История С Продолжением

— Понял, — ответил Пятый. — Ты считаешь, что я свихнулся?..

— Можно сказать и так, — покачал головой Лин. — Дома у нас, оказывается, не было...

— Да был он конечно, всё я знаю. Просто на меня временами находит такая безнадёга, что можно додуматься до чего угодно. И потом... когда ребята погибли... ты видел, как это было?..

— Немного, самый конец. Ты же знаешь, я выскочил позже...

— А я — с самого начала, — Пятый на секунду зажмурился. — Лин, налей попить, что-то голова кружится...

— Плохо? — взволновался Лин. — Эдуарда позвать?

— Нет, всё нормально, не беспокойся. Давай поспим немножко, Лин. Ладно? А то я так устал...

— Хорошо, — Лин встал со своей кровати и сел рядом с Пятым. — Знаешь, что я тебе скажу? — спросил он. Пятый промолчал. — Мне всё равно, можешь ты улыбаться или нет. Мне всё равно, сошёл ты с ума или за одну ночь вдруг стал гением. Мне всё равно, что ты там говоришь о Доме. Ты только не умирай, ладно? Пока ты жив — я жив тоже. Помнишь, мы с тобой обещали Арти, что останемся вместе не смотря ни на что?

— Помню, — тихо сказал Пятый. — Конечно, рыжий. Ты тоже постарайся. — он прикрыл глаза. — А Дом... да Бог с ним, с Домом. Какое это теперь имеет значение?..

* * *

Вечер наступил незаметно, сумерки, пробравшиеся к окнам, обосновались за ними робко, словно не веря в своё право сменить рассеянный пасмурный дневной свет. Лин и Пятый даже не поняли, что свечерело — они проспали почти весь день. За этот день Эдуард Гершелевич заходил к ним ещё дважды, а они так и не узнали об этом. В последний свой приход старый врач несколько долгих минут просидел рядом с Пятым, осматривая его и сокрушенно качая головой. Пятый был жестоко избит, но сам даже не замечал этого.

— Бедный мальчик, что они с тобой сделали, — прошептал Эдуард Гершелевич под конец. Он накинул на Пятого одеяло, встал. — А второй?.. Да разве так можно?.. Чего подобным образом они хотят этим двоим доказать? Что они оба — собственность, с которой можно обращаться как хочешь? Ничего они не добьются, это однозначно.

Врач вышел и пошёл по коридору к кабинету, который ему предоставили во временное пользование — пока он вынужден помогать этим двоим. Плохой кабинет — тесный, маленький. Окно не заклеено, дует из всех щелей... Настроение у Эдуарда Гершелевича было отвратительное, утешало лишь то, что он смог помочь парню — Пятому стало лучше, антибиотик действовал. "Надо спросить, сколько им лет, — подумал врач. — Уж больно молодо выглядят... Неужели они и впрямь что-то могут знать?.. Сомнительно, однако наше руководство редко ошибается, если дело касается вопросов, связанных с нужной информацией. Странно. Кто-то говорил, что они — биологи, а что такое пенициллин — не знают... Что ж это за биологи такие?"

Лин проснулся первым. Он встал, на нетвёрдых ногах подошёл к столу, налил себе чая, залпом выпил. Какая роскошь! Спать сколько влезет и пить сладкий чай. Лин подошёл к кровати друга и посмотрел на Пятого. Тот всё ещё спал, но выглядел гораздо лучше, чем утром. Исхудавшее лицо его было спокойно, безмятежно. Тело едва просматривалось под одеялом. "Разбудить его, что ли? — подумал Лин. — Они же ужин обещали, было бы жалко, если бы он проспал".

— Эй, Пятый, — тихонько позвал Лин и несмело потряс друга за плечо. — Просыпайся, давай. Вечер уже.

— Чего... — проговорил Пятый неразборчиво. Он открыл глаза и попытался было сесть, но Лин удержал его.

— Лежи, вставать не надо, — сказал он. — Просто укол скоро, да и поесть обещали.

— Надо... — Пятый всё ещё не проснулся до конца. — Лин, вставай... изобьют опять... — на секунду лицо его исказило отчаяние, но вместе с тем — решимость. У Лина болезненно сжалось сердце. Это всё — проклятый "тим", будь он неладен.

— Лежи, — умоляюще повторил Лин. — Лежи, пожалуйста! Это я, Лин, это не они... вот так... проснись немножко, ты просто забыл, где мы...

— Рыжий, ты? — взгляд Пятого прояснился, он встряхнул головой, отгоняя сон. — Я перепутал, наверное... мы всё ещё тут?..

— Сообразил наконец! — вздохнул Лин. — Я уже за тебя испугался...

В дверь постучали.

— Да, — откликнулся Лин, — Эдуард Гершелевич, это вы?

— Я, — раздался голос из-за двери, — Лин, открой, у меня руки заняты...

Лин бросился к двери и открыл, пропуская врача. Тот поставил кастрюльку и чайник на стол и достал из кармана лекарство и шприц.

— Лин, — попросил он, — сходи к охране за тарелками. А я пока тут разберусь...

— А можно? — спросил с недоверием Лин. — Они, вроде, нас боялись.

— Я уже дал им понять, что вдвоём не сумеете справиться даже с мухой, — ответил ему врач. — Иди. Есть-то небось хочешь? — Лин кивнул. — Попроси тарелки, стаканы и ложки.

Лин вышел.

— Ну, как дела? — спросил Эдуард Гершелевич Пятого.

— В порядке, — ответил тот. — Я просто не знаю, как вас благодарить.

— Брось, это смешно, — отмахнулся врач. — Тем более, что здесь я занимаюсь не своим делом, пусть и успешно. Спина не беспокоит?

— Не очень, — Пятый с трудом сел, поправил подушку. Врач молча наблюдал за ним. — Я, по-моему, всё ещё наполовину в "тиме"...

— Почему?

— Лин меня стал будить, а я решил, что надо идти в зал. Он даже немного испугался. Голова неважно работает, всё как в тумане...

— Пройдёт, — пообещал врач. — Откинь одеяло, я сделаю... не больно было?

— Нет, — покачал головой Пятый. — По сравнению с плёткой это пустяк.

— Вы сколько лет на трёшке находитесь? — спросил Эдуард Гершелевич.

— Пять. Плюс-минус три месяца, — ответил Пятый.

— А сколько лет тебе?

— Получается, что двадцать пять. Лину на год меньше, стало быть двадцать четыре. Вообще это как посчитать... По другой версии мне уже сорок три.

— Это как же так получилось? — удивился Эдуард Гершелевич.

— А нам на момент рождения было по восемнадцать.

— Ничего не понимаю, — пожаловался врач.

— Да я тоже, — успокоил его Пятый. — Ваше начальство совершенно справедливо полагает, что мы — не рождённые, а созданные.

— Я про это слышал.

— Ну вот. Живём мы по двадцать с лишним лет — это конкретно с момента появления. А казус в том, что появились мы на свет уже взрослыми. Условно этот возраст и был обозначен, как восемнадцать. Теперь понятно?

— Но прожили-то вы по сколько? — спросил окончательно сбитый с толку врач. В это время в комнату вошёл нагруженный тарелками Лин.

— Ты чего человеку мозги пудришь? — спросил он. Пятый промолчал. — Двадцать пять ему, — сказал Лин. — А мне — двадцать четыре. Вот и всё. И нечего создавать проблему там, где её нет.

— Ладно, — сдался Пятый.

— Вы ешьте, — сказал врач. — А я вам пока кое-что расскажу. Это пригодится вам в будущем. Конечно, я не в силах дать вам советы на все случаи жизни, но всё же...

Вечер улетал прочь, а Лин с Пятым, покончив с ужином, всё ещё слушали пожилого врача. Как же они мало знали об этом мире! Его примитивное очарование пока ещё не прижилось в их душах, но одно они поняли чётко — выжить здесь можно. Оказывается, чтобы выйти на волю с того же самого предприятия, нужно прежде всего как-то нейтрализовать охрану (— Это мы сможем, — сказал Лин), а затем, добравшись до первого наземного этажа заблокировать двери остальных этажей, включив сигнализацию. Выйти за ворота сложнее, но тоже вполне реально: либо переодевшись в форму, либо на машине (Лин и Пятый переглянулись, в их взглядах появилась боль). Машиной управлять просто, объяснил врач. Можно завести её, соединив напрямую провода, что в рулевой колонке. Конечно, ещё лучше, когда есть ключ. Доехав до города, машину можно бросить, пересесть на какой-нибудь другой транспорт. В городе всегда можно найти еду и ночлег...

— Но мы не хотим бежать, — возразил Пятый, — мы уже решили, что...

— Зачем же оставаться в городе навсегда? — улыбнулся врач. — Никто не мешает вам потом вернуться обратно.

Лин и Пятый снова переглянулись. В глазах Лина стояло что-то похожее на безумную надежду на невесть что. Пятый подумал, что выражение это уже навсегда покинуло эти глаза, но — надо же! — оно появилось в них снова.

— Вот только как мы докажем там, — Пятый сделал ударение на слове "там", — что мы уходим не на совсем? Им же не скажешь...

— Остаётся надеется лишь на то, что они поймут через некоторое время сами. Я говорю серьёзно, дорогие мои. Если то, что с вами происходит сейчас, будет идти такими же темпами и дальше — вы долго не подержитесь. Мне почему-то кажется, что ваши... друзья.... рано или поздно одумаются и вернуться за вами. Не знаю, почему, но я в этом почти уверен. И мне было бы очень жаль, если бы вы... не дождались их.

— Мы подумаем над вашими словами, — проговорил Пятый, — но я не могу понять одного — зачем вы это делаете? Ведь всё, вами сказанное, идёт в разрез с планами ваших начальников. То, что мы понимаем, слушая вас, не вяжется с нашими представлениями о том, что от нас здесь хотят.

— Мне всё равно, что от вас хотят, — поморщился Эдуард Гершелевич. — А свою позицию относительно вас я легко могу объяснить. Что я вижу, когда вхожу в эту комнату? — вопросил он. — Секретных агентов США? Нет. Агрессивно настроенных пришельцев? Нет. Врага рода человеческого? Нет, и ещё раз нет! Я вижу двоих измученных до крайности, больных, полумёртвых мальчишек, которые попались в западню, явно не им предназначенную. Или я не прав?

— Отчасти правы, отчасти нет, — ответил Лин. — На счёт того, что вы видите... нас здесь держат потому, что мы и вправду учёные. Но область нашей работы столь специфична, что здесь ей невозможно найти какое-то ни было применение. Ну, сами посудите, где здесь работать инженерам биохимических и генетических процессов? Смешно, ей Богу... Да и ваши хозяева не вызывают у нас больших и тёплых чувств, скорее наоборот.

— А что касается западни, так тут вы не правы, — добавил Пятый. — Она была приготовлена для нас — и мы в неё попали. Причём по собственной же глупости. Теперь расплачиваемся.

— Пятый прав, — сказал Лин. — И не за что нас жалеть. Мы — большие дураки, раз уж на то пошло...

— Не знаю, — покачал головой Эдуард Гершелевич, — вам решать... Давайте я вас ещё немного просвещу, авось пригодится.

Лин и Пятый были готовы выслушивать то, что он говорил, хоть до утра, но врач вскорости заторопился домой, пообещав вернуться на следующий день и продолжить разговор.

...Они узнавали. Этот мир, доселе не виданный, представал перед ними через призму взглядов и представлений этого человека, он переставал быть совсем чужим и непонятным. Странно было узнать, например, про то, что за продукты надо платить, за то, чтобы на чём-то ехать — тоже. Это было удивительно. Можно иметь только одну жену, по крайней мере, в этой стране. Нельзя не приходить на работу, если тебе этого просто не хочется. Все вычисления производятся чуть ли не в ручную (Лин и Пятый недоумённо переглядываются, Лин выразительно крутит пальцем у виска...). Люди живут очень мало — от силы восемьдесят лет. Женщины живут дольше мужчин. В стране есть правительство, которое указывает, кому, что и в какие сроки надо делать. Нет, по-своему нельзя. Могут наказать. Как? Уволят с работы с "волчьим билетом". Что это такое? А то, что больше ты работы не найдёшь. В смысле, хорошей... Что такое плохая работа? Мыть полы... Женщины не занимают руководящих постов, считается, что они не справятся с подобным. Почему? Женщины слабее и глупее... Я тоже считаю, что это — чушь, но это же не я придумал.

— Простите, — сказал как-то Пятый, — я не могу понять ещё одной вещи. Зачем столько условностей? Нет, я ничего такого в виду не имею, у нас тоже существует немало дурацких правил, возведённых в ранг законов, но я не могу понять, почему, к примеру, вы не имеете права сказать вашему начальнику, что вы думаете по тому или иному вопросу? Что в этом плохого?

— Только то, что существует правило "я — начальник, ты — дурак", — ответил Эдуард Гершелевич. — И никак иначе. Считается, что раз он — начальник, то знает и понимает всё лучше, чем его подчинённые. Есть, конечно, подхалимы...

— У нас тоже, — поморщился Лин, — но дело не в этом. Я, к примеру, не с состоянии понять первопричину этого сумасшествия. В чём дело?

— Деньги, — коротко ответил врач. — Всё они, проклятые. Ответ на все вопросы.

— Понятно. В этом плане мы от вас не сильно отличаемся ответил Пятый, — а скажите, пожалуйста...

Прекрасные вечера и чудесные дни. Никаких допросов и побоев. Только спокойные, неспешные беседы вечерами, закаты и сон. Что ещё было нужно?..

* * *

— Слишком рано, — мрачно сказал Эдуард Гершелевич. — Он всё ещё болен.

— Он может вставать на ноги и этого вполне достаточно. Они вам так ничего и не сказали. План "откровенность за откровенность" провалился с треском. Я возвращаю их обратно. Сегодня же.

— Может, завтра?

— Сегодня.

— Поймите правильно, но не долеченная ангина в девяноста девяти процентах случаев даёт осложнения на сердце. Вы его убьёте.

— Это уже не ваша забота. Вы своё дело сделали.

— Я не призываю вас к тому, чтобы вы жалели его, но, как я понял, он вам нужен. Если вы отправите их обратно сейчас, он просто не выдержит нагрузки. Вам нужен ещё один труп для вскрытия?

— Повторяю, это не ваше дело. Чтобы совесть вас особо не мучила, могу сказать, что новый состав надсмотрщиков предупреждён о том, что этих двоих доводить до кончины не рекомендуется... Вы просили, чтобы я больше не ставил вас на подобную работу?

— Да, конечно. Я — человек сентиментальный, старый, — Эдуард Гершелевич вымученно улыбнулся. — Не скрою, мне их жаль. Знаете, как бродячих собак. Идёшь иной раз по улице...

— Не продолжайте. Я постараюсь, чтобы вас больше не привлекали к выполнению таких заданий. Возвращайтесь к своей работе и постарайтесь поскорее забыть о том, что вы здесь наблюдали. Чем скорее, тем лучше. Всего хорошего.

* * *

Снова машина. Дорога обратно. Они молчали, не в силах произнести ни слова от охватившего их отчаяния. К тому же они боялись говорить, могли лишь обмениваться скупыми, короткими мыслями. Когда их вели к двери, Пятый остановился и посмотрел на небо... словно стараясь запомнить, как оно выглядит, он будто хотел впитать небо в свою душу... конвоир подтолкнул его и он покорно, опустив глаза, пошёл вперёд. Теперь он не боялся — небо вернулось к нему. "Попрощался?", — услышал Пятый у себя в голове голос Лина. "Нет, — ответил он, — наоборот". Двери сомкнулись за их спинами.

Снова четвёртый подземный. Снова зал. Вот только...

— Ты гляди, Гришук, это к тебе клиенты пожаловали! — раздался голос за их спинами, когда они шли мимо дверей "тимов". — В восьмёрку? — спросили конвоира.

— Туда, — подтвердил тот. — Кто принимает?

— Гриша примет, он там за главного, — ответили откуда-то из-за спин. — Может, этих пока в "тим" сунуть, чтоб под ногами не путались?

— Открывай, — распорядился конвоир. Щёлкнул замок. — Лежать, — приказал кто-то невидимый, — ишь, какие... левые, что ли?..

Люди ушли, голоса затихли.

— Лин, — тихонько позвал Пятый, — ты как?