под покровом тайны

-Из-за проклятого этого золота весь наш род сгинул, — воскликнула она,— и ты забудь, что видела его.

Одевайся, и пойдем, у нас еще дел полно,— сказала прабабушка уже спокойней.

Я послушно оделась, и мы пошли к месту перехода в наш мир.

В этот вечер я долго не могла заснуть. Перед моими глазами стояла искрящаяся, текущая вода и манящее желтое мерцание в ее глубине.

И последующие дни, когда я сидела, разбирала травы и слушала бабулины наставления меня не отпускали мысли о том, что совсем рядом, бесцельно лежат в реке огромные сокровища.

Прабабушка, понимая, что творится со мной, подробно рассказала, чем закончилось для ее прапрадеда попытка вынести золото из Заповедья. По неопытности он не смог продать его незаметно, и вскоре в деревню пожаловали солдаты царя Петра Алексеевича, жителей таскали на дыбу, мучили, пытаясь дознаться, откуда взялось золото в деревне, где его испокон веков не находили.

Именно после этого староверы, с которыми оборотни жили в добрососедстве двести лет и стали их врагами, и эта вражда окончательно прикончила, и так немногочисленный, род волколаков.

Поэтому дед заклинал ни в коем случае не трогать проклятый металл.

Я слушала бабушкины истории и думала, что сейчас совсем другое время, и если я заберу немного золота, то родители смогут его продать, и мы купим папе мотоцикл, а маме ковер, о котором она так мечтала. Может быть, если останется немного денег, мне купят часы и новую готовальню. А если спросят, откуда у меня золото, то скажу, что просто нашла и все. Меня ведь никто не будет подвешивать на дыбе. Во всех фильмах про милицию милиционеры очень вежливые, даже с преступниками, а я ведь не преступница.

Убедившись, что я прониклась ее словами, прабабушка полностью переключилась на учебу. Я же осваивала ее науку очень быстро, и она не переставала этому удивляться.

Мне же казалось, что я не учу новое, а просто вспоминаю то, что когда-то знала, просто все это находилось под флёром тайны — тяжелым плотным покровом, лежащим на моих знаниях. А бабушкины слова просто понемногу отворачивают этот покров.

Когда я сказала об этом, она прошептала:

-Ленка,— это память рода в тебе пробуждается. Ох, надо бы осторожней быть! Как бы чего не вышло худого!

С этого времени она стала еще более озабоченной и каждый день допрашивала меня, не хочется ли причинить, кому ни будь зла, не появлялись ли искры в моих ладонях, если сержусь.

Когда я просила ее объяснить, что она, собственно хочет выяснить, бабуля замолкала или отделывалась ничего не значащими объяснениями.

Понемногу она стала приглашать меня, когда к ней приходили женщины, и я сначала смотрела, а потом все уверенней стала лечить большей частью надуманные, а меньшей настоящие болезни.

Бабуля была довольна. Поток желающих получить совет или лечение намного возрос. А каждый посетитель оставлял рубль или трешку. Не все ведь могли, как председатель колхоза, выложить сразу сто рублей. Большинство колхозников таких денег и не видело. Когда я спросила бабушку, почему ей не платят пенсию, она засмеялась.

-А за что платить? Когда всех в колхоз согнали, меня никто не трогал, потому, как старуха. Лет мне было под девяносто, да и боялись активисты сглазу, не меньше чем все остальные. Вот так и получилось, что пенсии мне не полагается.

Я знала, что мама каждый месяц посылает прабабушке десять рублей, и решила, что не буду просить часы, и готовальня мне не так уж нужна. А деньги я пошлю бабуле, чтобы она могла покупать свои любимые подушечки и селедку. Ей я, конечно, ничего не сказала. Мне еще предстояло как-то незаметно пронести самородок домой из Заповедья и где-нибудь заныкать.

С учебой и лечением отдыхать совсем не получалось, хотя вечером часов в шесть вечера я ухитрялась сбегать на озеро и искупаться. Вот только общаться по нормальному с девчонками уже не выходило. Они меня вроде не боялись, но все равно таких, как раньше откровенных разговоров у нас не было. Да и мальчишки, ко мне особо не лезли. Если Ирку с Машкой они хватали в воде за ноги, могли сдернуть, вроде бы нечаянно лифчик, то рискнуть проделать такое со мной, никто не отваживался. Я, правда, сама была виновата, когда при всех сдернула в воду лодку, которую они еле сталкивали втроем. Парни тогда понимающе переглянулись и с этого момента все их шутки закончились.

Когда бабушка решила меня оставить до сентября я написала маме письмо, где сообщила, что очень довольна этим обстоятельством. Мама в ответ разразилась письмом, на четырех страницах которого грозила разными карами, но во втором письме про них уже не вспоминала, только напомнила, что к первому сентября я должна быть дома.

Насыщенные учебой и лекарскими делами, июль с августом пролетели незаметно

Хмурым дождливым утром я попрощалась с бабулей, мы долго обнимались, плакали, и потом, пока телега, на которой я ехала с дедом Евсеем не скрылась из вида, она стояла у калитки и махала платком.

Я хлюпала носом еще долго, и перестала только, когда мы въехали в лес. Там у приметного места попросила остановиться.

Дед Евсей хмыкнул и сказал, что нужно дома в нужник ходить. Но, тем не менее, лошадь придержал . Я прошла метров сто в глубь леса и вытащила из дупла золотой самородок, завернутый в тряпицу.

-Лена! Ты случайно не спишь? — прозвучал у меня над ухом голос попутчика,— я тебя спрашиваю, а ты не отвечаешь.

Я очнулась от своих размышлений и слабо улыбнулась.

-Нет, Паша, не сплю.

Тот обиженным голосом заявил:

-Оказывается, ты меня совсем не слушала!

Чтобы ничего не доказывать, я просто повторила ему все, что он мне рассказывал последние пару минут.

-Вот же паразит, — думала я про себя,— как надоел со своими линзами телескопами. Хорошо, что скоро выходить.

Парень смотрел на меня, открыв рот.

-Лена у тебя же идеальная память! Я сам не смог бы так повторить свои слова! — воскликнул он.

-Тренируйся,— фыркнула я, — может, что получится.

Сама же в это время бросила взгляд в окно, в котором мелькали домики очередной станции, и решила, что можно собираться. Через сорок минут я буду дома.

За эти сорок минут Паша достал с просьбами написать ему мой адрес, он якобы так проникся моими талантами, что будет писать мне письма. Я сначала не хотела этого делать, а потом написала ему адрес Валькиной общаги в Выборге, пусть она со своими подругами сочиняют ему ответы, если, конечно, он не выкинет адрес сразу, как сойдет с поезда на Московском вокзале и выйдет на площадь Восстания.

Поезд замедлял ход, я вытащила свой потрепанный рюкзачок и пошла к выходу.

В рюкзаке среди моих, ставшими маловатыми платьев и блузок, лежал тщательно замотанный самородок.

Паша увязался за мной, и все пытался помочь спуститься со ступенек.

Я вышла на перрон и, махнув ему рукой, быстрым шагом пошла к входу в туннель.

Когда вышла на привокзальную площадь обнаружила, что дождь идет еще сильней. Поэтому решила, что можно поехать домой не на автобусе.

Отстояв короткую очередь, я залезла в "Волгу" и назвала адрес. Шофер включил счетчик, и я впервые в жизни поехала домой на такси. Поездка заняла всего пять минут.

Заплатила по счетчику шестьдесят копеек, и довольная, побежала к подъезду. В кошельке оставалось еще целых полтора рубля.

Дома, конечно, никого не было. Как обычно, я достала ключ из-под коврика и открыла дверь.

В квартире ничего за это время не изменилось, даже пахло, как раньше. Проходя мимо трюмо, я по привычке посмотрелась в него. Рюкзак выпал из моих рук. Из зеркала на меня смотрела незнакомая стройная девушка. Вроде бы я, а вроде и не я. Рукава платья, которые были мне немного длинны, сейчас выглядели на три четверти. И само платье полностью открывало колени. Меня даже бросило в краску, когда я вспомнила взгляды соседа по купе.

