— Только не это! — Николас похлопал себя по переполненному животу.
— Тогда иди танцевать! — подхватил Мидрир в обычной шутливой манере. — А то будем кормить, пока не лопнешь!
— Но я не умею, — смутился мальчик.
— А тут не нужно уметь, — подбодрила его Риана. — Это пляска духов. В ней танцор полагается на ритм музыки и побуждения души, а не на заученные движения. Делай то, что тебе хочется, и это будет правильным. Никто не станет ругать. Обещаю!
Гвидион кивнул. Мидрир указал на блюдо с рогаликами. Николас сдался и вприпрыжку побежал к танцующим. Взрослые брали его за руки и кружили вместе с собой. Осмелев, мальчик принялся скакать под удары барабанов и стук бубнов. Он помахивал длинным хвостом, пальцами изображал на голове рожки и задорно блеял, пытаясь забодать тех, кто подходил к нему слишком близко. Гости хлопали и смеялись.
Впервые в неделю Мардуна Николас не болел и не чувствовал слабости, словно веселье наполняло его силами. Даже родинка напоминала о себе только лёгким зудом.
Но когда праздник закончился и община отправилась на ночёвку, стало как никогда жутко.
— Не бойся! Мы с братом уж сколько праздников мёртвых перевидали, а до сих пор живы, — успокаивала его Риана. — Волшебство Госкенхенджа защитит нас.
— Выбери столб, который тебе нравится, — велел Гвидион.
Николас долго бродил по святилищу и не мог определиться. Его тянуло к столбу с неясытью. Мудрая птица, хозяйка библиотек и хранительница книжных знаний, казалось, она мучается от одиночества и нуждается в нём, зовёт. Но ворон нравился ему не меньше. Он ведь тоже умный и верный. Что-то тёплое, будто тоска по родным, наполняло душу, когда Николас водил пальцами по бороздкам рисунка. Этот покровитель — самый надёжный.
— Хороший выбор. Знаешь, что означает его руна? — спросила Риана, укутывая мальчика в тёплое одеяло и плащ.
Николас внимательно изучил закорючку под вороном.
— На амулете Кишно есть такая же.
— Правильно. "Альгиз" означает защита. Когда всё закончится, я научу тебя читать руны, — погладила она его по щеке и устроилась у соседнего столба, на котором в медной чаще чадил уголёк Неугасимого пламени.
Мидрир сел у камня, украшенного клубком омелы, и положил рядом с собой меч.
— Если что, будем отбиваться! — подмигнул он.
— Мидрир! — укорил его Гвидион. — Главное, сидите тихо, не жгите костёр, не разговаривайте, не шевелитесь и даже не засыпайте. Николас, повторяй про себя заклинание: "Не смотри в глаза Мраку, иначе Мрак посмотрит на тебя". С рассветом Неистовый гон уберётся под холмы.
— А что такое Мрак? — Николас не хотел прекращать разговоры и отпускать наставника от себя. Ожидание оказалось куда страшнее бури.
— Сила, которая питает демонов, как нас питают наши стихии, — ответил Гвидион. — Это название упоминается только в самых древних балладах и молитвах, пришедших к нам с мёртвой прародины. А сути никто уже и не помнит. Просто зло.
Николас задумчиво хмыкнул.
— Будь умницей, и мы увидимся завтра на рассвете, — наставник помахал на прощание и ушёл в рощу.
На него, единственного из компании, Неистовый гон не охотился этой ночью.
Остальные затаились. Николас поднял взгляд на небо и принялся считать звёзды, дорисовывая их до фигур демонов и героев древности. Удушливая тьма заполоняла воздух, вспыхивали ядовитой зеленью дорожки, замирали все звуки, даже ветер боялся шелохнуть листья на деревьях, родинка пульсировала болью, вспухали на коже красные жилы.
Загрохотало всё вокруг. Стучали копыта, лаяли псы, выкрикивал кличи Неистовый гон. Проносилась кавалькада всадников-дуллаханов, которые под мышками держали свои горящие зелёным пламенем головы и швыряли ими в людей. Они пролетали мимо Рианы, мимо Мидрира, не задевая их, словно тех защищала невидимая преграда. Полукровки застыли изваяниями, ведь сколько раз проживали подобное, должно быть, даже страх притупился и вошёл в привычку.
