Сегодняшний вечер оказался исключением. Верхний ряд мониторов работал на пределе возможностей, а нижний уступал лишь немногим, выдавая не шестнадцать, а двенадцать изображений.
На улице стемнело, в саду включилась иллюминация, танцплощадка осветилась сотней маленьких, но ярких фонариков. Народ веселился. Три камеры фиксировали разговоры у столов, две — плескающихся в бассейне подвыпивших мужчин, еще две — оркестр. Голицын нашел в толпе Кайла. Звезда беседовал с блондинкой в облегающем голубом платье. Девушка смеялась, и хотя камеры не передавали звуков, Борис Игнатьевич мог в любой момент включить микрофон и "подслушать" тембр ее голоса.
Сам актер не смеялся, но выглядел вполне довольным жизнью и по уши влюбленным. Все то время, что Борис Игнатьевич наблюдал за парочкой, Кайл ни на миг не отвел от юной блондинки взгляда.
Как у него это получалось, Голицын предпочитал не задумываться. Он пытался рассмотреть — не осталось ли на одежде суперзвезды следов крови. Но все было чистым, видимо, мужчина успел переодеться.
Начальник службы безопасности оглянулся на картежников, убедился, что те не обращают на него внимания, и нашел двенадцатую камеру, которая снимала восточные ворота. Судя по данным компьютера, в последний раз она включалась около полутора часов назад. Голицын разделил ближайший к себе монитор на шестнадцать частей, и вывел запись на экран.
Камера начала запись в момент, когда датчики зафиксировали движение. Секунд пять ничего не происходило, потом на мониторе возникла черная тень — чья-то рука оказалась слишком близко от видеоглазка. Рука прикрепила на объектив какую-то странную непрозрачную субстанцию, спустя еще две секунды, изображение превратилось в темную область. Камера работала, но ничего не "видела".
Голицын с облегчением выдохнул — его наниматель додумался закрыть камеру, и возвращение Анастасии Стасюк в поместье осталось незамеченным. Но вот догадался ли актер таким же образом поступить с двадцать второй, двадцать восьмой и семидесятой видеокамерами? Ведь именно они провожали взглядом каждого, кто решится прогуляться от восточных ворот до оранжереи.
Борис Игнатьевич набрал на пульте нужные команды, и картинки сменили сразу три монитора. Увы, Кайл не догадался "ослепить" видеоглазки, зато он додумался закрыть лицо женщины ярким платком.
— Нет, друг мой, так не пойдет, — едва слышно произнес начальник службы безопасности и нажал несколько кнопок. — Это надо зачистить. Обязательно.
Через пару секунд в компьютере не осталось ни одного бита информации о внеплановом посещении мисс Стасюк поместья Кайла. Теперь то же самое нужно сделать на втором посту охраны, а потом избавиться от следов на земле, капель крови в оранжерее, если таковые найдутся, случайно выпавших волос и тому подобного. Ко времени, когда газеты заявят о пропаже журналистки в "Longevity and Prosperity" все будет идеально чисто.
— Ну, парни, не скучайте тут, и внимательнее смотрите на мониторы, — посоветовал Голицын перед уходом. — Народ на вечеринке уже изрядно пьян, могут возникнуть разные неприятные инциденты. Блюдите.
— Будем, — дружно ответили охранники.
Борис Игнатьевич кивнул и вышел.
* * *
Вечеринка получилась скучной и не такой грандиозной, как предполагал Кайл. Возможно, для размаха не хватило еще пары тысячи человек, а может, присутствия прессы. В любом случае звезда решил в следующем году организовать праздник не в поместье, а в специально снятом для этого павильоне, с таким расчетом, чтобы там хватило место не для трех, а для десяти тысяч гостей. А вот прессе, как и прежде, вход будет воспрещен. Однако он подумает над тем, чтобы нанять фотографа, который "тайно" будет снимать все происходящее. Тогда отснятый материал можно отсортировать и разместить в прессе от якобы шпиона, незаконно проникшего на закрытую территорию. Скандал? Скандал. Слава? Слава. Хвастовство масштабами и зависть? Однозначно. И это хорошо.
Кайл лежал в темноте на своей широкой кровати, положив руки под голову, и смотрел в потолок. По белой гладкой коже потолка ползли темные тени — это деревья в саду тянули к окнам руки-ветви, шуршали листьями, словно угрожали разбить стекло и ворваться в комнату зеленой удушающей массой.
Мужчина закрыл глаза. Спать не хотелось. В голове до сих пор вертелись картинки с праздника, звучали голоса, звон хрусталя, ноздри щекотал терпкий приторный запах сладкого красного вина.
Мелькание пятен перед глазами превратилось в туман, который постепенно сформировался в некое подобие лица Кристины. Девушка плавно превратилась в выпускающего толстую струю дыма Сеченова, а потом в кричащий рот Анастасии Стасюк.
Кайл резко открыл глаза. Он не хотел видеть это лицо. Никогда. Журналистка мертва и не имеет права врываться в его жизнь, она должна остаться в царстве вечного мрака, как и все остальные.
Тени листьев на потолке шевельнулись, превратившись в нечто такое, чему Кайл предпочел не придумывать названия. Образ Насти вновь пробудил в его душе злость и ненависть. Он родился эгоистом и хотел, чтобы все было так, как хочет он. Внеплановый репортаж с закрытой вечеринки к таковым желаниям не относился, поэтому Кайл избавил мир от подробностей содержания подарочных коробок и личного недовольства гостями и праздником в целом.
Анастасия больше никому ничего не скажет.
Кайл улыбнулся, вспомнив, какой беспомощной казалась женщина, когда он срывал с нее платье, когда зажимал ей рот. Ему нравились подобные моменты, потому, что ему нравилась власть. Не скрытые проявления могущества денег, а именно такая: сильная, разрушающая, реальная, ощутимая, способная напрямую воздействовать на человека.
Он богат, могуч, умеет читать мысли, знает всю грязную подноготную каждого, с кем когда-либо общался, и ощущал себя властелином мира. Кайл творил то, что хотел. По одному его слову строились воздушные замки и разрушались песчаные города, по одному намеку человек навсегда исчезал с кинематографического небосклона, по одному шевелению пальца у его ног оказывались красивейшие девушки мира.
Все было в его силах: возвеличить, растоптать, унизить, обласкать, обанкротить... но самое приятное из всего: непосредственное воздействие на тело человека. Причинить боль, довести до слез, заставить кричать и молить о помощи или снисхождении — вот что такое настоящее могущество и настоящее наслаждение.
Кайл познал это, когда ему исполнилось двадцать три. Он получил первого "Оскара" за роль второго плана и понял, что ему светит великое будущее. Не понимала этого только Катя — молодая симпатичная актриса театра драмы. Кайл подходил к ней и так, и этак, играл то безумно влюбленного шекспировского Ромео, то дикаря, ослепленного необузданной страстью. Не помогало ничего. Гордячка даже не смотрела в его сторону, а если и смотрела, то в ее взгляде читались лишь усталость и равнодушный вопрос: "когда же ты от меня отстанешь?". И это выводило Кайла из себя.
Катя действительно нравилась ему: высокая, стройная, с правильными чертами лица, она была бы среднестатистической красавицей, однако ее поведение, мимика, то, как девушка двигалась, все говорило о собственном достоинстве и чем-то неземном. Екатерина жила в своем мире, мало обращая внимания на окружающих, и считала людей декорациями к собственной жизни. А Кайл не желал быть декорацией, он хотел быть королем, действующим, властвующим, настоящим. Порой ему хотелось подскочить к Кате, схватить девушку за плечи и как следует потрясти, чтобы только она перестала смотреть в никуда.
Оживала Катерина только на сцене. Пока Кайла еще не узнавали на улицах, он ходил в театр, как на работу. Тайком наблюдал за репетициями и не забывал после каждого спектакля дарить королеве цветы. Но, несмотря на все старания молодого человека, Катя оставалась все такой же недоступной. И Кайл не выдержал.
Осенью темнело рано. В тот вечер небо заволокло тучами, над городом повисла тяжелая серая пелена, небо сыпало противной изморосью. Город превратился в призрак в мокром черном дождевом плаще, даже фонари светили неуверенно, будто готовились в любой момент навсегда погаснуть.
Кайл не любил дождь, но ничто не могло помешать ему совершить задуманное. Он не готовился, но представлял все так, словно уже не раз проделывал это.
Катерина жила в одном квартале от театра и никогда не пользовалась общественным транспортом: расстояние от ее дома до автобусной остановки было лишь немногим меньше расстояния от ее дома до работы. Кайл знал это и частенько провожал королеву до подъезда. Катя молча терпела его присутствие, а может, просто не замечала, что в двух шагах позади нее идет мрачный властелин мира.
Тот вечер ничем не отличался от остальных вечеров, за исключением мелкого моросящего колючего дождя. Кайл стоял возле колонны, подпирающей широкий козырек театра, и смотрел на часы. Репетиция закончилась, и Катя вот-вот должна появиться в дверях.
Девушка вышла на улицу, даже не заметив туч, луж и дождя. Она шла размеренно, не торопясь, словно шагала не по мокрой мостовой, а по тропинке в сказочном лесу, где ярко светит солнце, растут волшебные цветы, а зайчики и белочки говорят человечески языком.
— Катя! — окликнул Кайл и, как обычно, не получил ответа. — Подожди!
Он догнал королеву и взял ее под руку. Девушка вяло освободилась, но шагов не ускорила. Кайл молча шагал рядом. Он больше не предпринимал попыток дотронуться до королевы, он ждал, когда они дойдут до поворота и окажутся во дворе ее дома.
Двор образовывали стены десятиэтажки, которую по странной прихоти архитектора построили в форме буквы "П". Фонари возле подъездов горели, но их желтый свет не мог осветить весь двор, поэтому тут и там жили угольно-черные тени.
Кайл досконально знал двор и выбрал подходящее место: между двумя старыми заброшенными деревянными сараями лежали автомобильные покрышки. Дырявые и никому не нужные они мокли под дождем, по меньшей мере, год. Среди них жили самые черные из теней — от сараев до Катиного подъезда было около пятидесяти метров, а два ближайших фонаря уже месяц ждали прихода электриков.
Когда они поравнялись с сараями, Кайл схватил девушку за руку и резко дернул. От неожиданности Катерина едва не потеряла равновесие. Молодой человек мгновенно зажал ей рот, чтобы королева не закричала, и потащил к покрышкам.
Девушка вырывалась, брыкалась, даже пыталась укусить ладонь Кайла, но он держал крепко. Это единственный шанс покорить гордячку.
Он повалил ее на покрышки, сорвал с шеи девушки шарф и затолкал в рот пленницы прежде, чем она успела набрать в легкие воздух для крика.
— Заткнись, — он ударил ее по лицу. — Заткнись, и все закончится быстро. Не заставляй меня ломать тебе пальцы.
Девушка не желала сдаваться, однако силы были неравными. Кайл навалился на королеву, практически перекрыв ей доступ кислорода, а когда сопротивление немного ослабло, стащил с нее колготки и трусики...
Возбуждение от осознания обладания высокомерной гордячкой было так велико, что все кончилось и правда быстро. Кайл выдохнул.
Внезапно девушка резко толкнула насильника. Молодой человек не ожидал нападения, отлетел в темноту, сильно ударившись головой о дощатую стену сарая. Катерина, не теряя ни секунды, побежала к подъезду.
— Черт!
Кайл вскочил и бросился следом, но девушка уже подбежала к железной двери и приложила к сканеру ладонь. Автомат пискнул, щелкнул замок, и Катерина скрылась в подъезде.
Когда Кайл добежал до двери, она уже закрылась.
— Черт, — выругался он, ударив кулаком по железной поверхности. — Черт!
На следующий день в театре Катя не появилась. Кайл ухмыльнулся, когда узнал об этом, но когда она не пришла и на следующий день, и через неделю, поинтересовался у одного из актеров, куда пропала девушка.
— Катя больше не придет, — ответили ему, — она покончила с собой. Повесилась.
Кайл встал с кровати и подошел к окну. Если прижаться к стеклу носом и как можно сильнее скосить глаза налево, можно увидеть, как слуги разбирают сцену и уносят столы. Утром от вечернего пиршества не останется и следа, как не оставили следа в сердце Кайла три тысячи приглашенных. А вот девушка Катя, которую он иногда вспоминал, оставила после себя огромную незаживающую рану.
Королева осталась королевой, поступив так, как сочла нужным, сделав то, чего Кайл вовсе не хотел. Она пошла против его воли. Если бы в то время у него был "читатель", он сумел бы задержать девушку и не позволил свершиться непоправимому. Он сам задушил бы ее, чтобы она навсегда осталась его собственностью.
Именно тогда, в двадцать три года Кайл решил обязательно сделать операцию и поставить все имплантаты, которые станут доступны, ведь без чтения чужих мыслей быть властелином мира гораздо сложнее. Имплантаты должны помочь ему получить максимальную власть. И теперь, спустя десять лет он понимал, что все сделал правильно. И тогда, и теперь. И ему не страшны никакие куклы, измазанные кровью. Голицын знает свое дело, ни один живой человек не в курсе, что суперзвезда, супергерой, супервсечтоугодно пользуется имплантатами, чтобы наслаждаться властью, насиловать и убивать.
* * *
Алекс наблюдал за вечеринкой по случаю дня рождения Кайла из дома. Он хотел лечь спать пораньше, но ему помешала музыка, тогда молодой человек решил посмотреть, как веселятся богачи. Из окна его комнаты сцена не просматривалась, и Тропинин вышел в коридор, поднялся по лестнице для прислуги на второй этаж и прошел в западное крыло в одну из многочисленных спален для гостей. Свет включать не стал, просто встал у окна и раздвинул занавески.
Прикинув приблизительное количество собравшихся, Алекс понял, что гостей набралось чуть ли не в десять раза больше, чем учащихся в "Школе подготовки охраны". И, конечно, исключительно сливки общества: самые известные, знаменитые и богатые люди экологической столицы страны.
Знакомых богачей у Алекса не было, но он все же узнал двоих: полную даму в зеленом брючном костюме и пожилого сухопарого джентльмена с сигарой. Дама приходилась Кайлу родственницей и владела крупнейшим в городе, а то и во всей стране, похоронным агентством. Она часто выступала по телевидению, где не просто рекламировала свой салон, но и вела весьма популярную в народе передачу "Прямым текстом", в которой знаменитости рассуждали о жизни и смерти. Сухопарый джентльмен тоже был знаком Алексу только потому, что часто появлялся на экранах. Это был крупнейший в стране нейрохирург, специалист по имплантатам Евгений Михайлович Сеченов.
Остальных гостей Алекс никогда не видел, а если когда-то и видел, то не узнал.
Он нашел в толпе Кайла. Звезда, как и полагалось, находился в центре внимания: принимал поздравления, показушно целовался с женщинами, от души тряс руки мужчин и не переставал улыбаться. Алекс поморщился. Почему Голицын запретил ему читать мысли Кайла? Вряд ли в глубинах подсознания звезды таится нечто отличное от "ах какая у нее попка" или "я — супер, и у меня все супер".
