Продолжение 13

Завидев нас, поручик встает и докладывает уже гораздо более уверенным тоном, нежели полчаса назад:

— Господин капитан, батальон заканчивает подготовку к боевым действиям. Через десять минут последний взвод получит оружие. Все нижние чины накормлены... Я взял на себя смелость отдать приказание реквизировать в одном из вагонов и раздать трофейную амуницию. Так как ремней у нас в лагере не было.

— И правильно сделали, Андрей Андреевич. — Одобряю самоуправство, не в карманах же бойцам патроны таскать. — Если наткнетесь еще на что-то нужное, забирайте без тени сомнения. Не думаю, что интенданты и с одной, и с другой стороны будут искать пропавшее имущество.

А еще говорят, что совпадений не бывает! Буквально через пару секунд с воплем "Вашбродь!" к нам заворачивает долговязый боец с восторженным выражением хитрющих глаз. Завидев высокое начальство, резко тормозит, затем вспоминает, что он теперь солдат расейской армии и, приложив руку к видавшей гораздо лучшие времена фуражке, выдает:

— Ваше благородие, дозвольте обратиться до их благородия поручика Мехонина по срочному... и секретному делу!

— И что за такое секретное дело у тебя?

Хитрюга делает вид, что мнется, не зная, как сказать, потом всё же "раскалывается":

— Там эта... звиняйте, Вашбродь, хлопцы до ветру побегли... ну и эта... в ешалоне, што на предпоследних путях стоить два вагона с сапогами нашли...

— Андрей Андреевич, командуйте. Повзводно, без паники и отрыва от основной деятельности. — Под дружный смех присутствующих выдаю очередное указание. — По готовности батальона к бою — вестового с докладом ко мне. А также прапорщика-артиллериста и пятерых бойцов, что я к Вам отослал...

Судя по минутной стрелке, отведенные отцом Павлом полчаса на сборы инициативной группы истекли, поэтому быстрым шагом, местами переходящим в очень быстрый, перемещаюсь к въезду на станцию. Там из интересующих персон пока никого, так что можно перевести дыхание и перекурить. В прямом и переносном смысле...

Но недолго, едва успеваю докурить папиросу, мысленно кляня всяких там гражданских шпаков за расхлябанность, как из-за поворота появляются две пролетки, и "пролетев" оставшееся расстояние с максимальной для этого вида транспорта черепашьей скоростью, останавливаются шагах в десяти от меня. М-да, таким худющим лошадкам везти четверых, не считая хозяина, — настоящий подвиг, немудрено, что задержались. Из экипажей вылезает разношерстная компания и, возглавляемая священником, приближается ко мне. Почти все одеты в тужурки и мундиры своих ведомств, только два немолодых господина в цивильном, но почему-то мне кажется, что когда-то давно оба давали клятву Гиппократа. Так оно и оказалось, Иван Викентьевич Студзинский действительно раньше служил земским врачом, а Болеслав Станиславович Яблоновский был провизором в аптеке купца Подлишевского, с приходом немцев оба занялись частной практикой.

Рядом, стараясь выглядеть молодцевато, стоит сухопарый старичок со старомодными бакенбардами. Когда-то темно-синий, а сейчас какого-то неопределенного цвета мундир с двумя рядами пуговиц, на фуражке и в петлицах эмблемы Почтеля. Скрипучим голоском представляется бывшим начальником почтовой и телеграфной станции города Михаилом Ивановичем Рожановичем.

А вот дальше стоит интересная парочка. Господин в черном мундире МВД старого образца, на левой стороне которого красуется нагрудный знак в виде каски и двух топоров в венке.

— Брандмейстер городской пожарной команды Алексей Алексеевич Булкин. — Пожарный предвосхищает мой вопрос. — И поныне действующей.

— Понимаю, война войной, а пожары тушить всегда надо. И большая у Вас команда?

— Один линейный ход с насосом "Лангозипен", один рукавный, один багорный и четыре бочки. В наличии тридцать четыре человека... Раньше было больше, но многие эвакуировались.

Наступает черед следующего персонажа, наверное, самого колоритного в этой компании. Невысокий, поджарый, лет тридцати двух-тридцати пяти. Китель защитного цвета с черными шароварами, на плечах вместо погон синие витые шнуры, из-под которых торчит по три золотистых лычки. На груди какая-то латунная бляха, серебряная медалька на анненской ленте и... солдатский Георгий! Но самое главное отличие от остальных — шашка-драгунка в потертых ножнах, висящих на плечевой портупее!..

— Здравия желаю, Вашбродь, отделенный надзиратель арестного дома Круталевич... Прохор Петрович...

— Я смотрю, Прохор Петрович, что повоевать Вы успели.

— Точно так. Всю русско-японскую прошел.

— А шашка откуда?

— Это уже когда на службу устроился, выдали. Когда германец пришел, приказано было всю оружию сдать. Ну, я револьвертик свой и отнес, а ее, красавицу, сховал до поры до времени, как знал, что пригодится.

— Не возражаете, Прохор Петрович, если я на армейский лад буду Вас старшим унтер-офицером называть?..

Широкая довольная улыбка служит недвусмысленным ответом.

Инженеры-путейцы оказались начальником станции, на которой мы находились, Петром Григорьевичем Смолевицким и его "правой рукой", начальником депо Владимиром Владимировичем Неймандом.

— Вот, господин капитан, люди, могущие оказать посильную помощь в защите города от супостата. — Отец Павел без долгих предисловий переходит к сути вопроса.

— Предвосхищая Ваши вопросы, господа, сразу скажу, что нас немного, но, тем не менее, уходить мы не собираемся, так же, как не собираемся пустить в город германцев до подхода основных сил. Как мы будем это делать, увидите позже. Но если хотите нам помочь, давайте сразу решим что именно вы сможете сделать... Первое и, на мой взгляд, самое важное. Мы постараемся не допустить применения артиллерии, но на всякий случай пожарная команда и врачи должны быть готовы оказать помощь горожанам.

— Мы готовы взять на себя медицинскую часть. — Подает голос земской врач Иван Викентьевич. — Но у нас нет запасов лекарств. В городе три аптеки, но германцы оттуда всё давно выгребли для своего госпиталя.

— Вот надо оттуда забрать все медикаменты обратно. — Это уже вступает второй медик, Болеслав Станиславович. — До Свитилович рукой подать, не более версты будет.

— Насколько я понял, рядом с городом находится германский госпиталь? — Так, процесс пошел и это радует. — Господа, после того, как закончим беседу, возьмите две-три пролетки, я дам в сопровождение офицера и взвод солдат и привезите оттуда всё необходимое. Если там есть раненые, оставьте им самый минимум... Да, а потом можно будет пробежаться по складам и вагонам на станции, вдруг что-нибудь по вашей части найдется.

Далее... Алексей Алексеевич, что касается Ваших пожарных. Насколько я вижу, у Вас в депо есть каланча. Окрестности города с неё хорошо видны? Мы можем устроить там наблюдательный пункт?

— Да, конечно. Местность равнинная и всё видно, как на ладони. И город, и всё вокруг.

— Замечательно. Тогда осталось протянуть туда линию полевого телефона со станции...

— Простите великодушно, но это совсем не обязательно. — Скрипучим голосом нас прерывает почтмейстер. — Между прочим, молодой человек, у нас в городе вот уже пять лет, как действует телефонная станция. И у Алексея Алексеевича в депо есть аппарат. Достаточно перенести его на каланчу и коммутатор в любую минуту соединит Вас и со станцией, и с другими абонентами.

Опаньки, вот это и здорово, и не очень. Не очень, потому, что до сих пор сие учреждение не находится под нашим контролем! Надо это срочно исправлять! Тем более, что гансы могут передавать своим камрадам нужную информацию! Хотя, куда кроме городских номеров они дозвонятся?.. Но всё же...

— Михаил Иванович, а как Вы посмотрите на то, чтобы снова взять в свои руки руководство почтой, телеграфом и коммутатором?

— С превеликим удовольствием, молодой человек, с превеликим удовольствием. Только, боюсь, нынешнему германскому персоналу и некоторым нашим персонам не понравится мое назначение и те распоряжения, которые я буду отдавать.

— А вот для этого у Вас будут помощники. — Киваю в сторону бойцов, ждущих меня возле лошадей. — И что-то подсказывает мне, что они смогут быстро убедить любого оппонента, что существует два мнения: Ваше и неправильное.

Старичок расплывается в довольной улыбке. Наверное, попытается под шумок свести с кем-то личные счеты. Ну да лишь бы делу на пользу, остальное — мелочи...

— Теперь с Вами, Прохор Петрович. Возьмете на себя наведение порядка в тюрьме, в смысле, в арестном доме? Там сейчас мои солдаты дежурят, если что, они Вам помогут.

— Не извольте сумневаться, Вашбродь! И солдатиков Ваших забирайте, я так думаю, кажный человек на счету будет. Я по своим дружкам-товарищам пройдусь, с кем раньше служил, порядок обеспечим...

— Да, любезный... Прохор Петрович! Будьте так добры, выпустите сразу же фон Абихта. Все же знают, за что его кинули в тюрьму. — Прорезается начальник станции и поясняет персонально для меня. — Витольд Арнольдович приболел во время эвакуации, и семье пришлось остаться здесь. По образованию он — инженер горных дел, но имеет глубокие знания почти во всех областях техники. Проработал до войны пару лет в Германии... Да, кажется, во время Русско-японской служил в артиллерии.

Оп-па, вот с этого момента поподробнее!

— А кто и за что его посадил за решетку?

— Военные власти. За то, что ударил германского фельдфебеля. Тот отпустил на улице скабрёзную шутку про Софью Артуровну, жену инженера, думая, что немецкого никто не поймет. Любого другого расстреляли бы, а тут — немецкая фамилия с приставкой "фон", работа в Рурском бассейне, вот и посадили до выяснения всех обстоятельств.

— Хорошо, более того, хотел бы лично с ним познакомиться. Но это позже, а сейчас скажите, пожалуйста, Петр Григорьевич, можете ли Вы взять на себя управление станцией? Меня интересуют только два вопроса. Возможно ли обеспечить курсирование вон того броневагона по всем прилегающим веткам? — Киваю на виднеющийся из-за состава трофей. — И в случае прибытия состава с отступающим неприятелем, куда его можно загнать, чтобы максимально затруднить высадку?

— На нашей станции, думаю, мы сможем организовать работу службы движения и обеспечить Вашему железному чудищу ход во всех направлениях. — Начальник станции отвечает только после утвердительного кивка своего зама. — Что же касаемо Барановичей-Первых... Там осталось совсем немного людей, многие уехали. Начальник станции барон Каульбарс подал своим подчиненным не очень хороший пример. Но мы постараемся сделать всё возможное.

— А состав с германцами, буде таковой появится, можно загнать на товарную площадку. — Дополняет начальник депо. — Там по обеим сторонам пути склады с узенькими рампами, не враз выберутся...

Разговор прерывается появлением еще одной пролетки, из которой чуть ли не на ходу выпрыгивает строго одетый господин средних лет и, торопясь, направляется к нам.

— Простите великодушно, господа, как только узнал о столь знаменательном событии, сразу же поспешил к Вам, бросив все дела!.. Господин капитан, позвольте представиться, содержатель и заведующий мужской прогимназией титулярный советник Исидор Киприанович Шулицкий. Скажите, чем в столь знаменательный час я могу быть полезен Отчизне?..

М-да, при виде этого "директора школы" с генеральским чином на ум приходит только одно: лучшая помощь — не мешать! Но ведь обидится, поэтому... Поэтому находим ему подходящее занятие.

— Капитан Гуров, честь имею! Исидор Киприанович, к Вам у меня есть преогромнейшая просьба. Боюсь, что никто с этим делом лучше Вас не справится. Дело в том, что, стремясь донести до общественности и предать гласности те ужасные нарушения международных конвенций и соглашений, что творят тевтоны в захваченных городах, во всех освобождаемых населенных пунктах специальные комиссии собирают и документируют факты насилия, злодейского обращения и преступлений против мирного населения. Не возьметесь ли Вы за создание и организациию работы подобной комиссии в городе?..

Из ответной почти трехминутной речи я кое-как понял, что не ошибся, поручив столь важное дело в руки господина статского советника, и что он немедленно начнет действовать, подключив к этому делу нескольких своих учителей и присоветованного на полном серьёзе отцом Павлом законоучителя железнодорожного училища диакона Даниила Кунцевича. Проводив сего общественного деятеля такими улыбками, по которым было видно, что только он один ничего не понял, мы вернулись к прерванному разговору...

Который, впрочем, надолго не затянулся. Медики "прихватизировали" одну пролетку, Пепеляев, решивший их сопровождать, взял для охраны и убедительности полувзвод своих разведчиков, погрузил в реквизированную у железнодорожных гансов повозку трофейный МГ-шник и отправился добывать медикаменты, оставив за себя поручика Мехонина, который уже вовсю готовил станцию к обороне. Вовремя вспомнив, навязал им еще и деликатное дело — отвезти в госпиталь трупы генералов. Каждый должен хоронить своих мертвецов.

Второй экипаж увез остальных "помощников". Старичок почтмейстер отправился принимать бразды правления в царстве связи, имея в качестве почетного эскорта и личной гвардии пятерку "кентавров", брандмейстер пообещал вскоре телефонировать прямо с пожарной вышки, старший унтер Круталевич поехал набирать себе команду ветеранов для арестного дома. Путейцы разделились, начальник станции отправился собирать оставшихся в городе стрелочников, обходчиков и прочий рабочий люд, а Нейманд умчался инспектировать свое любимое депо на предмет изменений, сделанных немцами. Священник собрался было снова в лагерь, где оставались больные, но мне удалось притормозить его для очень важного разговора.

— Отец Павел, у меня есть к Вам один вопрос... Можете ли Вы помочь нам в очень важном деле, не касающемся напрямую обороны города? Дело в том, что... есть очень важные вещи, которые ни в коем случае не должны попасть обратно в руки к германцам. Их нужно спрятать так, чтобы абсолютно никто даже и не догадывался о самом факте их существования и нахождения у Вас... Если это не противоречит церковным правилам... Я говорю о трофейных германских знаменах, захваченных в штабе...

— ... Перед непростым выбором ставите меня, господин капитан. — Батюшка отвечает после недолгой паузы, внимательно глядя мне в глаза. — Трофеи неприятельские, конечно, хранят в храмах во ознаменование победы над супостатом, но сейчас несколько иной случай. Ежели дело дойдет до того, что принужден буду поклясться именем Господа нашего... Хорошо, я согласен, буду молиться за Вас и одержание победы над германцем... Господь не попустит...

— Спасибо, отче. Ложный след я уже пустил, с час назад отправил гонцов к своим, при них мешки были, набитые тряпьем. Так что, если кто следил, будет думать, что увезли трофеи.

— Через час будьте на подворье, возле церкви. — Отец Павел осеняет меня крестом и неторопливо шагает утешать больных и страждущих...

За отведенное время успел проехаться по городу, посмотреть что, где и как. Улицы были пустынны, магазины и лавки закрыты, местные обыватели правильно решили, что утренняя стрельба — это неспроста и сидели по домам, прикидывая в каком порядке будут сигать в погреб, если начнется артобстрел. Хотя я очень надеюсь, что до этого не дойдет. Вторая рота добровольческого батальона уже добралась до центральной станции и под руководством молодого и энергичного прапора занимала оборону, сооружая позиции из шпал и мешков с землей. Полесская была укреплена точно так же. Пустых мешков оказалось на удивление много, ими был полностью забит склад очень непонятной конторы "Ober-Ost", которая, как потом выяснилось, занималась сбором и отправкой награбленного в фатерлянд.