По краю

— Мелания, очнись! Что ты несешь? — удивилась Юстина, сбитая с толку ее нападками. — Причем здесь черные маги, причем его карьера? Речь идет о темном чародее, с которым вы спутались по неосмотрительности или из-за недостатка ума!

— Ну, конечно, — Мелания сверкнула глазами, как злющая кошка, — Юстина Зизий, разве мы, никчемные, можем сравниться с тобой, всегда правой и знающей, как поступать верно!

— Что с тобой, Мелания? Тебя опоили зельем?

Мелания стояла перед ней, сжав кулачки, казалось еще чуть-чуть, и она бросится в драку. Буря в душе Юстины улеглась, и она совершенно успокоилась, в противоположность подруге.

— Лучше не надо, — предупредила Юстина, усмехаясь, — я быстрее тебя. Вижу, что разговаривать бессмысленно. Я ухожу, но ты передай мои слова Терентию. Если он не уедет из города в три дня, я сообщу о его тайных свиданиях.

— Ха! — бросила ей презрительно Мелания, скрещивая руки на груди и выпрямляясь с надменностью.

Юстина быстро пошла к экипажу, чувствуя спиной прожигающий враждебный взгляд. Забравшись внутрь и захлопнув дверцу, она откинулась на сиденье. Взвесив все, Юстина решила, что поступила верно. Дело не только в ее детских воспоминаниях, связывающих ее с Порфирием. Она была уверена, что сможет переступить через них, если потребуется, как некогда переступил Лолий Осик через дружбу ради спасения города. Дело в ее заплутавших друзьях. Обратись она за помощью, неизбежно всплыло бы имя Терентия. Юстина не сомневалась, что Терентий скоро одумается и первым ужаснется преступлениям Порфирия. А, тем более, Мелания, потерявшая из-за любви способность самостоятельно мыслить.

Окинув взглядом площадь, она увидела на другой ее стороне знакомую фигуру. На миг почудилось, будто это Ипатий, но, всмотревшись, она узнала жениха Хрисы. Он, явно, вышел из Библиотеки и направлялся, кажется, в сторону театра.

— Лев! — окликнула его девушка, едва он поравнялся с экипажем. Он обернулся с мрачным видом, но спустя миг, узнав Юстину, сделав над собой усилие и приветливо улыбнулся.

— Юстина! Здравствуйте! Что вы здесь делаете?

— Я навещала друга в театре.

Лев обернулся к зданию, словно ожидал увидеть нечто необычайное за спиной.

— А вы как здесь очутились?

— Я? — он как будто растерялся. — Я прогуливался. У меня сегодня выходной.

— Могу вас подвезти, если хотите. У меня тоже выходной.

— Так вы тут одна? — произнес он со странным выражением. Юстина, удивленная его вопросом, кивнула. — Нет, спасибо, не нужно. Я засиделся в четырех стенах, хочется подышать свежим воздухом, пройтись.

Юстина возвращалась домой в недоумении. Она ехала в город с надеждой развеяться, но этот день окончательно все перевернул с ног на голову. Казалось, что она знает людей, окружающих ее, но все будто сговорились и преподносили сюрпризы. Аполлинария с ее откровенным увлечением Ипатием, Терентий с глупым честолюбием творца, загадочный Лев. Почему он выглядел смущенным и рассеянным, почему не упомянул о Библиотеке. Что в этом такого? И куда он направлялся? Неужели в театр? И только Хриса была такой, как обычно. Но Хриса не та женщина, которую собьет пустячная сиюминутная ерунда. Взять хотя бы то, с каким величием она наплевала на возню темных волшебников.

Глава 12

(Вечер того же дня.)

В разрывах туч снова появилась набирающая силу луна, и фиолетовые тени легли на дорогу. Ипатий остановился, прислушиваясь к ночи. В ветвях шумел ветер. На озере плескались волны, и оттуда тянуло сыростью, запахом рыбы и водорослей.

Дом Зизиев скрыли деревья. Ипатию вдруг пришло в голову, что впервые за долгие, долгие годы за ним никто не следит, впервые он один, предоставленный сам себе, без друзей и врагов. Сейчас он может нырнуть в лес и исчезнуть, как исчезают следы на прибрежном песке. Конечно, его будут искать и те, и другие. Но, быть может, несколько лет он проведет так, как сам пожелает. Ипатий качнул головой, отгоняя неожиданные мысли. Впереди слабо моргнул огонек, раз, другой.