-Вот же дура! За два месяца, привыкла не обращать внимания на внешность,— пришло мне в голову,— за все время в зеркало только два раза смотрела. Что же делать? Мне же в школу не в чем идти!

Немного подумав, я ринулась к своему шифоньеру, и точно! В нем висела новая школьная форма. Обо всем забыв, я начала ее примерять. Покрутившись снова у зеркала, решила, что кое-что надо будет подшить, сделать глубже вытачки, а так вполне прилично.

-Какая мама молодец! — подумала я и, повесив форму в шкаф, принялась за неотложные дела.

Разобрала рюкзак, разложила вещи, заварила чай, а когда уселась за стол, мне показалось, что все, что со мной произошло этим летом, просто приснилось. И только увесистый самородок на столе подтверждал, что все было на самом деле.

Однако рассиживаться было некогда. Скоро придут родители, и надо включаться в будни— разогревать ужин. Пошарив по холодильнику и буфету, я нашла, все, что мама приготовила к моему приезду.

Поставила разогреваться картошку с мясом на газ и начала резать салат.

Когда вытирала глаза после резки лука, в прихожей раздались шаги. Я бросила нож и побежала встречать маму. Следующие пять минут мы обнимались, целовались. Потом передавала приветы от бабушки и вытащила из рюкзака огромный пакет сушеных грибов.

-Понятно,— с улыбкой заметила мама,— пишут по Северо-западу неурожай грибов, а у бабушки Аглаи, как всегда полные корзины.

-Конечно,— подтвердила я, не вдаваясь в подробности, что все грибы собрала за час в Заповедье. А потом несла домой две огромных корзины замаскированные листьями.

Именно в этот день я и ухитрилась незаметно для бабушки вынести небольшой самородок. Хотя он был небольшой только по размеру. На дореволюционном бабушкином безмене он вытянул на три фунта.

Мы не успели закончить с поцелуями, как домой зашел папа.

-Ну, что наша лягушка-путешественница приехала?— спросил он уже от дверей.

Увидев меня, он восхищенно завопил:

-Мать, ты только погляди на Ленку — красавица! Софи Лорен отдыхает вместе Лоллобриджидой!

Мама укоризненно глянула не на меня, а на него. Папка, не обращая внимания на мамины взгляды, подошел, обнял меня и закружил по комнате.

Однако, так легко, как раньше, ему это не удалось.

Он поставил меня на пол и с удивлением сказал:

-В тебе доча весу хорошо прибавилось, чем это тебя там Аглая Никаноровна откармливала!

-Вот-вот,— вступила мама в разговор,— подумай Лазарь, где деньги будем брать? Я форму покупала на вырост, а Лене она только-только придется. Я думаю, ей нужно будет весь гардероб менять.

Я слушала разговор и решала, показать самородок сейчас или отложить на вечер, чтобы не портить момент встречи. И пришла к выводу, что сделаю это завтра, поговорю с папой на работе, послезавтра уже будет проблематично, все-таки первое сентября.

Наш ужин затянулся допоздна. Я рассказывала, как провела время, загорала, купалась, и периодически ловила на себе задумчивый папин взгляд. Казалось, что он все время хочет что-то спросить, но не решается.

Уже около десяти вечера, когда я намылась в ванне, и расхаживала по комнате в одной сорочке, расчесывая волосы, он постучался и зашел ко мне.

Леночка,— как-то неуверенно начал папа,— нам с мамой кажется, что ты о многом умалчивала, когда рассказывала о пребывании в деревне. Ты прости мое любопытство неуместное, может, у тебя там появилась любовь?

Я ожидала всего, что угодно, но не такого вопроса и сразу засмеялась. Потом, продолжая смеяться, рухнула на кровать и начала болтать ногами.

Папино лицо разгладилось, видимо этот смех, объяснил нелепость таких подозрений.

-Ну, прости, дочка, просто по тебе было заметно, что стараешься что-то скрыть, а кроме этого, мне ничего не пришло в голову,— начал он оправдываться.

Я сочла этот момент вполне подходящим и достала самородок.

-Пап, я вот о чем хотела поговорить,— сказала ему, протягивая увесистый слиток.

-Это золото?— спросил папа. Его лицо сразу стало серьезным.

-Я пожала плечами.

-Не знаю, папа, случайно нашла в лесу. А где мне было его проверять? Но если по весу судить, так, наверняка, золото.

-Ну, и что ты предлагаешь?— спросил он, — ты нашла, тебе и решать.

Я затараторила:

-Мне кажется, его надо продать, может он тысячи три стоит, ты же хотел мотоцикл купить, мама ковер, ну, и бабушке надо помочь.

-А тебе, ничего не нужно?— вновь спросил отец.

Я замялась.

— Хотелось бы купить платье красивое, часы, и еще хочу готовальню. Помнишь, я тебе показывала в ученическом магазине.

-Понятно,— задумчиво сказал папа,— надо же! Найти в лесу самородок, везет некоторым! Сдается мне, что здесь без Аглаи Никаноровны не обошлось.

Он открыл дверь и позвал маму.

-Варя иди сюда, пожалуйста,— надо нам важный вопрос обсудить.

Мама тоже уже готовилась ко сну и зашла в комнату с недовольным выражением лица.

-Ну, говорите, какие проблемы без меня не решаются,— буркнула она.

Папа молча показал ей на самородок.

-О господи! — тихо сказала мама и села на стул,— так и знала, что твоя поездка ничем хорошим не закончится, это ведь золото?

Папа подбросил самородок в воздух и сказал:

-Если это, действительно, золото, оно будет стоить тысяч пятьдесят минимум.

Я открыла рот от удивления.

Папа глянул на наши лица и усмехнулся.

-Я думаю, здесь немногим больше килограмма. Если сейчас грамм золота стоит от сорока до шестидесяти рублей, в среднем пятьдесят, вот и умножьте пятьдесят на тысячу грамм.

-Мне ощутимо поплохело.

-Пятьдесят тысяч рублей даже представить нельзя эдакие деньги! На них можно целых пять Волг купить!

-Вот такие дела,— продолжил папа,— все очень серьезно, поэтому считаю, что надо оформить этот самородок, как клад. Пусть нам отдадут только четверть от его стоимости, зато будем спокойно жить.

-Конечно Лазарь, так и сделаем,— тут же согласилась с ним мама,— завтра же пойдем в милицию и сдадим золото. Не нужно нам неприятностей.

-Я, пожалуй, покажу самородок Бергману завтра, перед тем, как в милицию идти,— сказал папа,— пусть посмотрит, может это не золото вовсе. А что-нибудь типа медного колчедана. Вот веселья наделаем в милиции.

Мама нахмурилась.

-Не нравится мне твой Бергман, — сказала она,— вечно глазки бегают, и руки потные.

Папа засмеялся.

-Не знаю насчет глаз, а ювелир он замечательный, и опыт большой имеет. Сразу определит, что это за штука у нас в руках.

-Лазарь, не ходил бы ты к нему, пусть лучше в милиции посмеются. Не нравится мне твоя затея,— в ответ настойчиво сказала мама.

Я же переводила глаза с одного родителя на другого и не знала, что сказать. Этого Бергмана, про которого сейчас говорили, я не знала и не видела никогда.

-Может и правда, папа, — сказала я неуверенно,— пойдем сразу в милицию.

-Нет уж!— решительно заявил тот,— не хочу дураком выглядеть. Завтра с утра отпрошусь на пару часов, потом пойдем с тобой, сначала в ломбард к Бергману, а от него в милицию. А сейчас ложимся спать. Время позднее.

Засыпала я плохо. Посреди ночи проснулась, как что-то толкнуло. Сердце стучало, как сумасшедшее. Мне только, что приснилась растрепанная встревоженная бабуля, она грозила пальцем и кричала: