, я хочу узнать правду. Скажи, Стефан, за что ты так меня ненавидишь?

Стефан медленно повернулся и поднял голову. Его смертельно грустные глаза смотрели в никуда, и в Елене словно что-то перевернулось от той боли, отражение которой она увидела на его лице.

Голос Стефана по-прежнему остался выдержанным — но где-то на самой грани. Елена явственно слышала, какие отчаянные усилия требуются юноше, чтобы говорить ровным тоном.

— Да, Елена, — произнес Стефан, — думаю, у тебя есть право знать.

Тут он посмотрел ей прямо в глаза, и она подумала: "Неужели все так скверно? Что может быть хуже?"

— Я не испытываю к тебе ненависти, — продолжил юноша, тщательно, раздельно произнося каждое слово. — Я никогда тебя не ненавидел. Просто ты... ты мне кое-кого напоминаешь.

Елена оказалась захвачена врасплох. Она ожидала чего угодно, только не этого.

— Я напоминаю тебе какую-то знакомую?

— Да, знакомую, — тихо подтвердил Стефан.

— Но, — медленно добавил он, словно втайне недоумевая, — на самом деле ты совсем другая. Она действительно на тебя походила, но была хрупкой, нежной. Уязвимой. Как внутри, так и снаружи.

— А я не такая.

Стефан издал звук, который вполне можно было принять за смешок, если бы он не был таким печальным:

— Да. Ты не такая. Ты воительница. Ты... это ты.

Некоторое время Елена безмолвствовала. Видя боль на его лице, она с трудом, но все же сдерживала гнев.

— Ты был с ней очень близок?

— Да.

— А что случилось потом?

Последовала долгая пауза, такая долгая, что Елена даже подумала, будто Стефан вообще не собирается отвечать. Наконец он промолвил:

— Она умерла.

Елена шумно выдохнула. Последний остаток ее гнева испарился.

— Должно быть, это ужасно больно, — негромко посочувствовала она, думая о белом надгробии Гилбертов среди сорняков. — Извини.

Стефан промолчал. На лицо его снова словно упала тень. Взгляд юноши обратился внутрь, на что-то ужасное, разбивающее сердце, что мог видеть только он. Но в выражении его лица сквозило не просто горе. Сквозь плотные стены, сквозь все хрупкое самообладание Елена смогла разглядеть невыносимое познание вины и жуткое одиночество. Вид у Стефана был такой потерянный и одержимый, что Елена, сама того не желая, пододвинулась к нему ближе.

— Стефан, — прошептала она.

Казалось, он ее не услышал; казалось, он заново переживал какое-то давнишнее несчастье.

Елена не смогла удержаться и положила ему руну на плечо:

— Поверь, Стефан, я знаю, как это может быть больно...

— Ты не можешь этого знать! — внезапно крикнул Стефан, и вся изящная оболочка его сдержанности вдруг взорвалась белой яростью.

Он опустил взгляд на руку Елены, словно не понимая, как она там оказалась, и разгневанный тем, что девочка осмелилась прикоснуться к нему. Зеленые глаза юноши были темными, когда он стряхнул чужую ладонь со своего плеча и поднял руку, чтобы помешать Елене снова до него дотронуться... но, взяв руку Елены, Стефан уже не смог ее отпустить и только с изумлением наблюдал, как их пальцы переплетаются, словно навеки объединяя их. Наконец потрясенный взгляд юноши перешел от сплетенных пальцев на лицо девочки.

— Елена, — прошептал Стефан.

Елена увидела его страдальческий взгляд и поняла, что он просто не может больше с собой бороться. Оборона замка пала, стены, наконец, рухнули, и она ясно увидела, что лежит по ту сторону.

Стефан обреченно наклонил голову к ее губам.

* * *

— Погоди... остановись здесь, — велела Бонни.

— По-моему, я что-то увидела.

Потрепанный "форд" Мэтта притормозил, съезжая к обочине дороги, где густо росла ежевика. Впереди что-то мерцало, постепенно к ним приближаясь.

— Боже мой, — вымолвила Мередит.

— Это Викки Беннетт.

Девушка проковыляла на освещенное фарами место и остановилась, покачиваясь, пока Мэтт тормозил. Ее кудрявые светло-каштановые волосы бы всклокочены, а взгляд казался остекленевшим. Лицо Викки было измазано грязью. Из одежды на ней осталась лишь тонкая комбинация.

— Давайте посадим ее в машину, — сказал Мэтт.

Мередит уже открывала дверцу. Выскочив наружу, она подбежала к девочке, явно пребывавшей в состоянии шока.

— Викки, с тобой все хорошо? Что с тобой случилось?

Викки простонала, все еще глядя прямо перед собой. Затем она словно вдруг увидела Мередит и крепко ухватилась за нее, впиваясь ногтями в кожу.

— Убирайтесь отсюда! — выдохнула Викки, и глаза ее переполнились отчаянным страданием.

Хриплый голос девочки звучал сдавленно, как будто у нее что-то было во рту.

— Убирайтесь отсюда оно надвигается.

— Что надвигается? Викки, где Елена?

— Убирайтесь немедленно...

Мередит внимательно посмотрела на дорогу, затем провела дрожащую девочку к машине.

— Мы заберем тебя отсюда, — спокойно сказала она, — но ты должна рассказать нам, что стряслось. Бонни, дай мне твою шаль. Она вся дрожит.

— С ней что-то такое сделали, — угрюмо заметил Мэтт. — А дрожит она от шока. Весь вопрос в том, где все остальные. Викки, Елена была с вами?

Викки рыдала, закрыв лицо ладонями, пока Мередит закутывала ее в переливчатую розовую шаль Бонни.

— Нет... Дик, — невнятно произнесла девочка. Похоже, ей было больно говорить. — Мы были в церкви... это было ужасно. Оно пришло... словно обволакивало. Темный туман. И глаза. Я видела глаза в темноте, они горели. Они меня жгли...

— Она в бреду, — предположила Бонни. — Или в истерике. Как хотите, называйте.

— Викки, пожалуйста, скажи нам только одно, — медленно и раздельно заговорил Мэтт. — Где Елена? Что с ней случилось?

— Не знаю, — Викки подняла заплаканное лицо к небу. — Мы с Диком... мы были одни. Мы были вместе... а потом оно вдруг оказалось вокруг нас. Я не могла убежать. Елена сказала, что гробница открылась. Может быть, оно вышло оттуда. Это было ужасно...

— Они были на кладбище, в разрушенной церкви, — верно истолковала Мередит. — И Елена была вместе с ними. А теперь... да вы только на нее посмотрите!

В тусклом свете салона все смогли различить глубокие свежие царапины, бегущие по шее Викки к кружевному лифу ее комбинации.

— Похоже на отметины от когтей какого-то животного, — предположила Бонни. — Скажем, с кошки.

— Того старика под мостом явно не кошка обработала, — заметил Мэтт.

Лицо его оставалось бледным, а на щеках вздувались желваки. Мередит проследила за его пристальным взглядом в сторону дороги, а затем покачала головой.

— Нет, Мэтт, сперва мы должны забрать ее. Должны, — подчеркнула она. — Послушай меня, я ведь о Елене не меньше твоего беспокоюсь. Но Викки нужен доктор, и нам необходимо вызвать полицию. Мы просто обязаны вернуться.

Мэтт еще долгое время смотрел на дорогу, а затем решительно выдохнул. Захлопнув дверцу, с резким рывком включил первую передачу и развернул машину.

Всю обратную дорогу в город Викки стонала и что-то бормотала про глаза во тьме.

* * *

Елена почувствовала, как губы Стефана осторожно прикасаются к ее губам.

А дальше... дальше все оказалось так просто. Все вопросы получили свои ответы, все страхи растворились, все сомнения развеялись. Елена чувствовала не просто страсть, а колоссальную нежность и любовь настолько сильную, что она едва не сотрясала все ее тело. Эта любовь могла стать пугающей, но теперь, оказавшись со Стефаном, Елена уже ничего не боялась.

Здесь она почувствовала себя как дома.

Вот где было ее место — рядом со Стефаном. Наконец-то она его нашла!

Стефан слегка отстранился, и Елена почувствовала, что он дрожит.

— Ах, Елена, — прошептал юноша прямо ей в губы. — Нам нельзя...

— Но мы уже это делаем, — прошептала в ответ Елена и снова притянула его к себе.

Казалось, что Елена могла слышать мысли Стефана, чувствовать его эмоции. Удовольствие и желание вспыхивали между ними, соединяя их, притягивая друг к другу. И Елена также ощущала внутри Стефана родник еще более глубоких эмоций. Он хотел вечно защищать ее от любой опасности. Он хотел оградить Елену от всего зла, которое ей угрожало. Хотел объединить ее жизнь со своей.

Елена почувствовала нежный напор его губ и едва смогла снести сладость поцелуя.

"Вот оно, счастье", — подумала она.

Радостное ощущение растекалось по ее телу, подобно тихой ряби, пробегающей по зеркалу тихого, прозрачного пруда. Елена утопала во взаимных чувствах — в радости, которую она чувствовала в Стефане, и в восхитительном ответном порыве, который исходил от нее самой. Любовь Стефана омывала ее, сияла, подобно солнцу, освещая все потаенные темные уголки ее души. Елена вся дрожала от удовольствия, от любви и страстного желания.

Стефан медленно отстранился, словно совершенно не желая этого, и они с невероятной радостью посмотрели друг другу в глаза. Говорить было не о чем. Нужды в словах просто не было. Стефан погладил светлые локоны Елены, так легко, что она едва это почувствовала, словно он боялся, что она может сломаться в его руках. И тут Елена окончательно поняла, что вовсе не ненависть заставляла Стефана так долго ее избегать. Нет, совсем не ненависть.

Елена понятия не имела, сколько часов или столетий пролетело, прежде чем они тихо сошли по лестнице пансионата. В любое другое время она с восторгом забралась бы в черную блестящую машину Стефана, но теперь она едва ее заметила. Стефан держал Елену за руку, пока они ехали по безлюдным улицам.

Первым, что Елена заметила, когда они приблизились к ее дому, были вспышки огней.

— Там полиция, — сказала она, с трудом снова обретая способность говорить.

Странно было разговаривать после столь долгого молчания.

— И машина Роберта стоит на подъездной дорожке. А вон машина Мэтта. — Елена взглянула на Стефана, и наполнивший ее покой вдруг показался невероятие хрупким. — Интересно, что случилось. Ты ведь не думаешь, что Тайлер уже обо всем рассказал?..

— Даже Тайлер не такой идиот, — отозвался Стефан.

Он припарковался рядом с одной из полицейских машин, и Елена с неохотой отпустила его руку. Она всем сердцем желала, чтобы они со Стефаном просто могли все время оставаться наедине, чтобы никогда не приходилось сталкиваться лицом к лицу с остальным миром.