Экипаж спрятался в придорожных кустах. В темноте и не заметишь, даже проезжая мимо. Ипатий легонько стукнул в стекло. Тотчас же полыхнула ослепительная вспышка света. Ипатий махнул рукой, будто схватил что-то невидимое, и потушил ее.

— Ты с ума сошел, Геврасий! Решил оповестить всю округу?!

Геврасий Врига открыл дверцу перед Ипатием.

— Вы пришли раньше, и я подумал, что это... — он махнул рукой. — Неважно! Залезайте. Даже если сию минуту прибегут стражи — ищи-свищи нас, как ветер в поле!

Ипатий забрался в податливо качнувшийся экипаж, сел на жесткий, обтянутый толстой кожей диван. Геврасий погнал по пустынной дороге. Он хмурился и поглядывал на Ипатия, и видно было, как бьется под его толстым черепом тревожная мысль, словно пойманная в сачок большая рыба. А Ипатий казался погруженным в думы и сосредоточенным больше обычного.

Экипаж вкатился в тихий пригород, промелькнул сновидением по спящим улицам, пробился сквозь туман на Второй Кольцевой и устремился к центру.

— Вот здесь останови, — Ипатий указал на десяток экипажей, оставленных на улице, идущей вдоль площади.

— А мне что делать?

— Тебе? Дожидаться меня, не выходя из экипажа.

— Считаете, что Порфирий встретится с вами честно, один на один? — хмуро проговорил бывший комендант. — Он не доверяет и понимает, что вы не так просты и не сообщили ему о своих истинных намерениях.

— Тогда он ошибается: я прост и очевиден, как солнце днем.

— Почему мне нельзя с вами пойти?

— Ты ничем не поможешь, друг мой, — ответил Ипатий. — Скорее затруднишь дело. Нет, сделай, как я сказал. А пока выйди и посмотри: не видно ли чего-нибудь подозрительного. Встрече не должны помешать ни стражи, ни дознаватели.

Ипатий отвернулся к окну, показывая, что разговор окончен.

Луна играла с тучами, как танцовщица с веерами, и лиловый свет чередовался с пепельной мглой. Слабые фонари, притушенные на ночь, далекими огоньками светились у входа в театр и Зал Собраний, а возле Ратуши фонарей не зажигали давно. Цепочка таких же слабеньких, приглушенных огней, тянулась по периметру площади. Но света их не доставало, и середину площади заливала чернота. По правую руку выступала громада Библиотеки. И ее крыльцо освещено скупо, но в широких окнах иногда мелькали огни — кто-то бродил по залам. Ипатий не удивился. Библиотека упоминалась со времен первых сохранившихся летописей. Ходили даже слухи, что она была еще до того, как сюда пришли первые люди. Старые библиотекари рассказывали странные легенды, о призраках и неведомых существах, населяющих ее. А что таиться в ее бесконечных подвалах — точно неизвестно никому, хотя туда регулярно отправлялись экспедиции смельчаков и помешанных книголюбов.

Возле театра ни Ипатий, ни Геврасий не заметили никакого движения.

— Значит, мой визави уже там, — проговорил Ипатий и изучающее взглянул на Геврасия. Тот всегда был прост, и не умел скрывать мысли. Вот и сейчас по нему видно, что комендант намерен ослушаться приказания, и пойти в театр следом. Геврасия отвлечь на время хоть какой-нибудь ерундой. Ипатий вдохнул влажного холодного воздуха и велел Вриге:

— Отгони экипаж на соседнюю улицу и будь там!

Геврасий запрыгнул внутрь и с досадой хлопнул дверцей. Коррик дождался, пока экипаж, блеснув лунным бликом в стеклах, растворится в темноте улицы, и эхо усядется обратно на каменный карниз, устав прыгать по мостовой, и пошел к театру.

На крыльце с его приближением разгорались фонари. Ипатий поднялся по ступеням, дверь легко поддалась нажатию руки. За ней покоился густой мрак вестибюля. Окон здесь не было, а свет почему-то не зажегся. Ипатий шагнул вперед и услышал за спиной скребущее эхо.