За дуллаханами последовали тощие борзые, покрытые сбившейся в колтуны кудрявой белой шерстью. Яростью полыхали их кроваво-красные глаза. Щерились пасти, с зубов капала смрадная слюна и отравляла землю вокруг. Псы рычали и клацали челюстями у самых лиц полукровок, но те оставались бесстрастны. На Николаса пока никто не нападал, и он сомневался, что выдержал бы такое.
Оставляли следы из водорослей водяные лошади кельпи со шкурами, отливающими гнилой зеленью болотных огоньков. Кружились хороводом полупрозрачные баньши, заламывая руки и стеная так, будто скребли когтями по стеклу. Казалось, вот-вот из ушей хлынет кровь. Косматые мары выползали из расселин, протягивали руки и шипели: "Наши-наши, заберём-заберём!". Бросались и налетали на невидимые преграды, отскакивали от них и со скулежом уползали восвояси.
Ночь Неистового гона длилась невероятно долго. Глаза чесались и слипались, голову кружило и клонило в сон, по телу разливалась слабость и дрожь. Вот-вот Николас не выдержит и навсегда станет пленником подхолмового царства. Приближался самый тёмный час перед рассветом. Все демоны уже прошли, наступила долгожданная передышка.
Но нет, снова послышался перестук копыт, храп кельпи, скрип седла, удар об землю кованых сапог, когда всадник спешивался. Тяжёлые шаги будто отмеряли последние мгновения жизни. Приближались. Этот гость направлялся не к полукровкам, а к Николасу. Опустился на колени двуликий Аруин, глядя внимательно. Серебряные пальцы щупали воздух вокруг. Мальчик не смел оторвать взгляд от неба над головой и повторял про себя: "Не смотри в глаза Мраку, иначе Мрак посмотрит на тебя. Не смотри! Ни за что не смотри!"
— А вот и ты, маленькая дрянь, — скрежетал надорванный голос. — Столько веков я ждал, столько веков копил ненависть. Прячься-не прячься за чужими спинами, беги-не беги, всё равно хоть с края света достану. В один из этих дней, в один из дней свершится моя месть! Ты заплатишь за всё своё зло!
Первый луч уже крался по земле, пробивался сквозь свозь стволы. Темнота рассеивалась. Аруин вместе с туманом нехотя возвращался к поджидавшему в низине кельпи и мчался наперегонки с рассветом к волшебным холмам.
Щёки промокли и саднили от слёз, а во рту ощущался привкус крови от прикушенного языка. Николас и не заметил, как Риана побежала к нему, обняла и принялась гладить по волосам.
— Всё хорошо, всё закончилось. Теперь ты можешь поспать, ты герой!
К концу недели Николас немного обвыкся, начал воспринимать всё как страшный ритуал, ведь ночи проходили одинаково. Только Аруин искал мальчика, подходил к нему и скрежетал о своей неизбывной ненависти. Рассказывал, как будет поджаривать на медленном огне, отрывать руки и ноги, убивать и оживлять, перемалывать косточки в муку, когда Николас наконец попадёт в его плен. Но в этот раз у владыки снова ничего не вышло.
После праздника Гвидион отвёз ученика в усадьбу Комри. Заслышав стук копыт, отец выбежал за ограду. Он выглядел бледным и осунувшимся, с заострившимися скулами и тёмными кругами под глазами, словно не спал всю неделю, хотя нужды в этом уже не было.
— Я справился, — выдавил из себя Николас, слабо улыбаясь.
— Я не сомневался в тебе, — ответил отец, прижимая его к себе. — Просто дети так быстро вырастают и перестают в нас нуждаться, а мы стареем и уже не можем участвовать в их жизни. Остаётся только наблюдать за их успехами и ждать, когда они и исчезнут из нашего поля зрения, а мы будем влачить дни в тоске по ним.
— Ты совсем не старый! — возмутился Николас. — И я никогда вас не брошу и не забуду!
