| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
История, и в самом деле, печальная. Причем возникает вопрос:
— Dou Лигмун сказал, что молодой человек по имени Нирмун — его внук. Но если у Лигмуна была только дочь, значит...
Лита терпеливо пояснила:
— Ее сынок и есть. До свадьбы родила, да и свадьба случиться не успела... Но внук законный, не сомневайтесь! На матушку свою сильно похож, только глаза чужие.
Глаза, видимо, отцовские. Кстати, об отце:
— А тот парень? Куда он делся?
— Кто ж знает? Но был тут, когда его любимую хоронили. Мать рассказывала: мрачнее тучи стоял, и хоть черный, как смоль раньше был, а виски вмиг снегом покрылись, и глаза потухли. Хозяин ему тогда остаться не предложил: не в себе он был, хозяин-то. А парень и настаивать не стал. Посмотрел только на сына и ушел. С тех пор его и не видели. Да и тех, кто помнит все это, мало осталось.
Я бы предпочел не хранить подобные воспоминания, тем более, годы спустя они обрастут красочными подробностями, за частоколом которых истинная история будет почти не видна. Но для селян любые яркие события, хоть радостные, хоть грустные, заслуживают чести быть запечатленными в памяти:
— Зато твои дети и дети их детей будут передавать друг другу историю про злых волков.
— И будут! — горячо подтвердила девушка. — Нельзя такое забывать!
В здешней округе не любят волков... Плохая новость для Киана. Впрочем, это уже не моя забота, а Ксаррона: пусть сам защищает своего слугу, благо располагает широчайшими возможностями и способен навести морок любой сложности на всех живых существ в пределах видимости и далеко за ней. Проще говоря, что кузену будет угодно, именно то люди увидят, услышат, попробуют на зуб и облапают.
— А скажи, красавица, почему тогда в поместье нет ни одной собаки? Призраки призраками, но зверей вокруг должно быть и без них много.
Лита настороженно посмотрела на дверь, прислушалась, не идет ли кто, потом придвинулась ко мне поближе и еле слышно прошептала:
— Это все хозяин, все он, болезный. Вбил себе в голову, что не всех убийц порешил, вот и ждет, когда последние явятся, а чтобы не отпугнуть, и собак не заводит.
— Жить посреди леса без охраны? Не слишком ли опасно?
Девушка горестно вздохнула.
— Да как уговорить-то? Он сам ничего уж не боится, а внук и подавно: может самой глухой ночью отправиться по лесу шнырять... Я видела, когда оставаться в поместье пришлось: ушел после полуночи, едва небо разъяснилось, а вернулся к утру, и пятна на рубашке были все красные, да запекшиеся, насилу отстирала. Может, и напал на него кто, не знаю. Только молодой хозяин за себя постоять умеет, вот и ходит в лес один.
У каждого из нас имеются свои странности, это верно. Нравятся Нирмуну ночные прогулки, опасные для жизни, пусть гуляет. А вот оговорка Литы о том, что ей пришлось оставаться в поместье, заслуживает большего интереса:
— Скажи, в котором часу здесь просыпаются? А то я приехал вроде и не слишком рано, но не видел ни одного слуги за работой.
— А и не увидели бы, — простодушно сообщила девушка. — Мы в доме не ночуем, в деревню уходим.
— Все из-за той давней истории?
— Из-за нее. Дурное здесь место, даже глаза сомкнуть боязно. Да хозяин и рад, что мы под ногами у него лишний раз не путаемся.
Надеюсь, призраки обитателям поместья по ночам не являются? Духа убиенной можно не ожидать: отец наверняка вознес над останками дочери все полагающиеся молитвы. А вот духи волков... вполне могли задержаться.
— Те волки, которых убил dou Лигмун... Что сделали с их телами?
Лита сдвинула брови, припоминая:
— Матушка говорит, на стене они висели, пока мясо не сгнило. А потом вроде выбросили куда-то.
Правильнее было бы сжечь сразу после убиения, но теперь уже поздно сожалеть. Ладно, как вести себя с райгами я уже знаю, правда, с животными разговаривать труднее, чем с людьми: нужно быть искренним в каждом слове, в каждой нотке голоса, в каждом оттенке чувства, но если понадобится, справлюсь. Хотя лично мне лес не показался зловещим ни в свете округлившейся луны, ни в лучах поднимающегося над горизонтом солнца.
— Так что кушать будете?
Ах да, кушать... Надо делать заказ, иначе накормят на здешний лад, а после "крестьянского" завтрака, предполагающего многочасовой тяжелый труд, я не смогу встать из-за стола.
— Сыр, хлеб, масло коровье, если имеется, мед, красное вино, желательно потемнее.
— С утра пораньше за питие? — поинтересовался из коридора Бэр.
Всегда мечтал сам научиться так владеть голосом: сказано вроде бы бесстрастно, предельно равнодушно, почти скучно, при этом не оставляет ни малейшего сомнения в намерении чувствительно уколоть самолюбие собеседника.
Но обижаться не буду, обиду оставлю тем, у кого губы тонкие: пусть дуются, глядишь, поможет улучшить внешний вид.
— А зачем зря время терять?
— Да ты и не теряешь... — лучник многозначительно ухмыльнулся, переведя взгляд на Литу. Та почему-то зарделась, но скорее недовольно, чем смущенно, осторожно ссадила кошку на сенник и, проходя мимо Бэра, тщательно притворилась, что не замечает статного черноволосого парня, зато в дверях обернулась:
— Я сама все сготовлю и принесу, вы уж обождите немного, сделайте милость!
Когда шаги девушки стихли у подножия лестницы на первом этаже, лучник сбросил ехидную маску, под которой обнаружилось внимание вперемешку с настороженностью:
— Хок сказал, ты хотел меня видеть?
— А также слышать, говорить и вообще убедиться, что время от мига расставания до мига встречи ты провел без потрясений.
Он лениво пожал плечами:
— Какие еще потрясения?
— Ну как же! Твоего младшего товарища я еле уговорил забыть о злости.
— То-то рыжий весь светится... И как уговаривал?
— Словами, исключительно словами. А на твою долю, увы, этого богатства уже не осталось.
Печальная улыбка проявила себя только во взгляде синих глаз. У парня появилась прекрасная выдержка, надо же... Значит, с ним будет труднее всего.
— Ничего, переживу.
— Конечно, переживешь! — я потянулся за свертком. — Кстати, не думай, что моя память дырявая, как решето: что обещал, то сделал.
— Неужели?
Ни тени воодушевления или хотя бы любопытства. Странно. Раньше Бэр казался мне более открытым и не сдерживающим чувства: вспомнить хотя бы нашу потасовку после встречи с шаддой. Сейчас же передо мной стоит удивительно спокойный и рассудительный человек, даже чересчур взрослый для своих лет. Эх, надо было поговорить с Рогаром поподробнее о каждом из парней, а не гадать по облакам, что, с кем из них и когда могло произойти.
— Владей!
Протягиваю подарок. Бэр медлит, но все же принимает сверток.
— Не хочешь взглянуть, что там?
Наверняка хочет, но что-то его смущает. Может быть, чувство, что не заслужил? Наконец, слышу короткий вопрос:
— "Радуга"?
— Нет. Но вещь не хуже.
Длинные сильные пальцы тянут за шнурок, чехол с шуршанием падает на пол, а в глазах лучника появляется удивление, с которым он не способен совладать.
— Что это?
— Лук. Как ты и хотел. Очень хороший лук.
— Вижу, что хороший.
Ладони жадно обнимают золотисто-серые костяные изгибы.
— Такого больше ни у кого нет.
Легкое недоверие в голосе:
— Ни у кого?
— Я лично его зачаровывал. Стрела, пущенная из этого лука, всегда попадет точно в цель. Только не забывай говорить, куда именно ты хочешь попасть.
— Говорить? Кому?
— Луку, конечно. Он услышит и исполнит.
Бэр посмотрел на меня, как на законченного идиота.
— Услышит?
— Предлагаю попробовать, раз уж не веришь мне на слово. Стрелы в твоем хозяйстве найдутся?
Стрелы нашлись. Самым трудным оказалось выбрать мишень: все деревянные предметы во дворе находились на расстоянии, вполне преодолеваемом любой стрелой, пущенной из любого, пусть и плохонького лука, следовательно, не годились для проверочного выстрела. Поэтому, не без труда подготовив оружие к стрельбе, Бэр выжидательно замер, взглядом уныло спрашивая: "И куда прикажешь стрелять?" Действительно, куда? Цель должна быть небольшой и труднодостижимой, иначе весь эффект насмарку: в том, что райг не подведет и поразит выбранную мишень, я не сомневался. Еще бы ее отыскать...
По светлой синеве утреннего неба ползут облака, маленькие и косматые, как нестриженые овцы. Ползут, погоняемые ветром, крылья которого задевают верхушки деревьев и перешептываются с листьями, перескрипываются с... Флюгером на башенке, венчающей главное строение в поместье. То ли птица, то ли зверь, выпиленный из доски и некогда ярко раскрашенный, а теперь выцветший и вылинявший, в действительности длиной около локтя, но с земли кажется ладошкой, не больше.
— Попадешь?
— Куда?
Я указал на поворачивающийся из стороны в сторону флюгер. Бэр прищурился, оценивая предложенную мишень.
— Только если ты прав, и лук сам сообразит, что делать.
— А без чужой помощи?
Лучник помолчал, но все же честно признался:
— Попаду, если он перестанет крутиться. А так не обещаю.
— Но попробовать-то можно?
— Как хочешь.
Он перебрал содержимое колчана, выбрал одну из стрел, положил в выточенный желоб "русла". Посмотрел вверх с заметным сомнением, но поднял лук и потянул за тетиву. Рога хищно выгнулись, застыв в ожидании приказа. Синие глаза взглянули на меня с сожалением о потраченном зря времени, снова перенесли внимание на цель, губы неуверенно, но послушно произнесли:
— Флюгер.
Пальцы разжались, и... Стрела не поспешила сразу же отправиться в полет, а явственно задержалась, словно поджидала наилучшего стечения обстоятельств. Заминка составила менее четверти вдоха, но была замечена и Бэром, и мной. А когда тетива с глухим стоном освободилась от лишнего натяжения, мы оба, задрав головы, с минуту пялились на деревянного зверя, обзаведшегося чем-то вроде хвоста: наконечник пробил одну из половин флюгера, а древко стрелы остановилось, увязнув ровно до середины.
— Что это было?
А он молодец, не испугался.
— То, о чем я говорил.
— Значит, зачарованный?
— Именно.
Лучник уважительно провел ладонью по костяному плечу.
— Он сам выбрал момент выстрела... Как?
Синий взгляд требовал немедленного разъяснения всех подробностей явленного чуда, но я только улыбнулся:
— Это его секрет, не мой.
Конечно, мне не поверили. Но и расспрашивать дальше не стали, потому что на двор заглянула Лита с увесистым подносом в руках:
— Вот вы где, а я наверху ищу... Будете кушать-то? Или решили сразу за дела приняться?
— Конечно, буду! И если не нарушу ничьих правил, то прямо здесь: погода славная, общество приятное.
— А вас тоже покормить? — с меньшей любезностью обратилась девушка к Бэру.
— Позже, — ответил лучник, для которого сейчас не существовало ничего, кроме теплой костяной рукояти в ладонях.
— Проголодается — попросит, — успокоил я Литу. — Пусть с новой игрушкой сначала вдоволь наиграется.
* * *
Служанке не положено есть с господами, и девушка, принеся завтрак для меня, снова поспешила на кухню в сопровождении Шани, которой были торжественно обещаны обрезки свежей курятины, а я налил полкружки вина из плохо вытертого от пыли кувшина, намазал ломоть свежевыпеченного хлеба маслом, капнул сверху меда, и пока съедобное сооружение пропитывалось жирным и сладким соусом, начал жевать сыр, прикидывая, какими словами извиняться перед хозяевами за порчу надкрышного имущества.
Впрочем, если хозяин поместья настолько одержим войной с волками, что не заводит сторожевых собак, а ворота днем держит и вовсе открытыми настежь, лишняя деталь флюгера вряд ли будет замечена. Следовательно, не стоит раньше времени брать на себя вину. Может быть, бурю негодования вообще пронесет мимо, а стрела сама вывалится. Главное, Бэр доволен подарком, хотя вопросов возникло больше, чем ответов, которые можно дать.
Как дух управляется с луком? Не знаю и знать не хочу. Можно предположить, что он, заполнив собой полости мертвого Кружева, способен воздействовать на свободные Пряди пространства, но... Честно говоря, приятнее и увлекательнее просто наблюдать, как на твоих глазах происходит чудо, чем копаться в его механике. К тому же, если вспомнить уверения Магрит, чудес не бывает, бывают только чудотворцы. Значит, райг и я — они самые. Потому что натворили от души и много. И хорошо-то как натворили!
Плоть свежевыпеченного хлеба легко сминается пальцами, но отпущенная на свободу, легко и упруго восстанавливает прежние пышные формы. Я так не умею. Вернее, умею, но удовольствия никому не доставляю: оставшись без присмотра, снова погрязаю в старых ошибках... Но почему-то чувствую себя почти счастливым. И мое теперешнее счастье сложилось из ничтожных мелочей: вкусная еда, теплое место, спокойное сердце. Сделано почти все, что требовалось. Кошка удовлетворена, поместье осмотрено, обещание касательно лука выполнено, посылка для кузена в целости и сохранности ждет часа вручения у меня на груди, а с занозами Бэра отправлюсь знакомиться попозже, когда отдохну и наберусь сил. Попросить, что ли, Литу принести еще хлеба? Кажется, смогу съесть целую буханку, особенно запивая вином... Да, пожалуй, надо наведаться на кухню, заодно посмотреть, не перекормили ли там мою питомицу.
Но пока я лениво планировал свои дальнейшие действия, мир вокруг меня успешно принимал собственные решения: через открытые ворота во двор въехал всадник.
Судя по отсутствию клочьев пены на лошадиной шкуре, особой спешки в прибытии не было. Да и взрослый мужчина, с уверенной небрежностью расположившийся в седле, не выглядел утомленным долгой дорогой. Впрочем, дольше необходимо оставаться "верхом" он тоже не собирался: спрыгнул, ласково похлопал ездовую животинку по сильной шее и, хрустя каменной крошкой, направился к крыльцу. На ступеньках которого, собственно, и сидел ваш покорный слуга, дожевывая завтрак.
— Мир этому дому, — начал незнакомец с традиционного приветствия.
— И вам войны поменьше, — отозвался я, отметив длину притороченного к седлу меча и увесистость кинжалов в набедренных ножнах пришельца.
Мужчина нахмурился, но тут же довольно добродушно усмехнулся, от чего его лицо стало казаться совсем круглым и удивительно безобидным.
— Острый глаз — хорошо, острый язык — еще лучше...
Эту поговорку воинов я уже и не соображу, когда и где услышал впервые, однако запомнил твердо. Можно сказать, заучил наизусть, и не видел причины не похвастаться усвоенными знаниями. К тому же, если предлагают переброситься словесными ударами, грех отмалчиваться:
— А острый клинок — всему голова!
Незнакомец прищурился, оглядывая меня с ног до головы и больше всего внимания уделяя моему лицу. Я, чтобы не остаться в долгу, ответил взаимностью, пробежав взглядом по тщательно отчищенной от пыли дорожной одежде (чистить замшу — сущее наказание, сам не раз был вынужден этим заниматься, потому старания пришлеца привести наряд в порядок можно было счесть и данью уважения к посещенному дому), по коротко стриженым волосам, цвет которых походил на подгнившую солому, по плоскому носу, свойственному уроженцам Севера, и глубокой бороздке старого шрама справа от ямочки подбородка. Меня результат осмотра вполне удовлетворил, мужчину, видимо, тоже, потому что он кашлянул и осведомился:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
