F20.Балансировать на грани

   — Олежка, и что там дальше? — спрашивает меня Вероника, миленькая девушка из бухгалтерии. На первый взгляд она весьма недалекая, но, как я выяснил позже, Веро намного глубже, чем старается казаться. Видимо, это ее способ защиты от вешнего мира.

   У каждого из нас своя война, свои баррикады и свои способы наступления. Каждый приспосабливается, как может. Мне ли не знать.

   Недавно Нина очень помогла Веронике в решении какого-то рабочего момента, за что последняя притащила торт, откушать который меня и пригласили девушки, забывая, что я не люблю сладкое. Обижать их не хочется, поэтому я старательно выбираю орехи из своего немаленького куска, рассказывая, как мне кажется, смешные истории, чтобы отвлечь внимание от своей незаинтересованности в еде.

   — Олежка, ну и что? — кладет Вероника руку мне на плечо. Она смеется, видимо, истории кажутся смешными не только мне.

   — Ты скажешь уже или нет?! — нервничает Нина, которая отрезала себе уже пятый тоненький кусочек лакомства.

   — Ну, я и говорю: "если вы не видите Эмиля, это не значит, что он не видит вас!"

   Нина хохочет, прикрывая рот салфеткой, а Вероника падает на стол, не в силах сдержать эмоции. Она изрядно переигрывает.

   Опять касается меня рукой:

   — Ну, ты даешь! — смеется. — Я представляю себе его лицо!

   — Так, что здесь за балаган?

   Мы вздрагиваем и смотрим снизу вверх на Алю, которая из-за нашего громкого смеха подошла незаметно и сейчас стоит совсем близко, уперев кулачки в бока. Смотрит грозно, глаза прищурены, губы стиснуты.

   — Ой, — пытается успокоиться Вероника, — Алла Константиновна, Олежка сейчас такой анекдот из жизни рассказал!

   — Я так понимаю, у вас троих нет работы? Вероника Александровна, если вам больше не нужен ваш кабинет, я поговорю с Сергеем Игоревичем, и сегодня же вы переедете в приемную, — ледяным голосом, как только она умеет, произносит Аля.

   Улыбки исчезают с наших лиц, девушки опускают глаза под тяжестью взгляда начальницы. Мне тоже становится не по себе.

   — Аля, так обед же, — робко возражает Нина.

   — Я просила с утра отправить факс, ты отправила?

   Понимаю, что лучше молчать, иначе влетит и мне.

   — Пока не получилось, — пробует оправдаться Нина.

   — Так чего сидишь без дела? — повышает голос. Нина быстро поворачивается к компьютеру, берет трубку телефона, и набирает номер.

   — Я, пожалуй, пойду, — тихо говорит Вероника. Судя по интонациям — пытается извиниться.

   — Давно пора. Устроили тут пикник на рабочем месте. А вы, Олежка Николаевич, в мой кабинет. Живо.

   Поворачивается и марширует к себе. Глаза девочек наполняются искренним сочувствием, а я, пытаясь их подбодрить, киваю и подмигиваю, поднимаюсь с места и спешу за своей начальницей.

   Как только мы оказываемся в ее кабинете, и я прикрываю за собой дверь, она сразу начинает кричать:

   — Ты что себе позволяешь?! У тебя работы нет? Ты представляешь, как сложно было тебя отмазать после прошлого промаха? А если бы Сергей зашел и увидел?

   — Олежка Николаевич? — переспрашиваю, скрещивая руки на груди, с трудом сдерживая улыбку.

   — Как я поняла, теперь тебя так все зовут! — она нервничает, ходит по кабинету.

   — Да вы, — нарочито вежливо произношу, — Алечка Константиновна, кажется, ревнуете? — смеюсь.

   — Я? — эмоции через край. — Я? Тебя ревную? — говорит так, будто это высшая глупость в мире, прижимает руку к груди, растопырив пальцы, задыхается от возмущения. — Олег Николаевич, вы забываетесь. — Она всегда обращается ко мне на "вы" и по имени-отчеству, если мы ссоримся. Даже когда находимся дома.