— Осторожней, — прошептали у него за плечом едва слышно, и по спине пробежали ледяные мурашки. — Опасность!

Ипатий раскрыл руку, широким движением выбросил световые шары, одновременно с этим разворачиваясь. Фоты стремительно разбежались и зависли в воздухе на разной высоте, озарив пустынный холл. Человек не смог бы скрыться так быстро. В пору подумать, что предупреждение померещилось. Ипатий направился к зрительному залу и, войдя, задержался на пороге. На сцене горел одинокий огонек, но сам зал не освещался. Коррик поднял голову, изучая ряды лож. Резные балкончики перламутрово светились, и ни движения, ни звука не доносилось из них. Самая неприятная часть пути — до сцены, между рядами пустых кресел. Оставалось надеяться, что Порфирий, и в самом деле, допускает, будто они могут договориться, и захочет попытаться. Ипатий приготовился к любым неожиданностям, ступая на красную ковровую дорожку, но беспрепятственно преодолел зрительный зал. И только, когда он взошел по боковой лесенке на сцену, за спиной, в ложах, что-то с грохотом упало. Мгновенно обернувшись, Ипатий выставил руку, создавая щит. Раздался смех. Сцена, освещенная единственным фотом, казалась по-прежнему безлюдной. Смех невидимки скакал в разные стороны зайцем, вспугнутым из-под куста. Ипатий не стал поворачиваться за звуком — иллюзия. Сцену убирали не особенно тщательно, и кое-где скопилась пыль. И на таком пыльном островке в глубине ее, недавно кто-то стоял. В другом пятне пыли — еще один след сапога. Обычно полной невидимости добиться не удавалось — невидимку выдавали звуки шагов или призрачный силуэт. И Ипатий с обманчиво-небрежным видом, засунув руки в карман сюртука, прошелся по краешку, приглядываясь. Смех оборвался. Над сценой повисла тишина.

— Зачем ты хотел встретиться со мной? — спросил Ипатий.

— Хотел предложить тебе объединиться. Подумалось, забавно, если городом будут править два темных чародея. Такого Магбург еще не знал, — голос Порфирия отдавался эхом от стен, становился то глуше, то громче.

— Фантазия глупого мальчишки, — Ипатий украдкой озирался по сторонам, но осторожный противник не выдавал себя ничем. — Какая мне нужда в тебе? В чем твоя ценность? Я не вижу в тебе особенной силы.

— Тебя держали в Холодной Скале, и, вероятно, потому ты не знаешь, что мое заклятье, наложенное на Ратушу, не смогли снять ни белые, ни черные маги.

Заметив на противоположной стороне возвышение, укрытое ковром, Ипатий передвинулся ближе к нему, надеясь, что невидимка, устав дожидаться его, устроился на ковре, и продавленный телом ворс выдаст его. Но не повезло. Вероятно, глухую невидимость Порфирию обеспечивал какой-нибудь артефакт.

— Действительно так. Но это кажется достижением только рядовому обывателю, который пользуется магией, чтобы заваривать себе чай и чистить ботинки. Настоящий же чародей разобьет подобные чары, быть может, не в один день и все же... Уверен Сервий Целлер и Аврелий Равилла уже подобрались к разгадке. День-два и твои чары падут. Ты хорошо спрятался в городе, но рано или поздно тебя отыщут.

— Ты забыл одну вещь: у меня есть Звезды Фанаин! — уже без смеха и сердясь, крикнул Порфирий. Голос его, сначала прозвучавший оглушительно, шепотом унесло вдаль.

— Ты понятия не имеешь, где найти их! — насмешливо ответил Ипатий.

— Не обольщайся! Еще до конца недели Звезды будут моими! — прошептало над головой, но докатилось до стен и загремело, будто июльская гроза.

— До конца недели? — переспросил Ипатий. — Пусть бы и завтра, но это не теперь. Сдавайся! Сдавайся или беги на Окраину и никогда не возвращайся в город.

— Сдаваться?! — Порфирий снова захохотал прыгающим смехом. — Да ведь Магбург мой! Ты и советники не заметили этого?! Горожане готовы сдаться!

— Горожане плохо осведомлены о настоящем положении дел, а оно таково, что темный волшебник на самом деле — обманщик! И хотя я не доверяю предсказаниям, меня посещает видение о твоем будущем — тебя отравят. Люди могут простить сильному чародею его ошибки, но простить обман.... Не простят и терпеть не станут.

— Что?! — вскричал Порфирий. — Обманщик?! Да знаешь ли ты, сколько темных артефактов я нашел? Такой коллекции не было ни у одного чародея!

— Спору нет — это дар. Мой отец с радостью принял бы тебя на службу в свой отдел. Но ты коллекционер, а не творец — вот в чем разница. Быть может, она недоступна твоему пониманию, но настоящие чародеи разбирают одно от другого. Твоя магия годится, чтобы управлять темными артефактами, в которые кто-то вложил магическую силу. Ну, а без них? Что ты можешь без артефактов?

— Что я могу? — на этот раз голос Порфирия, пронесся, подобный летнему ветерку. — Иди и посмотри за кулисами, что я могу.... И тогда перестанешь спрашивать....

Голос замер. Наступила тишина. Ипатий медлил, прислушиваясь, но вокруг не раздавалось ни звука, будто Порфирий ушел — только не верилось. Не верилось, что он уйдет просто так, не верилось, что за кулисами не ловушка. Однако выбора не было.

За кулисами — кромешная темнота, лишь занавес покачивается легонько. То одну складку заденет, то нежно тронет другую. Ипатий, не доходя пары шагов, выпустил фоты. Они вспыхнули, ослепляя, и вдруг из-за занавеса вынырнули длинные гладкие веревки и обвили шары. Фоты нервно запульсировали, разбрызгивая вокруг неровный свет, и померкли. Ипатий удивленно застыл, потеряв драгоценное мгновение. Гладкие коричневые веревки змеились по полу к его ногам, неуверенно, как опасливая собака тянется за предложенным угощением к руке незнакомца. Ипатий торопливо шагнул назад, но со всех сторон на него набросились веревки, обматывая тугими петлями. Он попробовал чары, но путы, вместо того, чтобы отвалиться и отползти, поджав хвост, накручивали еще новые петли, приподнимая его над полом.

Перед ним появился Порфирий, сбросил капюшон.

— Это 'Ведьмины волосы' — замечательное растение с Окраины. Вижу, ты не знал.... Простительно, ведь знать всего невозможно!

Порфирий заметил, как один из отростков потянулся к нему, отступил подальше и оттуда наблюдал за новой попыткой Ипатия применить чары, от которых по стеблям пробежала сладострастная дрожь.

— Не поможет. Магия бессильна против Ведьминых волос. Они питаются ею, а ты для них, точно торт для лакомки. Наверное, сейчас оно чувствует, будто всю жизнь сидело на голодной диете. Увлекательно было бы наблюдать весь процесс от начала до конца, но за эти несколько минут Ведьмины волосы выросли почти в вдвое. Чем сильнее ты, тем сильнее они. Забавно, да? Думаю, через пару часов все закончится. А мне пора — увы! Уже совсем поздно.

Порфирий говорил и отходил к лестнице со сцены. В самом деле, Ведьмины волосы дергали занавес почти под потолком. Отростки опутывали сцену, переплетались. Усики шевелились, ощупывая пространство возле себя, чуя поблизости еще магию. Один из усиков упал возле Порфирия, едва не зацепив его. И тот пустился бежать через зрительный зал.

— Такой могущественный и такой слабый! — бросил он на прощанье и исчез.

Ипатий изнемогал под Ведьмиными волосами. В какой-то момент путы ослабли, и его лишь слегка придерживали, но пошевелиться сил уже не было. Ведьмины волосы отворили внутри ледяную бездну, холод потоком пронизывал тело. Хотелось привычно разбить наваждение чарами, и кто-то алчный как будто нашептывал ему это, подталкивая, но Ипатий удерживался от новых попыток. Растение жадно сосало магию, а чары — ее всплеск. Приходило на ум, что это конец. 'И что есть у меня, кроме магии?' — спрашивал он себя. Выходило, очень немногое. В одном Порфирий прав: в ситуации была ирония. Самого могущественного чародея Ойкумены победило слабейшее живое существо — растение. Победило и пировало.