Проклятый дар

Следак кивнул с кривой ухмылкой на переминающегося стажера. Тот прикрыл рукой оторванный рукав. На щеке алели царапины.

— Да она что кошка выворачивалась, — пробурчал. — А костыль вообще у нее отобрать надо, так как права на ношение оружие нет!

— Я тебе покажу — оружие, — погрозила ему Соши, сунув под нос предмет разговора.

Я прицыкнула на нее. Ох и получит же она от меня, негодница. А если бы у вора нож был? А если бы он не растерялся? Истекла бы кровью, и поминай как звали. Сама же убивца в дом пустила, охранка бы и не пискнула.

Отчитывать ученицу я начала тут же и показательно, чтобы все слышали. Небось и простят дуреху, а то ведь и хулиганство припаять могут. А то и похуже чего.

— И что мне с вами делать, юмористы? — словно услышав мои мысли, вздохнул Годзо.

— Чаю с нами выпить? — улыбнулся молча наблюдавший за разворачивающимся действом маг. — Холодного. С пряниками.

Орик не устоял.

— А, пропади оно!.. Елька, тащи конфеты из акчетки, я знаю, у тебя там заначка. А то сам заберу, да не только конфеты, а все, что там найду, учти.

Стажер ну очень тяжело вздохнул, но деваться было некуда. Условие старший следователь Годзо поставил очень умело.

А уж с чаепитием расстаралась я на славу. С таким столом и королеву не стыдно было бы принимать, уж очень не хотелось, чтобы Соши по участкам таскали и показания брали.

Разговор потек неофициальный и почти дружеский, над делом только и посмеялись, вспоминая особенно красочные подробности. Уши у Соши полыхали, как огонь-трава, а Гиль только и успевал, что гостям чаю подливать, да угощение на тарелки подкладывать.

Под конец следак завел пространный разговор о специфике происшествий в нашем неспокойном городке, да все про участкового волшебника рассказывал. Что уже девяностый год ему пошел, что нанизывание на нитку сухарей и алхимические опыты по самогонению интересуют ему куда больше, чем волшба на месте преступления, а в жару он и вовсе носа из кабинета своего не кажет, ибо не переносит ее совсем. Намекал, значит, тонко так, да незаметно.

— Нам бы в отдел кого помоложе, поэнергичней, — говорил с жаром. Правый уголок губ оставался опущенным даже тогда, когда дош-брилай смеялся от души. — Да если еще и с боевым опытом, то вообще — огонь!

Гийльрей улыбнулся, не размыкая губ, и потянулся с кошачьей грацией.

— Я, Арамир, неделю назад в отставку вышел, еще пенсию не получал ни разу.

— Пенсию, хах!

Орик фыркнул.

— Нам бы пенсию начинали платить сразу после академии. Совсем озверели, в самом расцвете сил на гражданку списывать! Ты как дома сидишь-то? Вышивать что ль учишься? Я вот не могу без дела долго, судороги в ногах начинаются, злющий становлюсь, ей-ей пес дворовый. А все от безделья!

— А то вы итак добрый донельзя, — пробубнил Елька в кружку, но в пылу агитационной речи на него не обратили внимания.

— Нет, ну тут я тебя прекрасно понимаю, — господин Годзо отвесил мне поклон, не вставая со стула, и подмигнул Гийльрею, — но все же, жирок-то сотрясать надо. Эх, нам бы нормального мага в отдел, мы бы такие дела воротили! И плевать на всех этих бюрократов-взяточников, с волшебников спрос другой, Совет ваш строго на это дело глядит. Побоятся заминать то, что сейчас заминают, а я и поделать не могу ничего. Тьфу!

Сосед все улыбался. На намеки он не реагировал, но и не отрицал возможности. В итоге договорились до того, что господин старший следователь в случае чего будет привлекать Сигида Гийльрея в качестве тяжелой артиллерии, оформляя консультантом. Волшебник по этому поводу особой радости не испытывал, но согласился. То ли из чувства гражданского долга, то ли чтобы Соши помочь.

В любом случае, мне было не по себе от того, что из-за меня сосед вляпался в неприятности. Приехал отдыхать, а тут то на голову падают, то ногу ломают, то за город таскают.

Повздыхав, я осталась убирать со стола. Гиль вернулся на улицу — агелет в гараж загонять. Я посмотрела ему в спину и расстроилась окончательно. Такой хороший, никогда в помощи не откажет, а я и пользуюсь. И что я за человек такой.

И ведь сам, не дожидаясь просьб с моей стороны (и не дождался бы скорее всего), напросился к тер-Вирей. Якобы за вином для брата. А сам потом водителем представился. И ни о каком вине и не заговорил.

Быстро сполоснув кружки, я собиралась уже пойти к Соши. Обещала же устроить разнос. Ну и заодно проверить знания, которые ученица должна была с жадностью впитывать весь вчерашний день. Только сначала надо было занести образцы почвы в лабораторию. Не очень-то они мне и нужны, образцы эти, землю эту я прекрасно знаю. Но все-таки, раз принесла в дом, надо на место пристроить.

А банка-то в сумке. А сумка на заднем сидении агелета осталась. Не до нее мне было, когда я сирены и мигающие бело-зеленые светляки около своего дома заметила.

Понадеявшись, что сосед еще не успел запереть гараж, я бодренькой рысью понеслась во внутренний дворик. Гиль как раз возился с замком, который время от времени отказывался работать напрочь. Маг разбирал его с видом любителя головоломок.

— Я быстро, сумку забыла! — пояснила, пробегая мимо.

— Да не торопитесь, я только агелет внутрь загнал, — кивнул волшебник, не отвлекаясь от своего занятия.

Окно водительского сидения все еще было открыто. Я залезла в него по пояс, пытаясь дотянуться до лямки. В нос ударил запах лаванды. Теперь, когда я вернулась в амосферу привычных домашних запахов, я четко различала чужой и незнакомый. И источник его находился в агелете. На заднем сидении.

Я схватилась за подлокотник и подтянулась на руках, залезая в салон чуть ли не с коленями. Обивка приятно скрипела под ладонями, но в этих звуках мне послышалось что-то непонятное. Шорох. Будто мышка хвостом двинула. И я, перепуганная, но отчего-то очень решительная, уставилась туда, где его засекла — прямо на пустоту позади водительского сидения. Произнесла, полусерьезно:

— А ну выходи, подлый трус. Я знаю, что ты здесь! Быстррро!

Обычно этот прием помогал мне понять комичность ситуации и расслабиться. Именно так я в детстве перестала бояться темноты и воображаемого барабашку, который сидел под кроватью всегда, когда мамы не было рядом.

Однако в этот раз расстаться со страхом не получилось.

Тишина шмыгнула носом и заговорила человеческим голосом:

— Простите, госпожа Мормори, но я боялась вылезти. Я думала, что вы...

Что оно там думала я не дослушала. Взвизгнула, рванулась из тесного салона, который, казалось, не желал меня отпускать и хватал то подголовником за манжету, то запонкой за блокировку. Я стукнулась головой, ободрала колени и локти, но вырвалась-таки из плена. Уселась на пятую точку, бешено и бессмысленно глядя на темный провал окна, и попятилась, что каракатица, задом, к свету, быстрее, к безопасности.

Успокоилась только около волшебника, который, несмотря на шум и возгласы, философски вникал в огрехи механизма.

— Т-там, — едва выговорила я, всеми силами привлекая внимание могучего чародея и мужчины, который по долгу своему не убоится зла и в случае чего примет удар на себя.

— А, — улыбнулся одними губами маг. — Вы наконец-то обнаружили зайца?

— К-какого еще зайца, д-дорогой Гилюшка? Там или сверхъестественная чертовщина какая, или волшебство нехорошее, не думаю, что заяц-идолопоклонник сумел бы вызвать дьявола. У н-него же зубы, дикция нечеткая, все... все такое...

Я отдышалась и поняла, что несу откровенную ересь, лишь бы не молчать и не поддаваться страху.

Сосед наконец-то отвлекся и с привычной иронией оглядел меня, переполошенную, с ободранных коленей в разрезах бридж до кончиков вставших дыбом волос.

— Я имел в виду лишнего пассажира, — соизволил пояснить он. — Нашу контрабанду из поместья тер-Вирей в свободный мир свободных людей. Сильно поранились?

Я отдернула руку и поднялась на ноги, отряхивая с юбки пыль и мелкое крошево камня.

— Значит лаванда мне не примерещилась тогда.

Из гаража на дневной свет осторожно выступила давешняя наша знакомая. Невысокая худенькая девушка с двумя русыми хвостиками. Брайна. Она обнимала свои тощие плечи и стояла неловко, боязненно.

— Простите меня, госпожа Мормори! — по второму кругу начала каяться девица, но на этот раз я ее слушала, а не ударилась в вопли. — Мне нужно было срочно в Уннидбу, а уехать из дома я могла только так, тайком! Я не хотела вам навредить и не хотела вас пугать, правда! Я навела морок и залезла в машину еще вечером, а сестра надела мое платье и отправилась гулять в сад... Я... У вас не будет неприятностей, правда! Это все я! Я возьму всю ответственность!

Нет, ну сбежать в город — это понятно. Сбежать в город, используя для этого нас — тоже вполне логичное решение, боюсь, что мы первые и последние посетители тер-Вирей за эту неделю на приличном транспорте и с должным статусом. Но как деревенская девчонка, горничная, смогла навести такой морок, чтобы провести Гийльрея?

Погодите-ка...

Я обернулась к волшебнику, но тот сосредоточенно проворачивал ключ в замке. Туда-сюда, туда-сюда. И вид такой отрешенный-отрешенный.

— Вы знали, так ведь? — обратилась я прямо к нему. — Вы знали, правда? Вы заметили ее с самого начала. Вы поэтому тогда, на пропускном пункте, собаке не дели салон обнюхать...

Я прикрыла рот ладошкой. Больше от осознания безупречного актерского мастерства некоего индивида, а не от оскорбления. Какое недовольство-то? Я в восхищении была. Хотя червячок обиды заворочался в душе: мог бы и рассказать, раз решил помочь человеку. Неужели я бы не поддержала?

А что если и морок он сам наложил?

— Девушка — волшебница. Не обученная совсем, но талантливая, — словно услышав мои мысли, произнес Гийльрей.

Он вздохнул, отложил замок и посмотрел на меня своими чистыми голубыми глазами.

— Это правда! — звонко подтвердила хвостатая. А потом покраснела. — Насчет того, что волшебница и что не обученная. И поэтому мне необходимо было ехать с вами, госпожа Мормори! Дело в том, что моя бабушка, она против магии! А я хочу учиться! Мне семнадцать лет, поступать никуда без согласия родителей я не могу, а бабушка точно никогда мне не позволит! Умоляю, представьте меня господину волшебнику, я... я не надеюсь, что он согласится принять меня в ученицы, полагаться на это было бы непозволительной роскошью, но... может быть... может быть у господина волшебника есть знакомые маги...

Девица говорила все тише и тише. К концу своей речи она замолчала, упершись взглядом в землю, и вся сжалась перед фатумом в моем скромном обличии.

— Э... — совсем не величественно протянул фатум. И неловко глянул вниз, на Гийльрея. А тот — само самообладание. Сидит на бревнышке, пятно с моей юбки ногтем сковыривает.

Наконец я взяла себя в руки.

— Представьтесь полностью для начала, юная госпожа, — произнесла строго, но без нажима.

В конце концов она обманом проникла в мой дом. И я имела знать, кого привечаю. А может быть и взашей гоню, еще не решила.

Девчонка подняла блестящие глаза. Лицо ее было бледное, острое, будто бы выточенное из мрамора. И губы сжаты в тонкую бледную ниточку.

— Мое имя Ритисса Вирей. И я нижайше прошу, нет, я умоляю вас о помощи.

И в этот момент я до последней крупицы поняла смысл ее фразы про вред, который она могла мне причинить, забравшись в агелет и прикрывшись мороком.

— Простите меня за тот обман, когда я представилась Брайной. У нас с Милоной, моей молочной матерью, особенные отношения, и объяснять что-то посторонним людям показалось в тот момент неуместным...

Я молча разглядывала старшую дочь Нинги тер-Вирей и продумывала возможные варианты развития событий. И как-то все они мне не нравились.

— Как я понимаю, основная проблема в том, что вы желаете найти наставника по части волшебства, а ваша бабушка вам не позволяет? Погодите, но ведь разрешение на поступление в академию нужно только несовершеннолетним?

Я глянула вниз, на Гийльрея, и тот кивнул.

— Да, после семнадцати лет человек волен волен сам распоряжаться своей судьбой, — произнес он для меня, словно справку выдал. И опять голову опустил, будто ему было совершенно не интересно, зачем же богатая наследница сбежала из дома и какая-такая бабушка ей житья не дает.

— И какая бабушка? — озвучила мысли. — Никакая бабушка вам не указ, молодая госпожа. Да, Нинга тер-Вирей, ваша матушка, не особенно жалует магию, но признает ее практическую пользу.

Девица опустила голову.

— Нинга тер-Вирей мне не мать, а бабушка. Но прошу вас, госпожа Мормори, это... не здесь...

Немного сбитая с толку откровением, я пригласила гостью в дом, за стол с успокаивающим травяным чаем — он был сейчас необходим и мне, и ей.

Ритисса пожелала войти так, чтобы никто из соседей не увидел. К моему глубокому удивлению, это устремление было с готовностью поддержано моим соседом, который и вызывался обеспечить скрытность. И что бы вы думали? Отправил Ритиссу лезть в окно.

Я проинструктировала ее, как выйти в коридор и где нас ждать, и пошла к дверям. Волшебник быстро закрыл гараж, догнал и пошел рядом, приноравливаясь к моему шагу. Под ногами наконец была ровная садовая плитка, а не осточертевший за два дня гравий.

— Это ритуал у вас такой? — поинтересовалась, глядя искоса. — Девушек в оконный проем при встрече запихивать?

— Только по понедельникам.

— Сегодня пятница, — произнесла, понимая, что разговор опять скатывается в шутку. — А познакомились мы с вами в воскресенье.

Волшебник пожал плечами, обгоняя меня одним рывком, чтобы открыть вырывающуюся из рук дверь — ветер поднялся нешуточный и обменивался резкими порывами, словно мячиком в детской игре.

— Акклиматизация, график сбился.

Ну, наивно было бы ожидать серьезного диалога после того, как сама задала легкомысленный тон беседе. Да и, как я успела подметить, волшебник сам по себе любит превратить ситуацию в анекдот. И посмеялись, и настроение хорошее, и ничего по делу сказано не было. Красота.

— Интересно, не кинулась ли Соши с костылем на бедную Ритиссу? Неловко выйдет.

Я все еще обижалось за оказанное мне недоверие и не хотела смеяться. Но сдержать улыбку не смогла. Это показалось мне полнейшим провалом — даже дуться качественно не умею. Потому я осталась заваривать чай и бадяжить успокаивающую настойку, а Гиля отправила за наследницей семейства Вирей.

— Угощатесь. Чем Свет послал, — тоном радушной хозяйки проговорила. Самой мне присоединяться не хотелось совершенно, только что накушалась чаю так, что еще кружка — и носом пойдет. Но совместная трапеза располагает к доверию и откровенности, так что надо, Риса, надо. Терпи и улыбайся.

Грузно опустившись во главе круглого стола — на место матери, спиной к печи — не на кресло, нет, а на этакий трон с массивными подлокотниками, я вынула ложку из блюдца и уставилась на Ритиссу.

И как я сразу не поняла. Она же тоненькая вся, ногти аккуратные и ухоженные, ручки нежные. Хилые, что лапки куриные, ну, кхм, в смысле изящные. Сразу видно, что обладательница их ничего тяжелее серебряного зеркальца в руках не держала. Такая диадему бриллиантовую поносит и сляжет с мигренью.