Отец усмехнулся, глядя поверх его головы на Гвидиона. Они словно переговаривались о чём-то молчаливо, а мальчик снова ничего не понимал.
На каникулах дома Николас отсыпался и отдыхал. Родные устроили ему самый пышный день рождения с яблочными пирогами и сливовым пудингом, подарками и поздравлениями. Делать ничего не заставляли и только радовались его визиту. Видно, очень скучали.
Но Николас чувствовал себя отчуждённым, словно между ними образовалась стена, стена между Дольним миром людей и Горним — в котором он жил с наставником и двумя ши-полукровками в зачарованном Доме-под-холмом. Поделиться своими тревогами и впечатлениями он не мог, не находил общих тем для разговора и с нетерпением ждал возвращения в свой мир.
Когда Гвидион пришёл забирать его, Николас подслушал их разговор с отцом:
— Хорошо, что вы обучаете моего сына справляться с даром, но он совсем одичал и почти не разговаривает. Вы отводите ему слишком мало времени среди обычных людей. В результате у него не будет ни нормального образования, ни умения вести себя в обществе. Жить он сможет только в вашей общине. Вы этого добиваетесь?
— Ты умолял меня взять его в ученичество, а теперь возмущаешься? — гневался наставник. — Мы покажем ему то, что действительно важно. А уж с кем быть, он выберет сам.
Отец только скрипнул зубами и отвернулся. Но в следующий визит сына они отправились на шумную городскую ярмарку, где отец заставил Николаса общаться с людьми и вникать в дела, а после не оставлял в покое со всякими правилами и соблюдением всех политесов. Мальчик слушался только из привязанности к нему, хотя эти занятия интереса не вызывали, словно были совсем не его стихией.
Вскоре Гвидион познакомил Николаса с другими Сумеречниками. Жили они в труднодоступной горной крепости, недалеко от укрытой скалами бухты. Здесь Сумеречники ловили рыбу, держали коз и овец, на небольших террасах разбивали сады и кое-как выживали. Обнаружились среди изгнанников и выходцы из знатного сословья. Некоторые вещи Николасу пришлось перенимать из их воспоминаний о высшем свете и чопорных манер, хотя искренность и непринуждённость Дома-под-холмом нравились ему гораздо больше.
* * *
После ужина в Доме-под-холмом они рассаживались в плетеные кресла и пели баллады о Сумеречниках, древние и новые. Мидрир играл на пузатой волынке из овечьей шкуры. Риана пела доставшимся ей от матери-ши тонким голосом. Гвидион перебирал струны лютни. Николасу же вручили обтянутый тугой кожей барабан. Пока мальчик не запомнил всех слов, ему велели отбивать ритм. Гвидион и Мидрир в один голос заявили, что это будет очень полезно для тренировок.
Пришлось сдаться, хотя к музыке Николас склонности не имел. Но эти мелодии, эти слова завораживали, переносили во времена великих подвигов, на поля битв, где кипели жаркие схватки, проливалась кровь, лязгало оружие, неслись в атаку кони, ликовали, побеждая, или падали в глубокой печали, поражённые предательскими стрелами, воины.
— Мой муж Повелл погиб в последней битве ордена при Астальшир Мур, — разоткровенничалась однажды Риана.
— Простите!
Николас чувствовал вину за деда каждый раз, когда разговор заходил о тех страшных событиях.
— Да ну, причём тут ты? — встрял Мидрир. — Тогда войском даже не твой дед руководил.
— То есть как? Но я думал...
— А вот так, — отвечал оборотень. — Доблестный Архимагистр Ойсин Фейн давал последние бои единоверцам и даже выигрывал. Его называли потомком Безликого, настолько удачлив он был. Ему молились, как богу. Всем казалось, что победа возможна и даже близка. Но его войско заманили в ловушку на болотах, окружённых кольцом неприступных скал. Выхода из Астальшир Мур было всего два, и оба перегородил Неистовый гон.
— Единоверцы сговорились с Аруином?! — Николас в ужасе прижал ладони к губам.
— Лучезарные. Обычные единоверцы об этом даже не догадываются. В той битве полегло много великих воинов, мой шурин Повелл, и даже сам Архимагистр Фейн. Если бы на поле боя не появился Утренний всадник, в живых никого не осталось бы. Неистовый гон испугался исходившего от него могущества и пустился в бегство. Тогда по праву чемпиона Гэвин объявил себя Архимагистром и распустил орден. От него исходила такая ураганная мощь, что никто не решился перечить, даже бравые Сумеречники.
Николас шумно выдохнул, представляя эту битву.
— Почему же он не смёл Лучезарных?
— Говорят, к ним в лагерь он пришёл уже окончательно надорванным и не мог поднять ветроплавом даже камень. Такие силы если и проявляются в нас в миг острой нужды, то очень ненадолго, и плата за них неимоверно велика. Всё нуждается в равновесии, даже сила, — включился в разговор Гвидион.
Николас задумчиво посмотрел на свои ладони. Распрощаться с даром, с жизнью, с честью ради одной победы, ради одной короткой вспышки? Какая чудовищная плата!
— Отец сказал, будто дед возродился во мне. Такое возможно?
— Я помню Гэвина в твоём возрасте. Вы очень похожи: и внешне, и характером, и проявлениями дара, — с тоской вздохнул Гвидион.
— Мы верим, что люди, как и растения, умирают поздней осенью, чтобы возродиться ранней весной обновлёнными, очистившимися, полными сил. Близкие, друзья, любимые, с которыми нас разделила смерть, обязательно встретятся с нами вновь. Набравшись опыта и став лучше, мы выстоим и проживём счастливую жизнь вместе. Я верю, что Повелл будет со мной в следующей жизни, поэтому и храню ему верность. Это помогает жить дальше, — Риана приложила к губам свой серебряный браслет на запястье.
— Но ведь мы ничего не помним о наших прошлых жизнях, — возразил Николас. — Я — нет, а вы?
Взрослые замотали головами.
— Помнит наше сердце, — ответила Риана. — Тот, к кому тебя неодолимо тянет даже сквозь огромные расстояния, тот, с кем жизнь сталкивает тебя вновь и вновь — это и есть близкие из твоих прошлых воплощений. Череда совпадений, повторяющиеся ситуации, навязчивые сны — всё приходит оттуда. Если разгадать их и не повторять старых ошибок, можно вырваться из порочного круга страданий и устремиться к светлому будущему.
— Сны? — напрягся Николас, припоминая, как звал отца, и с пальцев капала кровь. Неужели это из прошлой жизни? И может повториться в этой?
— Тебя что-то беспокоит? — вгляделся в его лицо Гвидион.
— Так я и правда могу быть им? Моим дедом?
— Этого никто, кроме тебя, не скажет. Даже если что-то предначертано свыше, твоя судьба всё равно зависит только от твоего выбора. Так что скажи сам, ты — это он?
— Нет, — Николас задумчиво повёл плечами. — Я — это просто я и никто больше!
— Значит, так и будет, — примирительно улыбнулся наставник. — А теперь давайте споём про последнюю битву при Астальшир Мур!
Тревога потонула в звуках музыки и хоре голосов, приближая трагические видения конца.
* * *
Со временем учёба усложнилась: как тренировки с даром, так и фехтование. Николас раскапывал на ровной полянке за холмами ямы, накрывал их огромным покрывалом и прыгал по нему, пытаясь вспомнить расположение ловушек. Мидрир заставлял его лазать по деревьям, а позже и скалам в Каледонских горах, приучая к высоте. Принуждал носить на голове корзины с яблоками, вёдра с водой и миски с овсом.
Это пригодилось, когда Гвидион вздумал учить Николаса канатоходству. Они натянули верёвку между двух крепких сосен на высоте в несколько ярдов.
— Равновесие как телесное, так и душевное — главное для ветроплавов, — объяснял Гвидион. — Главное для любого Сумеречника, что с прямым даром, что с опосредованным, воздушным, водным, огненным или земляным. Причём телесное натренировать гораздо проще. Вспомни, как ты не любишь медитировать.