   — Тогда вы, Алла Константиновна, будете не против, если я сегодня вечером заеду к Веронике, помогу починить компьютер?

   — Куда ты собрался заехать?! — кричит она. Понимаю, что ей не до шуток, пытаюсь не смеяться, но губы сами расплываются в улыбке. Борьба, отражающаяся на моем лице, еще больше злит Алю: — Да ты... Да я... Ты совсем обнаглел?

   — Аля, да ладно тебе.

   Она хватает со стола мышку и запускает в меня. Еле успеваю пригнуться, мышка звонко ударяется о стену и разбивается.

   — Вы портите имущество компании! — восклицаю я.

   — Я сейчас испорчу работника компании! — хватает со стола ежедневник. — Я вычту мышь из твоей зарплаты, имей в виду.

   — Да ради Бога! — понимаю, что нужно спасаться бегством. Пригибаясь, отпрыгиваю к выходу, открываю-закрываю за собой дверь, слышу, как об нее ударяется что-то тяжелое.

   Нужно что-то делать с Алиными нервами. Хотя ситуация и кажется сейчас весьма забавной, вкупе с остальными ее срывами не может не беспокоить.

   Делаю шаг в сторону и натыкаюсь на нашего главного начальника — Сергея. Он направляется к Але.

   — Эмм, Сергей Игоревич, лучше не ходите к ней пока... — только успеваю проговорить, как Сергей, который, разумеется, меня не слушает, резким движением открывает дверь. Я хватаюсь за голову, наблюдая, как моя точная девочка кидает несколько ручек, парочка из которых попадает директору по голове.

   Вот бесы.

   Решительно захожу следом за Сергеем, чтобы не бросать Алю одну в неприятной ситуации, но та отчаянно машет, чтобы я убирался. Жестами спрашиваю: "Точно?" Нетерпеливо указывает в сторону выхода. Обострять ситуацию не хочется, поэтому я покорно закрываю за собой дверь.

   Кажется, у Али будут крупные неприятности из-за меня. Но что я такого сделал? За что извиняться? Почему она так разозлилась? Утром же все было нормально. Направляюсь в сторону своего кабинета, обдумывая случившееся.

   — Ну что? — пристыженным шепотом спрашивает Нина.

   Пожимаю плечами.

   — Ну, ты и кобель! — укоризненно качает головой. Я замираю, выпучив глаза. Понимаю, что запутался окончательно, но Нина непреклонна, уточнять, почему я "кобель" она не собирается. Фыркает, протягивая мне тарелку. Отказываюсь от своего недоеденного торта, ворую горсть мятных сосательных конфет со стола девушки и прячусь в своем кабинете.

   Вечером Аля со мной не разговаривает, любые попытки обсудить случившееся пресекает, от массажа отказывается, про секс я даже не заикаюсь, опасаясь, что снова придется спасаться бегством от ее метких бросков. Видимо, презервативы, которые теперь всегда лежат в тумбочке с моей стороны, и, на всякий случай, в портмоне, сегодня не понадобятся.

   Сидит на диване, пилит ногти, хотя прекрасно знает, что я не выношу этого мерзкого, раздирающего душу звука, от которого волосы на теле встают дыбом, и кажется, что пыточный инструмент елозит по черепу, а не мертвым клеткам ее ногтей. Передачу, которая идет по телевизору, досмотреть очень хочется, я терплю из последних сил, практически не сомневаясь, что Аля умудряется "пилить громче", если я прибавляю звук. Ее цель — показать мне, что я ей безразличен, и ей плевать, что мне неприятно. Но я-то знаю, что она просто привлекает внимание тем способом, до которого смогла додуматься.

   Такая глупенькая иногда.

   Сажусь рядом, вырываю из ее рук садистское орудие, убираю в косметичку, которую небрежно бросаю на пол, обнимаю Алю за плечи. Она дергается, вырывается, отодвигается на полметра, но не уходит. Улыбаюсь, вновь пододвигаюсь. Она снова отсаживается. И так раз пять, пока мы не оказываемся на краю дивана, и ей бежать некуда.

   Трусь колючим подбородком о ее шею.

