Неправда

Лешка дружелюбно поднял руки:

— Ром, да хоть обоих бери, твои ведь подруги!

Начинало стремительно, как-то по-осеннему темнеть, и Ромка не увидел как у Лешки мучительно и натужно покраснели уши. Честно говоря, Лешке с девчонками не особенно везло. Не умел он с ним знакомиться. Нет, вот с Анькой там, или с Ольгой, нормально же получается общаться, или с другими девчонками из турклуба. Но они свои, просто друзья и все. А вот чтобы так запросто, подойти, познакомиться и снять на пару ночей — получалось не часто. Даже редко. И то, только во время общаговской попойки какой-нибудь.

И не успели они дойти до костра, как Ромка опять заорал:

— А повторить?

И они повторили, потом еще повторили, потом еще, прерывая тосты похабными и не очень песнями. Потом открылась сама собой еще одна бутылка и Лешка даже не заметил сквозь алкогольный туман — как попрощались Мишка и с Олей, как чуть позже ушла Аня, погрозив напоследок пьяному командиру кулаком. Удивительно, но Лена со Светой, казалось вообще не пьянели.

И тут к их костру подошла девчонка с бейджиком на груди.

— Ребята из Кирова здесь? Вас к сцене просят, концерт открытия начинается. Рома, вы четвертым идете, а вы Леша пятым. Будете представлять кировский блок.

Леха заржал:

— Слышь, Зяныч! А ты публику передо мной разогревать будешь.

— Вот гадство... — согласился Ромка. — Ну чё, пошли?

И нетвердым шагом, подхватив пермячек под руки, они отправились к сцене, держа гитары как пулеметы — наперевес.

— Слышь, мы же бухие! Нас же на сцену не выпустят! — шепнул на ухо Зянычу Леха.

— Хрена лысого, ты посмотри, кто тут трезв?

И впрямь, найти на фестивале трезвого барда было труднее, чем потерянные часы на пляже. Тем более на фестивале лесном, где сама природа благоволила к традиционному русскому веселью. Даже организаторы, спускаясь со сцены хлебали кто пиво из невиданных еще в Кирове полуторалитровых бутылей, кто традиционную беленькую.

На сцену Ромка вышел твердым, устойчивым шагом. И вполне трезво без запинок и забываний спел пару своих мудреных творений.

И тут Лешка озадачился. А ему-то чего петь?? И в голову, блин, ничего не шло! И вот зараза-ведущий объявляет уже его:

— Продолжит презентацию своей делегации с песнями "Банальная песня" и "Помнить во сне..." еще один гость из Кирова, дипломант Всероссийского фестиваля авторской песни в Сергиевом посаде... Впрочем, пусть он представиться сам!

— Э-э-э... — растерянно сказал Лешка в микрофон, когда с трудом поднялся на сцену. — Меня зовут Алексей... Впрочем, на самом деле меня сюда не звали, я сам приехал. Да...

Он мучительно соображал, что же ему спеть и тут в толпе зрителей, сквозь яркий свет прожекторов, укрепленных на соснах, он увидел своих друзей, внимательно смотрящих на него серьезными глазами. И кто-то четвертый стоял за ними черным силуэтом.

И тут Лешка запел. Запел абсолютно не зная слов и музыки. Стихи лились сами из него, аккуратно складываясь в рифмы, и гитара сама подпевала ему. И Лешке оставалось только перебирать струны:

Блужданье мрака со свечой в руке

Вот поиск двери из зеркальных комнат.

Холодный поцелуй металла на виске...

Но просыпаюсь я и начинаю помнить.

Как древний Алконост поет над тишиной

Как ветхая звезда над миром гаснет.

А мир? А мир отравлен беленой

И упоен он смрадным, диким счастьем.

Судьбою перерублена ладонь...

Ни щит ни меч, ничто не помогает.

Лишь зеркало да крест, да конь-огонь

Спасают душу от недомоганья.

Последний бой. Всегда — последний бой.

Придут, увидят, не заметят.

Я зря поверил балуясь Судьбой,

Что знанье Тьмы есть знанье Света.

И я рванусь, прикованный к Земле.

Рванусь — и встанет сердце, кровь остынет

Да! Я подобен саже и золе!

Но был огнем... Чем и горжусь доныне!

Аплодисменты были достаточно жидкими. Видимо, мало кто что понял. Сам бард тоже не очень понял, о чем и как он спел. Наверное, накатило вдохновение, как тогда в детском саду. Или опять кто-то помог? Лешка несколько пришел в себя, и подумал, что сейчас надо бы попроще чего-нибудь...

— Значит, вторая попроще будет. Называется... "Нос". Она же "Банальная"... Или "Любовь", как хотите.

И спел свою относительно старую песню, которую написал по одной неудачной влюбленности. Впрочем, почему же влюбленность? Наверное, это была любовь. Та самая, которая настоящая, про которую говорят, что она одна и на всю жизнь. Из-за нее Лешка тогда начал курить, потому что весь мир пах ее волосами, ее дыханием, и чтобы хоть как-то спать, он забивал этот волшебный аромат вонючим болгарским табаком. Из-за нее он начал писать песни, потому, что по-другому не мог выразить тоску по ее глазам, глазам эльфийской принцессы, тоскующей по туманным лесам и темным озерам. Он топил свои безответные слезы в романах Ремарка, и даже водка не помогала чтобы забыть её. Нет, не так — ЕЁ. Иногда казалось, что она отвечает ему взаимностью, иногда, что просто не замечает его. Гораздо позже он поймет, что и она любила его, но он не смог дать ей то, о чем мечтает любая девушка и любая женщина. Он не смог своей любовью защитить ее от безумств этого дикого, бестолкового и жестокого мира, где она была бы не зАмужем, а замУжем, где ее милые, уютные мечты создали бы единственное для них волшебство совместной жизни:

Я говорю — люблю! — ты морщишь нос!

Хочу поцеловать — ты прячешь губы!

Ах, Боже мой, решиться ли вопрос...

Скажи же — любишь ты меня или не любишь?

Хотя у нас свои дороги в этом мире!

Тебе наверх, а мне на северо-восток...

Мне кажется, что я в огромном тире.

Там где мишень, а ты там, где стрелок.

Январская жара, июльская прохлада,

От вторника до четверга пять долгих лет.

Как будто так и жил, как будто так и надо.

Что ночь, что день — неясный полусвет.

Исписаны тетради одним словом -

Весь алфавит, лишь пять волшебных букв!

Мой телефон он нетерпенья сломан!

Гитара стонет под напором рук...

Я говорю — люблю! — ты морщишь нос!

Хочу поцеловать — ты прячешь губы!

Ах, Боже мой, решился тот вопрос...

Все кончено, ведь ты меня...

На этот раз аплодисменты были погромче. Модернизм модернизмом, а "про любовь" интереснее. Лешка неловко поклонился публике и быстро смылся со сцены.

Он хотел отыскать Зяныча, но тот куда-то пропал в лесной темноте.

И тут Лешке кто-то перегарно впился липким поцелуем в губы. Это оказалась вечно угрюменькая Света.

— Ты так классно поешь! Я прямо вся в восторге! — яростно и жарко зашептала она. — Я прямо вся горю! — Леха не успел ничего ответить, как неожиданно горячая пермячка снова запечатала ему рот своими губами.

Какой-то паренек, ждущий своего выхода на сцену, завистливо покосился на них.

— Пойдем, скорей пойдем в палатку! — потащила она Леху за руку.

— Ну пошли! — Лешка еле успевал за девчонкой, та как молодая козочка перепрыгивала через лежащих на поляне людей. Им свистели вслед и радостно ржали.

— А Зяныч где? — запыхавшись от бега с препятствиями спросил студент.

— С Ленкой уже ушли, а мы все ждем кого-то! — не оборачиваясь, ответила Светка, волоча Лешку к неизведанным далям. — Пошли быстрей!

— Да не спеши ночь-то наша — сказал ей Лешка уже в палатке. Ее палатке. А из палатки соседней, Ромкиной, раздавался уговаривающий басок Зяныча и Ленкино хихикание.

— Не могу не спешить! — блудливым голосом произнесла девчонка, расстегивая пуговицы на своей рубашке. Лешка сбросил штормовку, свитер и вот они уже остались в одних тельняшках.

Светка, пыхтя, стащила с себя узкие джинсы, и белая полоска трусиков призывно замаячила в темноте. Леха кое-как тоже стащил штаны и гормоны лихо отозвались на страстный шепот девчонки:

— Ну иди же сюда скорей!

Он нагнулся над ней, поцеловал в мягкие влажные губы и... вдруг услышал легкое похрапывание Светки.

Она тупо и бессмысленно уснула.

Леха жадно провел рукой по соблазнительным, податливым, но абсолютно бессознательным холмикам и изгибам, но тут водка и с ним сделала свое коварное дело.

Он тоже уснул.

И тоже тупо. И еще более бессмысленно. В самый неподходящий для этого момент.

8. Утро среды 4 мая. Лес под Обнинском. Калужская область.

Проснулся он оттого, что кто-то дергал его за ногу. Язык от нёба отлепить Леха не мог, потому, только мычал в ответ. Но дергание не останавливалось. Леха с трудом открыл правый глаз. И увидел в открытом пологе палатке широко улыбающуюся физиономию Володи.

Похмелье прошло моментально, Лешка чуть не заорал от радости, но Володя приложил палец к губам и прошептал:

— Одевайся, пошли.

Лешка осторожно убрал Светкину руку со своей груди и та, недовольно замычав перегаром, перевернулась к нему спиной. Лешка с тоской оглядел ее тело, тяжело вздохнул и, постаравшись бесшумно, оделся и выполз из палатки, не забыв укрыть Светку спальником.

На востоке небо уже серело, а воздух наполнился сырой утренней свежестью. Странно, но на фестивальной поляне царила мертвая тишина. Пьяные голоса не орали песни у костров, а из Ромкиной палатки не доносилось ни звука, хотя Зяныч умел очень густо и кучеряво храпеть.

— Ну что, пьянь? Весело ночь провел? — улыбка еще шире прорезала лицо Владимира.

Лешка ничего не сказал, только поморщился, досадливо поняв, что Володя все знает и все видел.

— Это я вас усыпил. — Довольным тоном произнес их бестелесный куратор.

— Зачем это? — буркнул возмущенно Лешка, зашнуровывая кеды. — Подумаешь, развлечься захотелось.

— Э-э-э, брат! — ухмыльнулся Володя. — В другой день сколько угодно и с кем угодно! Хоть с мальчиками, хоть с девочками! Да шучу, шучу! Знаю, что не такой, — остановил он примиряющим жестом Лешку. — А сегодня день особенный. Силу кундалини растрачивать по пустякам не надо.

— Чего ж за день-то особенный? — Лешка наконец-то завязал упрямые шнурки и встал рядом с Володей.

— Сегодня, брат, посвящение Рыцарей Света. Инициация, по старому.

Ребята уже выбрались из своей палатки. Мишка тоже долго возился со шнурками вибрамов, а вот девчонки уже успели даже умыться.

— Пойдемте, нас уже ждут — позвал их Володя за собой.

— Куда идем-то? — зевнул Мишка.

— Сейчас все увидишь. — Не оборачиваясь ответил Владимир, уверенного шагавший впереди четверки.

— А нам не помешают? Смотри сколько народу не спит! — спросила Оля.

— А ты приглядись к ним! — весело улыбнулся ей в ответ наставник.

И впрямь, спросонья они ничего не заметили.

Люди, сидевшие у костров замерли в нелепых, неестественных позах. Один бородач загнул руку над струнами, и рот его замер, выплевывая неслышную песню. От другой компании летела пустая бутылка из-под водки, но замерла в полете, и ее пришлось обойти. Кто-то лихо гусарил, заливая водку высоко поднятой кружкой, но не успел, замерз и прозрачная струя чуть-чуть не долетела до жадно распахнутой пасти с высунутым языком. Кто-то выпустил сигаретную струю дыма, и ради интереса, Лешка потрогал ее. Она оказалась твердой словно камень.

— Не шали! — погрозил ему пальцем Володя, обходя девчонку, стоявшую в неуклюжей позе у палатки, снимая обувь. — Напугаешь, еще! Вот так, кстати и рождаются мифы о полтергейсте.

— А ты чего с ними сделал? Парализовал, что ли? — поинтересовалась Аня.

— Ну да, парализовал, вот так вот ходил весь вечер и парализовывал полторы тысячи человек! — Снова засмеялся Володя. Похоже у него было очень хорошее настроение. — Просто мы остановили время. Вы сейчас вне его, времени. Поэтому люди и кажутся вам парализованными. Для них и секунды не пройдет, а для вас много событий случится.

— А мы — это кто? — поинтересовался Мишка.

— Мы — это мы! Не беги впереди паровоза! Скоро все узнаешь.

— А почему люди замерли, а костры горят? — не успокоился Михаил.

— Так ведь что такое костер? Маленькая плазменная установка. Высвобождение чистой энергии из твердых материалов. Правда, КПД очень маленький. Ты же знаешь, что энергия вне времени! Вернее, время одно из свойств энергии. Поэтому люди замерли, а костры — нет.

— Ни фига не понял. — Вздохнул Мишка. Но Лешка перебил их:

— Володя, у нас к тебе очень много вопросов есть! Поговорить бы надо...

— Чуть позже, отвечу на все или почти на все. А сейчас...

И они вышли на маленькую, идеально круглую полянку, слегка возвышавшуюся над другими полянами.

— Стойте здесь! — шепнул им Володя и растворился в лесной темноте.

Они постояли совсем чуть-чуть, как увидели на другой стороне полянки усиливающееся свечение.

И вот шесть светящихся фигур в белых плащах вышли из леса и плавно разошлись по окружности поляны. И торжественные трубы и органы воззвали к подвигам откуда-то сверху.

Один из них достал светящийся в темноте меч, опустил его к земле и резко провел несколько линий. Линии сначала медленно, а потом все ярче разгорелись и ребята увидели голубоватую шестиугольную звезду.

Тогда остальные тоже достали свои мечи и с резким выдохом сначала подняли их вверх, а затем плавно опустили вниз.

Ребята оказались между двумя лучами звезды Давида.

Знакомый голос шепнул им из-за спин:

— Идите по линиям и встаньте в углах внутреннего шестиугольника. И ничего не бойтесь!

Ребята двинулись в центр звезды. Когда они встали на нужных местах, шестеро в плащах подняли свои мечи. Их клинки удлинились и сомкнулись над головами ребят. При этом каждый из мечей засветился своим цветом. И светящийся шатер заблистал цветами радуги.

"Обалдеть, как красиво!" — мелькнула у Лешки мысль, но Володя чуть слышно шикнул на него, то бишь безмолвствуй! И в этот же момент, музыка небесных сфер, резко оборвалась.

— Готовы ли они принять тайны Света? — прозвучал голос над поляной.

— Готовы! — громко за них ответил Владимир.

— Пусть ответит каждый!

— Готов! — честно ответил Лешка.

— Готова! — зазвенел голос Ольги.

— Готов! — поднял голову к небу Мишка.

— Готова! — твердо кивнула Аня.

— Готовы ли отдать они себя ради Света? Готовы ли страдать и очищаться?

И вновь они ответили: "Да!"

— Готовы ли принять они послушание Несущего Свет!

— Готовы! — дружно ответили ребята.

— Опуститесь на колени, неофиты!

Лешка с готовностью упал на колени, чуть замешкавшись за ним последовали и ребята.

Один из семи шагнул в центр звезды и подошел к Ане:

— Ты первая была, ты привела их к нам, тебе быть первой Посвященной, Слышащая в тишине, Слушающая в шуме.

Он опустил зеленый клинок на левое плечо девчонки: