"Я живой" (отредактировано и дополнено)

Однажды я столкнулся у столовой с Игнатом и Бером. Уберы о чем-то разговаривали, даже, как мне показалось, спорили, но при моем появлении замолчали. Я попросил у Игната увидеться с Катей, но новый глава базы пренебрежительно бросил мне: "померла твоя девка" и, увлекая за собой Бера, направился в сторону лабораторных зданий.

Я знал, что он врет. Никогда не верил в предчувствия, в способность человека что-то предвидеть, в сказки об экстрасенсах... Но я знал, что Катя жива, я это чувствовал.

И я поклялся себе, что увижу её снова... Оставалось только придумать как.

Дед.

Случайная неприятность — хороший повод приготовиться к худшему.

Уже два месяца базу никто не посещал. Дилеры Дока, торговцы, искатели... Казалось, лихой авантюрный народ, стал обходить Оплот стороной. А между тем, на базе заканчивались запасы лекарств, людям нужна была одежда... Нет, зиму они, конечно, продержаться, но без связи с другими базами жить было трудно.

А Калым... Как он мог его, Деда, кинуть? Такой символ мощи, который должен был доставить торговец, поднял бы его людям боевой дух. Да и престиж базы в глазах соседей.

Несколько раз Дмитрий Дмитриевич слышал, как кто-то, далеко за пределами Оплота, стреляет из чего-то мощного. Это не были звуки перестрелки — пять взрывов и тишина. Редкие раскаты повторялись всего четыре раза, с промежутком в пять-шесть дней, но Дед понял, что Калым его не кидал — торговец просто не довез груз.

"Кому нужна эта рухлядь?", — подумал Дед, в очередной раз прислушиваясь к далеким взрывам.

Когда отключилось электричество на базе, Дед отправил техника к трансформаторной будке, но оказалось, что проблема была не в оборудовании базы, что придется выходить за периметр. Техник предположил, что где-то на линии произошел обрыв.

— Таких морозов, чтобы провода обледенели, не было, — сказал Иваныч, самый подкованный в электрике житель базы. — Если обрыв где-то недалеко, мы с мужиками все наладим... Но вот если не найдем... Придется к "Электрикам" обращаться.

Электрики — народ обязательный. Если попросить — сделают. Но и сдерут в три шкуры, чтобы и себе, и крышующим их военным хабар перепал. Хотя, всегда был Бомжуля, с его мастерской. У него, вроде, запас патронов на любой вкус знатный образовался, если что — можно будет Льва Моисеевича немного напрячь, чтобы с крохоборами рассчитаться.

— Иваныч, ты сможешь посмотреть, что там к чему? Ну, прикинуть там — сможешь починишь или нет. — Спросил Дед техника.

— Да, без проблем, Дим Димыч, ты ж меня знаешь. Ты нам с мужиками только сопровождение выдай с оружием, чтобы нас там не "поели". — Довольный шуткой Иваныч усмехнулся в усища.

— Обижаешь, — ответил Дед, деланно покачав головой...

Иваныч, двое его помощников, трое чистильщиков. Техники с "макарами", сопровождение с карабинами.

Не вернулся никто. И, что хуже всего, Дед отослал на поиски пропавших еще одну группу... Которая тоже не вернулась.

Две случайности подряд — это уже закономерность. Если прикинуть то, что снаружи ощутимо, хоть и не сильно (все-таки юг), похолодало, а значит мертвяки стали менее активные, да и в окрестностях их чистильщики, по возможности, вырезали, то можно предположить, что хорошо вооруженные люди смогли бы отбиться даже от оравы мертвяков и благополучно добраться до базы. Какова вероятность, что сначала первая группа, а за ней и вторая не смогла защититься от заторможенных от переохлаждения кучки мертвецов?

"Их убил мутант", — подумал Дмитрий Дмитриевич. Почему Док не связался с ним, как обещал, ведь Дед всячески помогал его людям?

Старик снова попытался связаться с Лабой, в надежде на то, что Док поможет, все-таки не раз друг друга выручали, старик даже считал его своим другом... Вот только не ответила Лаба хотя обычно радист всегда там, у станции дежурил. То есть вообще всегда, как будто жил у нее. По крайней мере, "в пустоту" Дед постучался в первый раз. Никто не ответил.

Наказав радисту не оставлять попыток связаться с "Лабой", Дмитрий Дмитриевич направился в свой кабинет, освещая себе путь старенькой керосиновой лампой (благо было еще чем заправить), чтобы не споткнуться во тьме.

Когда он уже подошел к покрытой потрескавшимся лаком двери и взялся за ручку, раздался страшный грохот. Пять взрывов сотрясли стены здания.

Старик упал на пол, выронив лампу.

Стая.

Я вернулся!

— Огонь! — скомандовал Дима. Он пригнулся, прищурил левый глаз и смотрел в прицел.

Громыхнул выстрел. Пасынки убрали с ушей руки, Дима снова стал жмуриться в прицел, время от времени корректируя направление ствола, давая команды Костику. Арсен же ждал следующей команды "Огонь", чтобы дернуть за шнур.

Пасынки стреляли на глаз — но на таком расстоянии это было не так уж и важно, снаряды врезались в цель прямо, а не по ниспадающей траектории.

— Огонь! — скомандовал Дима.

Автоматическая зенитная пушка тридцать седьмого калибра снова громыхнула. Единственная вышка, представляющая опасность с северной стороны базы, разлетелась в щепки, взрывом разборосало куски дерева, камня и изуродованных тел.

Дима скорректировал прицел, направив его на ворота, и снова скомандовал "Огонь!"

Вожак стоял перед своими пасынками. Восемнадцать обращенных неофитов, будущих бойцов его личной армии — они буквально пожирали лидера преданными глазами. Все при оружии, все уже давно контролируют рвущиеся на волю животные инстинкты и способны думать. Совершенные воины Новой Эры.

Сколько сил, времени, нервов стоила Вожаку ловля и инициация новых пасынков и пополнение арсенала! Искатели, беженцы, торговцы — сгодились все: те кто были молоды и силны влились в стаю, остальные же пошли на мясо... Но величайшим подарком судьбы Вожак считал наследство, оставшееся после торговца.

Пока его первенцы и один из ранних пасынков рушили стены Оплота, деморализуя противника ночной атакой, да еще и с помощью пусть скромного, но все же артиллерийского обстрела, Вожак наставлял остальных воспитанников:

— Они привыкли, что электрические прожекторы освещают им подступы к базе. Они привыкли жить при свете, в то время как мы охотимся во тьме. Их много, но они всего лишь люди. Медленные, глупые, трусливые. Они закрылись на своих базах, спрятались от тупых неповоротливых мертвецов. Но от нас им не спрятаться!

Пасынки поддержали Вожака радостными воплями, потрясая руками с оружием.

Когда охотиться стало не на кого, Вожак решил вернуться домой... Нет, никакого злорадства, никакого чувства мести — просто ему нужно было кормить молодняк, нужно было заботиться о разросшейся стае.

— Отец, ворота разрушены, — подбежавший к Вожаку Костя преданно глядел на лидера.

— Продолжайте обстрел, — ответил он, и пасынок тут же побежал передавать приказ первенцам. А вожак обратился к остальным:

— Готовьтесь, дети мои. Сегодня мы возьмем свое...

Ну, может маленькая человеческая частичка, доставшаяся Вожаку от Шныря, все еще хотела отомстить жителям Оплота за то, как те к нему относились раньше. Мутант хищно ухмыльнулся, слушая радостные крики пасынков. Было видно, как те изнывают от предвкушения свежей крови.

База "Оплот".

Страх и смерть.

После того, как обстрел закончился, пришли они. Не люди, не нежить... Звери. Страшные, рослые воины, будто сошедшие со страниц иллюстрированного учебника истории варвары, они несли смерть всему живому.

Мужчины, женщины, дети — им было плевать. Увидел — убил.

Неуловимые, как тени, мощные, как звери, ночные демоны, не зная пощады, без труда смели обороняющихся. Казалось, их больше, чем чистильщиков вдвое. Страшные существа с легкостью подходили на расстояние ближнего боя, несколькими ударами обрывали жизни двоих-троих защитников базы и снова поливали свинцом тех, кого не могли достать руками...

Они прекрасно ориентировались во тьме. Облака, закрывавшие тощий месяц, сослужили им добрую службу. Страшные существа появлялись за спинами бойцов как будто из ниоткуда, расправлялись с жертвами и снова растворялись в ночном мраке.

Несколько минут... Столько понадобилось ночным демонам, чтобы уничтожить всех чистильщиков на улице и тех жителей, что пытались противостоять чудовищам, лишь отдаленно напоминающих людей.

Еще через несколько минут монстры гасили очаги сопротивление в домах — кто-то вел огонь из окон жилищ.

Все закончилось очень быстро.

Если бы Деду удалось выбраться из объятого пламенем административного здания, его сердце все равно бы не вынесло зрелища усеянного окровавленными останками места бойни.

Когда стрельба утихла, с небес сорвался пушистый снег. Первый полноценный снегопад в этом году. Снег падал на исходящие паром, еще горячие тела мертвецов и тут же таял.

— Люди! — прогремел громкий, властный, хриплый голос-рык. На середине Пятака появился рослый силуэт. — Если хотите выжить, сдавайтесь! Ваши защитники пали. Чем дольше вы будете сопротивляться, тем меньше вас останется в живых... Подумайте о своих детях!

Серега.

Шестое умение искателя.

Мы лжецы. Все мы, люди, врем, но мы, искатели и торговцы, бродячий люд, лжем напропалую. Мы живем враньем, обман позволяет нам оставаться на плаву, занимать ту нишу, которую правда просто уничтожит. Мы перемещаемся от базы к базе, продаем то, что нашли в Некрополе — это наш хлеб. Но не рассказываем людям всей правды. То, что они видят, всего лишь верхушка чертова айсберга.

Мертвяки чувствуют живых. Не удивительно, что время от времени они подходят к стенам какой-нибудь базы и получают пулю в лоб от охраны. Но с каждым годом, таких случаев становилось все меньше. А сейчас — так вообще не бывает. Почему? Да потому, что даже у неупокоенных есть предел износа.

Однажды, давным-давно, пришлось мне пить со случайным собутыльником, который перед пьянкой представился доктором, после пары стопок назвался бывшим студентом-медиком, а после полулитра оказался сыном ветеринара... Так вот, он, по-свойски обняв меня, доверительным тоном поведал: "Серега, они вообще не должны ходить. В принципе. Через пару часов после смерти их тела будут просто непригодны для передвижения. Даже если предположить, что мертвецы будут сохранять примитивную способность к мышлению — на уровне увидел-сожрал — их тела просто не будут передвигаться". А потом нагрузил меня кучей то ли придуманных, то ли псевдонаучных терминов из бульварной фантастики девяностых годов (хотя, откуда мне знать, я же не ученый). Единственное, что мне запомнилось точно из сбивчивого рассказа собутыльника, так это то, что в теле мертвеца не будет живых АТФ-молекул, передающих биологическую энергию в мышцы. А значит и сами мышцы работать не будут.

Но мертвякам, кажется, глубоко нарюхать на то, что у них там не должно работать и каких там молекул в их организме не хватает. Ходят себе, разлагаются потихоньку, воняют... Но уже не так часто, как раньше. Я как-то наткнулся на целый переулок, заваленный телами. Страшная вонь разлогающейся плоти и тот факт, что с таким количеством меркаптанов твои респиратор и "химия" могут не справиться — не самое ужасное. Эта жуткая биомасса находилась в постоянном движении. Не знаю, что заставило их собраться вместе. Может быть щемящее чувство одиночества, которое пробилось сквозь пелену животного безумия? Не знаю, живому не понять. Для этого надо стать мертвяком, а я такой перспективе предпочитаю неведение.

Нежить шевелилась. Отходящее от костей гнилое мясо отвратительно колыхалось и отваливалось. Мертвяки пытались встать, у некоторых даже получалось, но, пройдя пару шагов, они снова валились на асфальт, размазывая по нему куски тухлой плоти.

Всему есть предел. Смерть забирает свое, даже у тех, кто её обманул. Пусть и весьма оригинальным способом. Не получающий свежего мяса мертвяк быстро теряет силы, его и без того неживое тело начинает стремительно погибать, процесс разложения ускоряется... В конечном итоге нежить становится неспособной к передвижению...

Почему мы лжецы? Мы знаем, что Некрополь стал безопаснее. Мы знаем, что через несколько лет не останется ни одного мертвяка. Но мы молчим, потому что терять свой хлеб не хотим.

Да и люди, живущие на базах, так привыкли к своему существованию, что не горят особым желанием что-то менять.

Так что, и волки сыты и овцы довольны.

Что должен уметь настоящий искатель, чтобы выжить в Некрополе в частности и в постапокалиптическом мире вообще? Ну, во-первых, повторюсь — уметь врать. Во вторых — стрелять и худо-бедно драться. В третьих — хорошо ориентироваться на местности. В четвертых, быть самым распоследним эгоистом. В пятых — никому не доверять (искатель искателю — конкурент и потенциальный убивец). В шестых — иметь навыки взломщика...

Самое интересное всегда лежит за запертыми дверьми — эту науку мы выучили еще в детстве. "Правило закрытой двери" работает и во взрослой жизни.

Было два часа ночи, и у меня слипались глаза, а челюсть от не проходящего приступа зевоты нещадно ныла, когда Игнат вышел через парадный вход научного комплекса, вместе с несколькими помощниками-людьми. На входе остался охранник, миновать которого не получилось бы при всем моем желании — у уберов чуткий слух и, думаю, если бы меня поймали на территории комплекса, то церемониться не стали. Оторвали бы башку, да скормили свиньям (эти твари могут сожрать что угодно, уж мне-то поверьте).

Другой вход я заприметил уже давно. Ни разу не видел, чтобы в ту дверь кто-нибудь входил или выходил. Взломать ее оказалось проще простого. Для этого мне понадобился нож и... и минут шесть. Прорезав в дверной коробке щель, я отжал язычок простенького советского замка и проник внутрь, не забыв запереть за собой дверь.

Помещение, в которое я попал, больше всего напоминало котельную — трубы, сырость, пар и влажная жара. Но, самое главное, из него можно было попасть на территорию комплекса.

Я вышел в коридор и, опираясь на профессиональный навык искателя, как инвалид на костыль, побрел в сторону того самого коридора, в который меня когда-то сопроводил Игнат, экспериментатор ктулхуев. Еще тогда, точно помню, я заприметил ту дверь с картинкой, изображавшей человечка, идущего по лестнице.

Стая.

Что дальше?

Вожак был спокоен. Никакого ликования, которое овладело умами его пасынков, что словно дети новой игрушке радовались прорыву и победе над людьми. Предводитель страшного войска не испытывал никакого счастья от победного возвращения домой, он был спокоен.

Вожак сидел у костра, прямо на голой земле. Ему разонравилось тепло помещений — изменившееся тело умело накапливать тепло во время физической работы, охоты или боя. Ограничивающие свободу бетонные коробки казались лидеру тюрьмой. Мутант полюбил просторы Некрополя, привык к холодному ветру, к тому, что под кровом только спит, тогда как под небом живет. Собачья шкура, прилаженная единственным рабом-человеком к старой одежде, приятно грела тело, и Вожак в очередной раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность.