— Где тебя будут искать в первую очередь? — задал я встречный вопрос. И, видя его недоумение, спокойно пояснил: — Они знают, куда ты собираешься бежать? Друзья, родственники... дом...

— Нет. Ничего из названного.

— В таком случае, как насчет этого? — Корин ковырнул ногтем точку в перелеске правее восточного тракта.

— Я смотрю, тебе не терпится от нас избавиться? Мечтаешь увидеть друзей нанизанными на сосны?

— Все в порядке. Никуда нас не вплавит, — отмахнулся я. — Не тот вид магии. А идея неплохая, поддерживаю.

— Почему именно сюда? — проворчал Нэльвё.

— Из-за этого, — я стукнул пальцем по пухлому чернильному кружочку, располагавшемуся совсем рядом. — Деревенька. Можно будет купить лошадей, запастись какой-никакой провизией, а поутру выехать на тракт. Только вот надо придумать если не убедительную, то хотя бы сносную легенду. За родственников нас никто в здравом уме не примет.

— Нам почти ничего не надо придумывать, — спокойно вмешалась девушка. — Я — благородная госпожа Камелия Эльгйер, еду к отцу, герцогу Фреймару Эльгйеру, в столицу. Меня сопровождают почтенный магистр маг и мастер клинка. По-моему, хорошая легенда.

— Если не считать того, что магистр маг одевается как бродяга, а охранник будто только что из боя.

— Твоя же рубашка, — проворчал я.

— Моя, — легко согласился Нэльвё. И, выждав паузу, с чувством продолжил: — Самая дрянная моя рубашка. Дешевая ткань, простой покрой... Не представляю, чем был продиктован твой выбор.

— Под верхней одеждой все равно не видно, из чего пошита сорочка.

— Что-то я ее у тебя не наблюдаю, — иронично заметил Отрекшийся.

— Скажем, что отбивались от разбойников, — нашелся я, только бы не признавать поражение. — Вот и... пострадали. Заодно будет чем оправдать отсутствие коней и провизии.

— Хорошая идея! — преисполнился энтузиазм Корин. — Значит, решено! Тогда все? Мио займется телепортом, а мы — сборами. Сколько времени, кстати, это займет?

— Часа полтора, — помедлив, прикинул я.

— Слишком долго. Быстрее никак? — поморщился Нэльвё.

Я пожал плечами:

— Если Корин позволит воспользоваться им и его магическим потенциалом, уложусь минут в двадцать.

— Я бы с радостью, но... боюсь, господа не смогут собраться сами. Все-таки это мой дом, — медленно, тщательно подбирая слова, проговорил Корин после короткой паузы.

— Значит — полтора часа, — холодно ответил я и встретился взглядом с Нэльвё.

— А я могу помочь? — зазвенел серебристым перезвоном голос Камелии. Она вновь удивила меня, вот уже второй раз за вечер.

Я медленно повернулся к девушке.

— Леди, ваше... благородное неблагоразумие ставит меня в тупик. Мы знакомы с вами всего несколько часов, а вы готовы рискнуть жизнью, соглашаясь быть медиумом. Неужели вы никогда не слышали мрачных сказок о злых ведьмах, которые обманом завладевали телами юных дев, чтобы вернуть утраченную молодость?

— Но ведь Вы не обманете мое доверие? Дадите мне слово?

— Ручаюсь, что вам ничто не угрожает, — склонил голову в легком поклоне я. И, повернувшись, сказал:

— Корин, для ритуала мне нужна комната с двумя стульями, в которой вы или вообще не появитесь, или не будете шуметь и сбивать меня.

— Можете пройти в гостиную при моей спальне. Если, конечно, тебя устроят кресла вместо стульев.

— Устроят, — кивнул я. — Вы уложитесь в полчаса?

— Должны, — лаконично ответил он.

— Прошу, леди, — я широким жестом указал на дверь и пропустил ее вперед. И, выйдя следом, подал ей локоть.

Дальше мы пошли под руку.

— У Вас замечательные манеры, мастер Мио, — благосклонно сказала девушка.

— В самом деле, леди? — улыбнулся я. — Видимо, курс придворного этикета в Академии не прошел зря.

— Придворного этикета? — длинные, изогнутые ресницы взметнулись вверх. — Но у нас же...

— Я учился тогда, — терпеливо пояснил я, — когда Северой еще правили короли.

Ее глаза широко распахнулись. Камелия даже на мгновение остановилась, обратив ко мне взгляд, но почти сразу спохватилась, и мы зашагали дальше.

— Да, леди, не удивляйтесь. Кстати, — я, придерживая дверь, вновь пропустил ее вперед, — прошу простить то, как я обратился к Вам в начале знакомства. Мне, право, неловко.

— Ах, оставьте! — воскликнула она. — Леди я два месяца в году, в отцовском замке! В остальное же время — обыкновенная студентка Академии, ничуть не хуже и не лучше других.

— Похвальное здравомыслие. Жаль, мало кто его разделяет.

— Как говорит наш мастер клинка, — невесело рассмеялась Камелия, — "противнику все равно, кого убивать". И, как бы нелестно это ни звучало, он прав.

— За такие слова можно попасть под суд, — покачал головой я.

— Можно. Но к старшим курсам заносчивость выветривается. К тому же суд... это так... — она поморщилась и неопределенно повела рукой, словно надеясь нащупать подходящее слово, — по-мещански. Понимаете меня? Благородный лорд имеет смелость принять правду. Если же он оклеветан или оболган, то должен доказать это и получить извинения. Если обидчик не желает признавать свою ложь, лорд защищает честь на дуэли. Но никаких судов и штрафов за оскорбления! Честь нельзя купить.

— А что же делать, если вы не можете противостоять обидчику? — спросил я, подавая ей руку и помогая усесться в кресло напротив камина.

В ее глубоких, бездонных глазах задрожали пронзительно синие отблески. Черты лица заострились в причудливой игре теней.

— Если вы только и умеете, что танцевать на балах, значит, вы не Высокий лорд, — жестко закончила она. — Убирайтесь прочь из высшего света, в младшие сословия...или в забвение.

— Вы не столь милы и безобидны, как кажется на первый взгляд, — медленно сказал я, глядя на нее из-под опущенных ресниц. — Простите, если это прозвучало, как грубость. Я всего лишь хотел сказать, что у Вас есть внутренний стержень... и жесткость.

— Надеюсь, не жестокость, — грустно улыбнулась она. — Мне говорят, что я еще совсем ребенок, даже не подросток. А дети часто бывают жестоки... несмотря на наивность.

— Все верно. Сколько Вам? Шестнадцать? — спросил я, положив руку на стол и глядя на нее. — Вы человек всего лишь на четверть, верно? Аэльвис взрослеют медленно.

— Равно как и стареют, — улыбнулась она, подавая мне свою узенькую ладошку. — Но мы отошли от темы, мастер. Я не понимаю тех, других, кто "носится со своей фамилией". Как можно считать себя выше тех, кто сильнее, талантливее, лучше, только потому, что принадлежишь к древнему роду? Как пенять незнатным происхождением тем, с кем стоишь спиной к спине на тренировочных боях? А мастерам, магистрам? В Высшей школе с Высоких лордов сдувают пылинки, а толку? — и затараторила, опомнившись. — Вы теперь мой учитель, мастер, поэтому не нужно церемоний. Одергивайте, если ошибаюсь, исправляйте, говорите в лицо. Впрочем, — добавила она, задорно сверкнув глазами, — мне почему-то кажется, что Вы в любом случае будете делать только то, что сочтете нужным. Не взирая на запреты.

— Вы правы... Камелия, — улыбнулся я. — Как и любой из бессмертных. А теперь пора приступать. Закройте глаза и не волнуйтесь.

Она чуть заметно вздрогнула, и улыбка стала натянутой, вымученной.

— А я... я смогу видеть? — пытливо заглянув мне в глаза и болезненно сжав руку, спросила она.

— Как пожелаете.

— Желаю!

— Воля Ваша, — я ободряюще улыбнулся. — Закройте глаза, леди, прошу Вас... вот так. Дышите глубоко, размеренно... дайте я нащупаю ваш пульс, мы должны дышать в унисон. Хорошо.

...В густом, разом потяжелевшем воздухе словно повисли восточные благовония — сладкие, удушающие, невыносимо-чуждые. Чудовищная тяжесть свинцом разлилась по венам, прибивая к креслу, как дождь — дорожную пыль; железным обручем стиснула грудь. Тонкая золотая нить, протянувшаяся между нами по сцепленным ладоням, пела и плясала, пружинила от каждого невесомого шага. Только бы пройти, не сорваться. Только бы пересилить...

Все прекратилось, так же резко, как началось. Я вдохнул — глубоко, свободно; откинулся на спинку кресла. Благостное небытие убаюкивало, нашептывало, пело колыбельную...

Лишь брезжившее на самом краешке воспоминание заставило меня опомниться.

Я медленно, не веря в чудо, шевельнул пальцами. Энергия — чистая, пьянящая, искристая, как вино южных земель — прокатилась по сцепленным ладоням и вырвалась безудержным ветром. Изогнулась каминная решетка, зашипели потревоженные угли, гулким перестуком отозвались улетевшие вглубь поленья. Хлопья пепла закружили в воздухе — и серым порошком рассыпались по ковру.

Волшебство пьянило, кружило голову. Волшебство — и свобода, невообразимая и безграничная, как если бы за спиной раскинулись крылья. Я думал, что потерял ее навсегда — и вновь обрел. Как от нее отказаться?..

Старинные сказки, говорите?

...От нее — и от соблазна стать прежним. Особенно когда от этого становления тебя отделяет только собственный запрет.

Так просто сломить ее волю: только протяни руку, только коснись, совсем легонько — и ее не станет.

Да, просто... и бессмысленно. Потому что это не та свобода, которую я знал раньше, и которая мне нужна. Прошлого не вернуть.

Я провел дрожащей рукой по лицу, стирая не столько выступивший на лбу пот, сколько наваждение.

Спокойствие. Вдох, выдох... Пора приступать к работе.

"Камелия... — позвал я. — Камелия!"

Слабый отзвук дрожью прокатился по натянутой нити. Еле ощутимое колебание задрожало где-то на противоположном конце.

— Вы здесь? Хорошо. А теперь смотрите и запоминайте.

Грань истончилась. Я, до последнего удерживавшийся на тонком изломе-ребре реальностей, сорвался в бесконтрольном падении. И, услышав перехваченное от детского восторга и вспыхнувшее за Гранью всеми оттенками алого дыхание Камелии, улыбнулся сам.

...Я помнил это мгновение, когда реальность впервые расступилась передо мной двумя схлестывающимися потоками. Мгновение, когда я впервые увидел ее — Изнанку, оборотную сторону. Мир, как он есть — искренний, кристально-ясный, настоящий. Где Слово становится былью, невыразимое расцветает диковинными вспышками-кляксами, водной дымкой акварельных красок. Где люди, озаряемые ореолами чувств и намерений, прекрасны и отвратительны, насколько заслуживают. Где магия — такая загадочная, неведомая, странная — предстает в виде упорядоченных структур: тонко сплетенных кружев, паутинок и, порою, цепей.

Помнил восторг и радость. И невыносимое любопытство, желание заглянуть еще дальше; шагнуть в Бездну без конца и края.

И заглянул, удержавшись от последнего безрассудного шага.

Там, в глубине, не было ничего. Нет, это не то ничто, что плескалось на первых, самых ранних Гранях. Оно было свое — домашнее, родное. Почти воздух, которого здесь нет — туман цвета топленого молока, нежно обнимающий плечи. То ничто было чуждым всему вещному, сущему; всему бытию. Чистый, первозданный хаос, переменчивый, подвижный, бесконечно поглощающий самого себя... и все, что попадает в его объятия.

Я вздрогнул. Время, Мио, время. Ты не имеешь права его так беззастенчиво тратить.

Перемещение троих на полсотни миль от города... Как бы получше сформулировать?

Я задумчиво закусил губу. Прикинул в голове структуру заготавливаемого заклинания, мысленно покрутил ее так и эдак, осматривая получающийся кокон-узор. И, внеся пару коррективов, принялся сплетать тончайшие силовые потоки в воздушное кружево.

Конечно, всего этого делать необязательно. Раньше, когда я еще был настоящим чародеем, в девяти случаях из десяти я игнорировал эти мелочи, интуитивно подбирая способы воплощения желаний и выкрикивая приказ. Подумаешь — пара узелков не закреплена, пара петель растянута и изуродована! Энергия сама, подчиняясь одной только моей воле, упорядочивалась, облекалась в нужную форму. Но Камелия не обладала ни моей беззастенчивой удачливостью, ни соизмеримым магическим потенциалом, а мне не хотелось рисковать — вот и подошел к плетению осознанно. Правда, все равно достаточно халатно: не сплетая все сам, с нуля, а просто корректируя то, что получалось неосознанно.

Я управился минут за десять, большую часть из которых перепроверял результат. Смахнул пульсирующую мягким светом заготовку в кулак и сжал. Она распалась сизой дымкой, уйдя сквозь пальцы — но я знал, что заклинание появится вновь по первому же моему приказу.

— Очнитесь.

Я коснулся ее лба. Камелия безвольно откинулась на спинку кресла. Дыхание — до того размеренное, замедленное — участилось. Я расплел руки.

И ее глаза распахнулись.

— Тише, — приказал я, предвосхищая поток восторгов и сбивчивых вопросов. — Позже, хорошо? Признайте, Камелия: половина из того, что вы хотите спросить, — откровенная чепуха. Когда осмыслите все и захотите узнать больше — или прогуляться вновь — обращайтесь.

Камелия закрыла рот и сдержано кивнула, не в силах оторвать от меня взгляда полного молчаливого обожания.

— Подождем здесь. Не вставайте, — предостерег я. — У медиума может быть слабость и головокружение.

Я поднялся из кресла и медленно подошел к камину. Огонь, спугнутый мной, давно потух, но из камина еще веяло теплом. Самое то, чтобы прогнать остатки наваждения. Как и вино.

— Мастер, — окликнула меня Камелия. Я замер, не донеся бокал до губ, и с удивлением посмотрел на нее. — Я подумала... вы сказали, что жили до войны...

— Это так.

Заинтригованный, я обернулся к ней, передумав прикасаться к напитку. Бокал так и остался в моих руках, и я стал раскачивать его, зачарованно наблюдая за перекатывающейся кромкой волны.

— Тогда, — медленно продолжила Камелия, подбирая слова. — Вы, наверное, сможете сказать мне правду.

— Леди из дома Высоких лордов интересуется пыльными, подбитыми молью тайнами прошлого? — улыбнулся я, опираясь на каминную полку. — Спрашивайте, а я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

— Мне с детства твердят, что последний король, Роан Второй, был трусом, неспособным защитить государство и дать достойный отпор врагам. Что переворот, уничтожение правящей династии, воцарение высочайших домов — вынужденные меры. Иначе бы мы проиграли. Придя в Академию, я узнала, — ее тихий голос набирал силу, звучность, полнился обертонами и, в конце концов, зазвенел сталью, — что нас называют предателями. Узурпаторами. Говорят, что мы сами спровоцировали войну, а потом воспользовались слабостью государства, бросив страну на растерзание антерийским псам, жегшим деревни и стиравшим города с лица земли. Лорды говорят, что иначе спастись было невозможно; что жертв было бы еще больше. А в Академии, что настоящие убийцы — мы. Так кому же мне верить, мастер? Книгам? Их пишут победители. Отцу, который душу отдаст за честь рода? Преподавателям и студентам, которым никогда не стать мне ровней из-за принятого пакта о Высочайших домах?

— Никому, — бокал с тихим стуком опустился на мрамор каминной полки. — И ни в чем. Только себе. Смертные, aelvis, маги, высочайшие лорды... все одинаково следуют лишь своим интересам. Они будут с вами лишь до тех пор, пока ваши цели совпадают. Всегда сомневайтесь, не верьте никому, если только слова не подкреплены клятвой — да и ее порой можно, рискнув, нарушить. Запомните это. Что же касается вашего вопроса... Король был... неплохим. И, скорее всего, не привел бы страну к поражению. Ходили слухи, что Роан мог предотвратить войну, замять повод... но это все чепуха, Камелия. Войны развязываются по объективным причинам. Пока они есть, бесполезно заминать поводы. В лучшем случае ты оттянешь войну, дав противнику шанс нарастить военный потенциал. А Совет и устроенный им переворот... я бы... не хотел обсуждать ни их мотивы, ни их поступки. Я его слишком во много виню. И никогда не приму ту цену, которую они заплатили за победу. Не думаю, что вам станет от этого легче.