   — Прости меня, — шепчу, нацеловывая плечико через пижаму.

   — За что ты извиняешься? — говорит строго.

   Попал. За что я извиняюсь?

   — За то, что я такой дурак, — выкручиваюсь, как могу, морща лоб.

   — Не проходит, — дергает плечом. — Конкретнее.

   — Какая же ты у меня смешная, Боже ты мой, — мне надоедают эти игры, хватаю ее в охапку и усаживаю к себе на колени.

   Презрительно хмыкает, делает вид, что ей это не нравится, но не уходит.

   — Я смешная? — как бы возмущается. — Олег... Олежка Николаевич, — шипит, — попрошу вас не забывать, у кого из нас должность выше и работа ответственнее, — отворачивается, не давая целовать в щеку. Что ж, куда могу дотянуться — целую шейку и чувствую, как попадаю на те самые точки. Улыбаюсь.

   — Такая дурочка, — говорю, — маленькая обидчивая дурочка, — шепчу на ухо. — Как таких дурочек только в директора берут?

   Она возмущается, начинает вырываться, но я сильнее, держу крепко, поворачиваю лицо к себе, целую в губы. Прижимается, сама целует, обнимает.

   Какая же глупенькая, Боже мой.

   — А еще врешь, что старше меня, — смеюсь. — Судя по поведению, тебе не больше пяти лет, — продолжаю смеяться, но она уже не обижается.

   — Тебе она нравится? — спрашивает.

   — Кто? — не понимаю. Кажется, секс все-таки будет, по крайней мере, мои руки уже ласкают напряженные сосочки, и меня никто не отталкивает.

   — Эта шлюшка из бухгалтерии, — обиженно.

   — Как тебе только компанию доверили, глупышка, — целую ее. — Прекраснейшая женщина из всех, кого я только видел, позволяет прикасаться к ней, зачем мне кто-то еще?

   Либо я полный кретин, либо она действительно меня ревнует.

* * *

   Утром ее подушка снова была испачкана кровью.

   Лучше кого бы то ни было в этом мире понимаю, что я не врач, и никогда в жизни больше не смогу быть врачом, но, несмотря на это, я веду пациента уже несколько месяцев. Самого сложного, важного и ответственного пациента в своей жизни — мою Алечку.

   "Свежие продукты" заказали нашей фирме еще один модуль, поэтому долгожданное прекращение отношений с Верой Анатольевной и Дмитрием, к моему огромнейшему сожалению, не случилось. Если мы случайно встречались с Дмитрием в офисе нашей компании, а он, как специально, еженедельно тратил время на то, чтобы потрепать нервы моей Але, мужчина не спускал с меня глаз. Смотрел долго, иногда обращался в манере: "сбегай, попроси Нинок, чтобы кофейку принесла" или "метнись в машину, кажется, я оставил там папку с документами". В общем, старался всячески унизить, особенно при Але. Следуя правилу "клиент всегда прав", я исполнял его просьбы-приказы, наблюдая победоносный взгляд мужчины, обращенный ко всем присутствующим, а в особенности к моей девушке. Этот взгляд как бы говорил: ну и на кого ты меня променяла, идиотка?

   Подавляющему большинству людей необходимо унизить кого-нибудь, чтобы доказать свое превосходство, утвердить статус.

   Как-то вечером мы очень подробно обсудили этот момент с Алей, после чего она начала относиться проще.

   — Эй, мальчик, — обращается ко мне Дмитрий. Мы находимся в переговорной, я настраиваю оборудование для презентации. Он всегда обращается ко мне "мальчик", хотя в отцы мне не годится. На вид этому мужчине чуть больше сорока. Подтянут, в дорогом костюме, чисто выбрит. Производит впечатление блестящего бизнесмена, коим, впрочем, и является.

   — Извините, я сейчас очень занят, — отвечаю, тестируя работу проектора. Через пятнадцать минут приедут партнеры "Свежих продуктов", которые тоже хотят купить программу, которую мы разрабатываем. Аля сидит напротив меня, облокотившись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Читает материалы, которые будет презентовать. В кабинете находятся еще несколько аналитиков и ведущие разработчики.

   Сергей смотрит на наручные часы, вздыхает, читает что-то в телефоне.

   — Они в пробке, — объявляет на весь кабинет. — Задерживаются на пятнадцать минут. Как там тебя? — явно обращается ко мне, я поднимаю глаза. — Да, ты. Успеешь все там настроить. Сбегай до Нины, попроси ручку с красной пастой и зеленый маркер. Надеюсь, не перепутаешь? — поднимает брови, улыбается. Свидетели сего диалога тоже улыбаются, но мне это безразлично. Я смотрю на Алю, которая отрывает взгляд от бумаг и смотрит на Дмитрия. Потом на меня. Медленно ей киваю, напоминая, о чем мы говорили несколько дней назад. Она секунду сомневается, потом кивает в ответ, подмигивает, насмешливо улыбается, бросает косой взгляд в сторону моего обидчика и возвращается к чтению.

   Мы понимаем друг друга без слов, я облегченно выдыхаю. Пришлось превратить подобные ситуации в игру, цель которой — не допустить, чтобы Аля нервничала. Я поднимаюсь со стула и иду в сторону двери.

   — Зеленая ручка и красный маркер! — кричит мне в след, пытаясь запутать. Я бы не хотел когда-нибудь работать на этого человека.

   Помимо "Свежих продуктов" впереди замаячил, как объявил на планерке Сергей, "самый важный проект за время существования компании". Москвичи собираются заказать нам огромнейший модуль для работы в банке. На этой же планерке Сергей очень хвалил мою девочку и объявил, что из всех руководителей направлений именно ей доверяет вести архиважного клиента от начала и до конца действия договора. За Алю рады все: она сама, ее друзья, коллеги, родители так вообще прыгали до потолка, услышав новость. Ну... она так сказала. Сам я с ними еще не успел познакомиться, общаемся только по телефону.

   Только я был не рад. Потому что очередная победа неминуемо влечет за собой новую ответственность и стрессы. Я просил, чтобы она отказалась, но меня и слушать не хотели. Доверие подобного масштаба означало успех, признание. В своей жизни я пока не встречал ни одного человека, кто не нуждался бы в признании и похвале. Я понимаю Алю, но легче от этого не становится.

   Каждый вечер я жду, когда она освободится. Иногда сижу в ее кабинете, чаще в приемной, если идут совещания. Частенько мы попадаем домой глубоко за полночь. Иногда мне кажется, что если моя Аля вдруг простудится и не выйдет на работу, то весь мир рухнет, — столько она пытается на себя взвалить. Ежедневно со скандалом я тащу ее на обед, потому что времени пообедать у нее, видите ли, нет, срабатывает только угроза: "Я сейчас закину тебя на плечо и перенесу в кафе, если ты не оторвешь глаза от ноутбука. И мне плевать, кто нас увидит по пути и что подумает". Говорю предельно серьезно. Она знает, что я могу, мне нет никакого дела до зрителей. Понимает, что я во много раз ее сильнее. На встречную угрозу: "Я тебя уволю", отвечаю: "Тогда буду висеть на твоей шее безработным. Увольняй".

   Слушается меня.

   Я таскаю ей сухофрукты, орехи, печенье в кабинет, ношу кружки с горячим чаем. У меня даже получается ее немного откормить, из-за чего появляется новая проблема: "Я толстая, ты меня разлюбишь". Иногда мне кажется, что из нас двоих я самый нормальный и психически здоровый человек.

   Но, несмотря на все ее комплексы, неуверенность в себе и синдром "начальницы", который так и лезет из нее периодически, если ей что-то не по нраву, никто себе даже представить не может, какое место она занимает в моей жизни.

   За несколько месяцев, что мы живем вместе, она вытеснила из головы все мысли, содержащие местоимение "я", заменив их собой. Клянусь, я этого не хотел. Понятия не имею, когда это случилось, но единственное, что в этом мире сегодня имеет значение — это Аля.

   Стараюсь проходить мимо ее кабинета не реже двух раз в час, прислушиваюсь к голосам в коридоре, надеясь, что услышу ее смех или же строгий голос, что бывает гораздо чаще.