Завал разобрали, и все разошлись по местам.
— Давай обсуждать мультики, — предложила Ира.
— Давай, и незачем так орать, — кивнула я, вспоминая любимую фразу из мультика "Принцесса лебедь".
— Да вроде никто не орет, — сказал Подушка.
— Почему никто не орет? Я ору! Рыцари! Рыцари! Рыцари! Рыцари! Рыцари! — воскликнула я.
— Так ры или цари? — уточнил Подушка.
— Рыцари!
— Ыгы, а мне бы что сказать, — задумалась Ира.
— А это из какого мультика?
— Не из какого!
Мы стали вспоминать любимые фразочки, под конец уморились и уснули. Причем первым захрапел Одеяло, следом за ним засопел Подушка. Все спать...
Проснулась я до побудки, сладко потянулась, слушая препирательства Подушки и Одеяла насчет матрасов, села на кровати и повернула голову. И тут я увидела ЭТО — очаровательное восьмиглазое, восьминогое насекомое под названием ПАУК!
— А-а-а-а-а-а! — заорала я.
Все проснулись и посмотрели на меня.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — я спрыгнула с кровати и принялась бегать по комнате, пытаясь стряхнуть паука и заодно будя всех.
Не знаю, как, но он с меня слез где-то по дороге. Я вбежала в комнату, плюхнулась на чью-то кровать, скрестила руки на груди (фараонша!) и сообщила.
— Я умерла!
— На зарядку пойдешь? — спросила Ира.
— Не-э-э-эт!
Зашел Дима (вожатый эстонцев), и до меня дошел весь ужас произошедшего. Я сбивчиво объяснила вожатому, какой инфаркт я только что пережила из-за паука, и осталась в комнате. Эстонцы собрались по кипарису к себе, но Дима сжалился и разрешил им идти по-человечески, а не по-беличьи.
Завтрак начался очень интересно.
— Вы где пропадаете? — спрашивал у Подушки с Одеялом другой эстонец.
— А вам-то какое разница?
— Где вы ночуете?
— Камушки вместо подушки используем.
Мы с Иркой:
— Ха-ха-ха!
— Может, еще и вместо Одеяла? — хохотнула Ира.
На завтраке нас пропустили вперед, хотя эстонцы пришли раньше, а после мы их подождали. После завтрака у нас была экскурсия на катере. Вот это трап! Я медленно взбиралась по нему. Я не хочу упасть! Мамочки, шатает-то как! ЁКЛМН! А! Медузы! Маленькие! Розовенькие, голубые. Большие и квадратные! Ой, это пакетик,... а что он делает посреди моря?
— ВОЛНЫ! — восторженные вскрики.
— Волны! — радостные вздохи.
— Волны, — равнодушное замечание.
— Ну, волны, — пренебрежительный взмах руки.
— Волны, — раздраженное бормотание.
— Волны... — тошнотворные восклицание. — Укачало...
Капитошка ходит, собирает всех, кому плохо, и спроваживает в трюм. Вот и меня увел. О, вот и сам пришел.
— Вот и меня укачало, и я зелененький, — сказал он.
— Больше похоже на голубенького.
Мы посидели, полегчало, Капитошка собрался идти наверх.
— Эй, подожди, возьми меня с собой, — попросила я.
Мы вышли, он принялся скакать по палубе и на месте.
— Капитошка! Не прыгай! — взмолилась я.
— Так, теперь понятно, почему тебя укачивает, — усмехнулся он.
— Правильно, с одной стороны волны, с другой ты! Поневоле укачает!
— А, меня тоже укачивает, поэтому и прыгаю, — сообщил он.
Я попробовала.
— Что-то на поезд больше похоже, — сказала я.
— Вот именно. В поезде меня не укачивает.
У меня устала шея, и я стала старательно пялиться в одну точку. Ах! Дельфины! Дельфины!!! ДЕЛЬФИНЫ!!!
Я поскорее сбежала по трапу.
— Земля! Земля родная моя земля! Не качает! УРА! — возликовала я.
— Земля в иллюминаторе! Земля в иллюминаторе видна! — запела Лариса.
— Мы уже не на катере, какой иллюминатор? — возмутилась я.
Обед прошел под знаком качки, но тут нам сообщили, что сегодня второй тур! Вот, ромашка, тошнотворный второй тур! Мы быстро запаслись нашатыркой, оделись и были уже в Су-уксу, предварительно распетые на синей даче. Пришли туда, а там украинцы.
— О, господи...
Тошнотворный второй тур. А до этого вечером мы узнали, что во второй тур прошли все! Весело!
Спели, слава богу!
— Что это вы так тихо спели! — прикопались украинцы.
— Мы не виноваты, что у вас серные пробки в ушах.
— Нет, это вы тихо пели.
— Сейчас послушаем, как вы поете.
Классная песня, ромашка. Белочка! Белочка! Белочка! Белочка! Белочка! Белочка! Ой, что-то еще раз начали. О, на третий раз спели правильно, у них оказывается три партии. Кто это у них вечно мазал? Ей-богу, белая горячка!
Полдник прошел в гордом одиночестве, ибо кто до конкурса поел, кто после, потом еще час ничегонеделания и коллективный поход до камеры хранения. Кому что понадобилось, я пошла в магазин, затарилась вожатским значком. Меня тут же командировали в магазин за лимонадом, там приняли за вожатую, Ира тут же предложила купить пивка. Я не захотела порочить свое честное имя. Поспорив, мы решили, что в крайнем случае присобачим значок Подушке и отправим его.
Вечером нас позвали на концерт конкурсантов. По идее мы, конечно, должны были петь, но... в общем, не судьба... мы вместе с эстонцами просто так посмотрели. Потом побродили по Кипарисному, вездесущие эстонцы слазили на Кипарисные дачи и вернулись восвояси несолоно хлебавши. Тут часть наших девушек попадали в обморок, пришлось вожатым их тащить, причем и нашим, и эстонским, а сами эстонцы тащили своих мелких, которые тоже были не в восторге от погоды. Эх, ушла наша нашатырка вперед, не добраться...
Девушек привели в чувство только около столовой, а эстонцы так и бегали вокруг своих мелких, не зная, что делать. Одолжили и им целебной нашатыри. О, очухались и что-то заговорили, да так быстро. Наверное, так:
— Вы что, дебилы, — нам эту пакость совать! Уберите ее нафиг, и не подносите близко!
Мы повернули оглобли в сторону дачи.
— К вам приходить? — спросил Подушка.
— Сама решай, — зевнув, сказала я Ире.
— Сам не знаешь? — бросив томный взгляд из-под ресниц, сказала Ира и мы ушли.
Вожатые воспротивились было нашему коллективному походу в медпункт, но были поставлены перед фактом, что и нам, и им нужно лечиться. Сходили мы полечились, пришли эстонцы, им градусников не хватило, как и таблеток от горла. Нашатырку мы тоже забрали.
— А чем вы наших мелких в сознание возвращали? — спросили эстонцы.
— Вот этим! — мы помахали перед ними пузырьком.
— Что это?
Мы открыли пузырек и подсунули самому любопытному под нос.
— Фу! — эстонцы отшатнулись.
— Поэтому и в чуйства приводит, — проинформировали мы их.
Мы окончили осмотр и собрались домой на дачу.
— Эй, подождите, до нас еще очередь не дошла! — попросили нас.
Мы переглянулись, покрутили пальцем у виска, постучали по низенькому кипарису, уселись на скамеечку и принялись обсуждать кипарисов, то есть эстонцев.
— Тебе что важнее — длинные волосы или ноги? — спросила Ира.
— Длинные извилины! — усмехнулась я.
— То есть чтобы русский хорошо знал?
— Лучше твоего Подушки никто русский не знает.
— Твой Одеяло больше знает.
— Ага, где это?
— Он хотя бы роды ни разу не путал.
— Ты чем его слушала?
— Что? Путал?
— И не только роды, — вздохнула я.
— А что еще?
— Предлоги!
— Да? Тогда будем только по внешности судить, — решила Ира.
— Длинные волосы.
— А мне ноги.
Ноги хорошо просматривались со скамейки.
— А ты их головы видишь? — спросила я.
— Ну, давай встанем! — предложила Ира.
— Ага, на скамейку! В самый раз будет!
— У этого ноги ничего! — отметила Ира.
— Да ты на его прическу посмотри! Угольником, что ли, делал? — возмутилась я. — Вот у этого прическа ничего.
— Ноги коротковаты.
— А вот у этого и с ногами порядок, и с прической, — сказала я.
— Да ты на рожу посмотри! Ужас!
— Ага...
Тут вышли наши эстонцы, причем какие-то потрепанные.
— Ну что, сразу на синюю дачу? — спросил Подушка.
Ира смерила их взглядом. Я поперхнулась воздухом и закашлялась. Эстонцы озадачились. Ира двумя пальчиками подергала Подушку за рукав. Эстонцы переглянулись. Ира подергала за свой рукав.
— Вам переодеться надо? — догадался, наконец, Подушка.
— О, господи! — закатила глаза Ира, содрала слюнявчик и стала им помахивать. — А вам не надо?
— А, точно! — хлопнул себя по лбу Подушка.
Мы пошли каждый на свою дачу, но Ира же так просто не может. Она схватила кипарисную шишку и запустила в парней. Попала почему-то по Одеялу. Тот обернулся и уставился на меня.
— Я? — я взмахнула руками. — Меня нагло подставили!
Ира схватила кедровую шишку и замахнулась, я быстро отобрала метательный снаряд и запустила сама. Попала точно Подушке по затылку и поскорее отвернулась.
— Ну все, Ира! — злобно пообещал Подушка, и эстонцы рванули на красную дачу, что-то лопоча по-эстонски. Наверное, планировали месть!
Мы быстро ретировались, чтобы успеть переодеться. Я по дороге успела упасть, а потом на лестнице добавила. Аура падучести! Мы переоделись и стали ждать. Тут за окном послышалось кряканье.
— Тут утки водятся? — удивилась я.
— Тут эстонцы водятся! — поправила меня Ира, выпросила у меня флейту, тихонечко подкралась к окну и, как следует дунула. Послушалось кряко-хихиканье. Ира закрыла окно. И что вы думаете? Они через главный вход зашли.
— Для вас и дверь надо закрывать, — вздохнула Ира.
— Обе, — поправил Подушка.
— Ромашка, они еще и про смежную комнату знают! — сокрушалась я.
Подушка уселся на свою тумбочку, Одеяло — на свою. Подушка увидел открытую дверцу тумбочки и поспешил сунуть туда свой нос. Лак понюхал, тушь проверил, и тут Ира заметила его действия. Всплеснув руками, она щелкнула Подушку по носу. Тот отшатнулся.
— И не думай! — Ира закрыла тумбочку.
Подушка надулся.
— Сигареты ему не хватает, — сказала я.
— Ну извини, я сигареты не взяла, — усмехнулась Ира.
— Я не курю, — сказал Подушка.
— А я курю, — пожала плечами Ира. — Одеялка, иди-ка сюда, — елейным голоском позвала Ира.
Услышав такое обращение, я хрюкнула, уткнулась в стену, беззвучно хохоча. Сам Одеялка покорно поплелся к Ире, внутренне содрогаясь и боясь предположить причину, по которой он понадобился страшной русской девушке. Подушка пересел на кровать нижнего яруса, Одеяло уселся к Ире, а Ира уселась на тумбочку.
— Ну все, сейчас тебя красить буду! — сообщила Ира, доставая косметику.
Одеяло попытался удрать, но Ира попросила Подушку поспособствовать удержанию подопытного, тогда Одеяло укрылся за Ириной подушкой. Я пересела к Ире и работала подавальщиком.
— Тушь! Тени! Лак!
— Ага, скальпель, спирт, огурец, — усмехнулась я.
— Зажим!
— Это в смысле для выщипывания бровей?
— НЕ НАДО! — простонал Одеяло.
— Нет, волос, — усмехнулась Ира.
— В смысле проредка? — поинтересовался Подушка.
— Пилочку! Нос подпилить!
— Это скорее Подушке. Везде суется! — рассмеялась я.
Подушка действительно все время с интересом следил за происходящим, поглядывая на косметические средства. Ему девчонкой надо было родиться! А мне вот парнем. Надо нам поменяться! Мне захотелось понюхать лак, Подушка был со мной солидарен, за что и получил черный мазок по носу.
— Эй! — возмутился он, стирая лак с носа рукой.
— Ну, все! — Ира отложила косметику и принялась щекотать Одеяло. Блин, да он у меня и вправду щекотки боится!
Тут я заметила, что Подушка повторяет за мной все движения! Вот засранец! Я сложила руки на груди, а он чтобы не подражать, закинул их за голову.
— А ноги так же можешь закинуть? — съязвила я.
— Нет, не могу.
— А я могу!
Я решила порыться у Иры в тумбочке, глядишь, до моря докопаюсь. Поперебирав баночки и тюбики и заметив, что Подушка, изображая жирафа, тоже заглядывает туда, я взяла расческу, прижала к себе и с интересом уставилась на нее. Подушка оживился и подвинулся ближе. Я быстро спрятала расческу на место. Он сел обратно, я сделала вид, что взяла что-то еще и стала разглядывать, он потянулся посмотреть, я спрятала, а потом опять принялась изображать увлеченность. Вот олух царя небесного, все ему надо знать! Ей-богу, девчонкой надо было родиться с таким отношением к косметике! Еще немного потравив Подушку, я спрятала ничего в тумбочку и закрыла ее. Посидев немного, я опять открыла ее, Подушка сунул свой нос ближе, еще ближе, я отпустила дверцу тумбочки, которая хорошенько приложила его по щеке. Подушка обиженно отвернулся и изобразил, что ему ничего не интересно. Я опять азартно зашуршала в тумбочке. Он долго держался, но все-таки плюнул на все и сунул голову к тумбочке. Я на радостях толкнула его глубже туда. Косметика посыпалась с полок.
— Вы что там делаете? — воскликнула Ира, с занесенной тушью.
Тут Одеяло извернулся, спрыгнул на пол со второго яруса и был таков.
— Эй! Вернись! Эх, убежал, — сетовала Ира.
— Он еще вернется, — сообщила ей я.
— Кто?
— Карлсон!
— Давай я тебя, Подушка, накрашу, — вздохнула Ира.
— Нет, — резко отказался Подушка, рассматривая баночки. Просмотрела, ромашка!
— Что, сам накрасишься?
Это предложение вызвало больше интереса.
— Ага, накрасится! Покрасит волосы лаком!
— Лаком? А-а, для ногтей! — рассмеялась Ира.
— Нет, лак для ногтей я знаю.
— Это что? — Ира вытащила детский розовый лак.
— Баночка... — ответил Подушка.
— Баночка, скляночка, ржавый пинцет. Вкус формалина на милом лице! — запела я. — Пусть остается с тобой навсегда ты и твоя красота!
— Ты что с ума... — удивилась Ира.
— Песню патологоанатома не знаете? — усмехунлась я.
— А-а! — Ира рассмеялась.
— Это кто?
— Морг знаешь, что такое? — спросила я.
— Да.
— Ну вот это тот, кто там работает.
— Труп?
— Ха-ха-ха!!! Труп в морге работает! — рассмеялась я.
В это время Ира проворно накрасила ему ногти лаком.
— А это что? — Ира вытащила черную жидкую помаду.
— Тушь! — авторитетно сказал Подушка.
Мы с Ирой хохотали вповалочку.
— Ну, черный же!
Ира накрасила ему губы.
— Ну вот, тушью губы накрасил! — получше размазывая помаду по губам, пожаловался Подушка.
— Хочешь, я тебе ею ресницы накрашу, только если они повыпадают, я не виновата! — хохотнула я.
Тут включился свет, и парень увидел, какого цвета у него ногти и губы. Классно выглядит! Подушка аж рот открыл от удивления.
— Водой смывается, это детский лак, — честно сказали мы ему.
Подушка побежал смывать. Эх, балбес. Если мы сказали, что смывается водой, то это не значит, что вместе с мылом. От мыла лак стал непробиваемым, и жидкость для снятия лака его только обесцветила. Подушка долго и старательно отколупывал лак. Вернулся Одеяло.
— Карлсон вернулся! — расхохоталась я, возвращаясь к себе на кровать и беря в руки свое мыло, которое по недосмотру выскользнуло и покатилось по полу. Конечно же, на него наступил Одеяло. Он проехал метра три и с грохотом упал, все остальные хохотали. Одеяло встал и снова наступил на мыло, врезался в стул, от которого отлетела крышка и попала в сушилку, та в свою очередь задела вторую сушилку, и с них посыпались наши купальники с полотенцами. Пришлось идти поднимать. Одеяло что-то бормотал по-эстонски, мы хохотали.
