Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вечеслав тоже чуть поклонился, решив, что иначе он может показаться либо некультурным, либо чрезмерно гордым, и увидел, как Добряш отвесил поклон в ответ.
— Варя! — крикнул он, на секунду обернувшись. — Собери на стол, гостей потчевать, — и тут же переведя взгляд на ведьмака, спросил. — Голодные, небось?
— Да не то слово, Добряш, помираем просто, — с радостью в голосе ответил ведьмак, а Вечеслав невольно сглотнул голодную слюну. Ну, наконец-то, а-то ещё чуть, и завалился бы он в обморок на потеху местному люду.
— А я вот сижу, лясы точу, — заговорил Добряш. — Да гляжу, как свет-солнышко спать уходит. А вот за стол пожалуйте, гости дорогие, — он указал рукою на столик, стоявший чуть дальше, почти у самой хатёнки. — Не побрезгуйте. А животинку к столбу вяжите.
Привязав поводья к одному из столбов, врытому метрах в десяти от жилища, и как и везде поставленного для крепления верёвок на которых сушилась рыба, Вечеслав распоясался, приставил меч к стене хатёнки, и вслед за ведьмаком усевшись на лавку возле столика, стал слушать разговор.
— А я сёдьни сходил, борти проверил, — продолжал рассказывать хозяин. — Намедни обкрали четыре, и не знаю, как таперича, — он пожал плечами. — Трое дней парни нашенские ходили в ночь, татей стерегли, да всё попусту. Не словили.
— Видать хитрые тати, и сторожкие, — вставил ведьмак.
— Люди поговаривают, — Добряш чуть наклонился вперёд, облокотившись на крышку столика, и перешёл на полушёпот, — Лешак это сповадился мёдь красть. Не угодили мы ему выходит, много зверья за это лето побили.
— Да ну брось, — махнул рукой ведьмак. — Нужен он ваш мёдь лешаку, как корове седло.
— А-то и не для проку он, а токмо из-за обиды, — проговорил хозяин с серьёзным видом.
Вечеслав про себя усмехнулся. Странно и как-то глуповато выглядел серьёзный тон при упоминании некоего выдуманного персонажа. Хотя, вдруг пришло в голову, а что если и не выдуманного? Что если вот так однажды, как и с кромкой, увидишь, почувствуешь и потом уже не говори, что не веришь.
К столу подошла одна из тех женщин, что крутились около печи. Это была та, что помоложе, лет двадцати на вид. Она поставила на середину стола большой глиняный горшок, и сняла с него крышку. В ноздри тут же ворвался аромат варённой рыбы.
— По зорьке бубарей да плотвицы бреднем собрал, а Варенька ушицу знатную стряпает, — с гордостью проговорил Добряш. — Ни у кого такой во всей веси не выходит.
Вечеслав вскинул взгляд, и его сердце тут же ёкнуло, и что-то защемило в нём тоскливое. Была Варя очень похожа на его жену. С расстояния он и не разглядел поначалу, а теперь схожесть сама бросилась в глаза, и снова всколыхнула мысли о доме и родных. К столу подошла вторая женщина, поставила три глубокие керамические тарелки, и стала по очереди наполнять их ухой, черпая её большой деревянной ложкой, расписанной пёстрыми узорами.
Варя ушла и вернулась через несколько секунд с плоской тарелкой, на которой были горкой уложены куски ржаного хлеба. Вечеслав снова бросил на неё внимательный взгляд, словно пытаясь убедиться, что ему не показалось. Но Варя действительно очень походила на Машу.
Первую тарелку женщина поставила возле Вечеслава, положила рядом с ней деревянную ложку, и принялась накладывать уху в следующую.
— Агафья, — обратился к ней хозяин и принялся перечислять поручения. — Животине ячменя дай, да напои, гостям на полатях постели, а мне на полу.
Женщина только молча кивнула, и поставив вторую тарелку напротив ведьмака, отошла от стола.
— А сам не будешь, что ли? — спросил ведьмак, глядя на хозяина.
— Да токмо-токмо откушал, до прихода вашего, — отмахнулся тот.
— Нам бы лошадку продать, кстати, — сказал ведьмак, кивая на гнедую, и Вечеслав невольно поморщился, дуя на горячую уху в ложке. Снова он с продажей этой лошади, не может подождать, что ли?
— То-то я смотрю, не рассёдлываешь ты её. Чай думаю запамятовал с дороги, -Добряш принялся чесать затылок, нахмурив лоб. — Дай-ка покумекать. Еремей на днях говорил, что в Муромы хочет за лошадью плыть, так ему тяжная нужна, для телеги. Да-а, — протянул он задумчиво. — Рази что Любомиру Карпычу, он человек торговый, лодья у него своя. В Муромы свезёт опосля, да продаст. Токмо он много не выбросит. Брать-то будет под прибыток.
— Да нам бы хоть на дорожные траты заиметь, а то пеши мы и ноги постираем, пока до родной сторонки доберёмся.
— Это да, — согласно кивнул Добряш. — Далече Ладога, пешим ходом умаешься.
Пока ведьмак уже во второй раз за последний час продавал гнедую, Вечеслав успел умолотить треть тарелки, не взирая на то, что уха была горячеватой. Но голод не тётка, и не торопиться, боясь обжечься, терпения не хватало. Наваристый бульон приятно наполнял желудок, согревал его, успокаивал. От быстрого поедания горячего бросило в пот. Да и жара, в общем-то, почти не спала. Солнце, судя по быстро наползшим на весь сумеркам, уже полностью скрылось за горизонт, но надо было принимать во внимание, что всё-таки стоит середина августа, и оттого, что солнце исчезает из виду, прохладней не становится. Разве что ближе к полуночи чуть посвежеет, да и то, вряд ли. Может оно даже и к лучшему, что не избы у них тут, а полуземлянки, в которых как не крути, а всё ж попрохладней будет.
— Но так кто ж в ночь покупать станет? — продолжил размышлять Добряш. — То уже к завтрему надо, токмо пораньше, до всхода ещё, а-то праздник пойдёт, там не до торга будет.
— Ну, так, значит, так, — ведьмак принялся за уху. — А этот Карпыч, как он, ушлый муж?
— Есть малость. Да прижимист трохе, но так кто ж из торговых не прижимист?
— Это точно, — согласился ведьмак.
— А Варя ваша дочь? — неожиданно для себя решился спросить Вечеслав.
— Да ну, куда мне, — ответил Добряш, и его голос немного погрустнел. — Моя доля бобылья.
— А как же тогда... ну, я насчёт всех этих женщин, — удивлённо спросил Вечеслав.
— А-а, это, — Добряш заёрзал на месте, словно ища подходящее положения для рассказа, потом на несколько секунд замер в молчании, и наконец, заговорил.
— Это два тому лета назад случилось. Жили мы тогда у Пещани поселением в дюжину хат, род у нас небольшой был, жили спокойно, с соседними родами в ладах. А тут пришли воеводы Владимирские нас воевать. А мы-то чего? Стоит наше поселение, никому не мешает, и вдруг, аки снег на голову. Парень из соседней веси прискакал, в крови весь, волосы обгоревши, криком кричит, спасайтесь, мол, дружина на вас идёт. Наших-то, говорит, всех сгубили, да пожгли в хатах, а вас хоть спасу. А сам плачет, рукавом обгоревшим утирается. А мы чего? Спужались дюже. Чего мы дружине ответить можем, десяток мужиков, баб восемь, да девчушек малых пяток. Вот же ж люди говорят, мальчонки к войне родятся, ан нет оказывается. У нас всё девки в роду последние два десятка лет были, а война ты погляди и пришла, — Добряш тяжело вздохнул. — Вот мы, значит, скарб свой невеликий собрали и утекать. Версты две прошли, глядь, а полдюжины Владимировых кметей нагоняют на комонях. То ли на добро наше позарились, то ли сказано им так было, одно видим — не уйти. Тогда-то Степан Голыба наш, в роду старший коий был, и говорит — вместе не спасёмся, остаться нам надо бы. Это он к мужам, значит. А мне говорит, ты Добряш всё равно к браням не расположен по доброте своей сердечной, потому уводи баб наших, а мы тут встанем, кметей встретим. Бабы в вой тута же, в причитания, на выи мужьи вешаются, не уйдём без вас, рядом станем. Но старший у нас он муж грозный был, что-о ты, — Добряш с гордостью тряхнул головой. — Рявкнул на баб, да те рыдая и причитая смирились. Мужы наши топоры свои да рогатины сготовили к бою, а мы пошли, значит. Бегом к лесу, и через лес бегом. Я обернулся в последний раз, глядь, наши-то стоят спиной к спиночке, ощетинились, а кмети вокруг скачут, улюлюкают. Вот так с тех пор и один я из мужей в роду. Пять дней мы по лесу да по над лесом шли, пока не встретился нам мил-добрый человек. И вот он нам говорит, чего же вы горемычные скитаетесь, идите к Оке, спрашивайте про весь новую Рязанскую, там долю свою обретёте, — Добряш снова тяжело вздохнул. — Вот и пришли сюда.
Вечеслав доел бульон и принялся за рыбу. От сытного ужина стало спокойнее внутри, плохие мысли отступили, и только продолжала бередить схожесть Вари с женой. Он осторожно пытался отыскать её взглядом среди мелькавших в полумраке женских фигур. Женщины всё ещё продолжали заниматься делами, несмотря на глубокий вечер, что-то готовили в печи, что-то проносили мимо них. Та женщина, что разливала по тарелкам уху, принесла кувшин с квасом и кружки, и Вечеслав пожалел, что квас принесла не Варя. Ему захотелось ещё раз взглянуть на неё, и хотя он знал, что от этого в сердце снова появится щемящая тоска, но бороться со своим желанием не мог.
Когда допили квас, Добряш решив не задерживать своей болтовнёй утомлённых гостей, повёл Вечеслава в хату. Ведьмак задержался, чтобы расседлать гнедую, а Вечеслав, взяв меч, поспешил вслед за хозяином и не сумев удержаться всё же спросил.
— А у Вари тоже муж погиб? Ну, там, когда вы уходили.
— Жених у неё был, Нефёд, из соседской веси. Где теперь и не знамо. Жив, али нет? — Добряш пожал плечами. — Говорили, что их весь, как и прочи, пожгли, а мужей всех порубали.
Откуда-то появилась Агафья со свечой, установленной в небольшом блюдце. Добряш указал рукою на постеленные полати в углу.
— Вот тут и почивайте с миром.
— Спасибо, — ответил Вечеслав, и пройдя к полатям, осторожно присел на них.
— Ну, ночи доброй, да покойной, — Добряш снова легонько поклонился, и подталкивая Агафью в спину, вышел из комнатки. Свечу Агафья не оставила, и Вечеслав очутился в полной темноте.
— Наверное, у них с розжигом огня проблемы, — решил он, и осторожно приставил меч к стене у изголовья.
Теперь можно было дать волю усталости, и она сразу же подчинила себе всё тело, потащила в сон. Скинув с ног кроссовки, Вечеслав нащупал рукою подушку, которая оказалась довольно большой, и даже не прилёг, а бухнулся на полати. Голова в большой подушке мягко утонула, уныло скрипнули перья, словно снег под ногами в лютый мороз, он прикрыл глаза, и медленно провёл рукою по лицу. Под носом и на подбородке чувствовалась густая щетина.
— Надо бы как-то побриться, — вяло шевельнулась в мозгу сонная мысль. Как и чем, думать совсем не хотелось, да и к чертям собачим, не главное оно теперь.
— А что главное? — спросил сам себя мозг.
Но ответ появиться не успел. Вечеслава, словно навь того мертвяка на кромке, утянула в себя чёрная и вязкая пустота небытия.
9
Спал Вечеслав плохо. Обрывочно мелькали тяжёлые сны, в которых он то снова убивал, то видел шевелящуюся стену нави. Иногда сквозь эти кошмарные обрывки прорывались сны о родных, о своём мире.
Просыпаясь в полной темноте почти поочерёдно от кошмара или от тоски, Вечеслав слепо осматривался вокруг себя, шарил рядом рукой, пытаясь отыскать Машу, не находил, и снова проваливался в пустоту в полном непонимании.
Разбудили его разноголосые крики петухов. Он открыл глаза и первые две минуты тупо пялился в потолок, которым являлась внутренняя сторона одного из скатов крыши. Наконец, разум более-менее восстановил цепочку произошедших за последние два дня событий, и Вечеслав вздохнув, тяжело поднялся. Ночь не принесла нормального отдыха, тело ломило и ныло от вчерашних бешеных нагрузок. Неторопливо опоясавшись и позёвывая, он вышел из хаты.
Солнце, по всей видимости, только-только выползало из-за горизонта, и ещё не поднялось настолько, чтобы пролить свои лучи на укрытую за холмом и невысоким частоколом весь, и поэтому пока ещё радовала утренняя прохлада. К нему подошла та женщина, что разливала вчера уху, держа в руках большой кувшин.
— Извольте умыться и испить, — тихо проговорила она, слегка поклонившись.
— Спасибо, — в ответ поклонился Вечеслав и вытянул перед собой руки со сложенными лодочкой ладонями. — А попутчик мой где?
— Родич ваш? — непонимающе переспросила Агафья, поднимая кувшин и наклоняя его. — Так ведь лошадку продавать пошли.
Вечеслав бросил взгляд на столб к которому вчера сам привязывал гнедую. А-а, блин, так вот откуда эта убийственная боль в ногах, усмехнулся он, припомнив вчерашнюю конную прогулочку.
Вода была прохладной, несмотря на жаркую августовскую ночь, и Вечеслав догадался, что, скорее всего, за нею уже успели сходить на реку. Во сколько ж они тут встают? — невольно задался он вопросом, и заценив чужой труд, поплескал воды на лицо ровно столько, сколько было нужно, стараясь не проливать лишнего. Затем взял у женщины кувшин, жадно сделал несколько глотков, и шумно выдохнув от удовольствия, поинтересовался:
— А давно ушли?
— Давненько уж, — ответила женщина.
Вечеслав хотел уточнить, как давненько, но вдруг до него дошло, что он не знает, а в чём собственно здесь измеряется время. Потому он только неопределённо угукнул и кивнул, чтобы ненароком не сболтнуть какой-нибудь полной чуши и не вызвать подозрений.
— Може завтракать хотите? — спросила Агафья, беря протянутый ей кувшин.
— Нет, спасибо. Я лучше подожду.
Агафья кивнув, быстро развернулась и заспешила ко второй хате, а Вечеслав присел на лавку у столика, и стал наблюдать за тем, что происходило через дорогу.
Там, за таким же столиком, только раза в три подлиннее, сидело больше дюжины человек разных возрастов. Одеты эти люди были совсем не так, как те, которых он разглядывал вчера, когда они с ведьмаком вошли в весь. Белых рубах у мужиков не было и в помине, а красовались на них однотонные красного и тёмно-синего цветов. Не было в помине и лаптей, а только полусапожки без каблуков. У женщины поверх накидок были надеты пёстрые юбки, а на плечах лежали узорчатые платки.
— Праздник же сегодня какой-то, — вспомнилось Вечеславу.
Почти все за столом молча ели, и только двое, чуть склонившись друг к другу, вели беседу. Один из разговаривавших был мужик лет сорока, с короткой окладистой бородой, второй — молодой парень. Вид у него был уставшим, он тяжело облокачивался на стол и сильно морщился, словно борясь со сном. Вечеславу вдруг показалось, что парень бросил в его сторону нарочитый взгляд, но как только их глаза встретились, парень тут же торопливо отвернулся.
— Чё эт он? — мелькнуло в голове, и Вечеслав отведя взгляд чуть влево, стал наблюдать за ним боковым зрением. За две минуты парень обернулся на него три раза.
— Может просто интересно, кто такие напротив появились? — спросил он себя, но ответить не успел. На дороге, которая шла вдоль опоясывающего весь двойного частокола, показались ведьмак с Добряшом. Шли они без лошади. Ведьмак издалека помахал рукой Вечеславу, и в его руке тот увидел маленький тёмный мешочек. Однако особой радости на лице ведьмака не наблюдалось, но всё сразу же объяснилось, как только он подошёл и бросил мешочек на стол.
Мешочек звякнул, а ведьмак зло плюнул под ноги.
— Вот же ушлый этот их Любомир Карпыч, чтоб ему в пекле гореть, — громко выругался он, усаживаясь на лавку возле Вечеслава. — Таких ушлых я только в Киеве, да в Новгороде видал.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |