Зверь Лютый. Книга 18. Урбанизатор

— Ты чего так вылупился?

— Дык... эта... слышь... Она меня грудью закрыла! Ба-али-ин! Стыдоба-то! Баба! Поганка! Меня! Итить...

На снегу лежала Мадина в шубейке, пробитой на груди копьём.

— Ты ититьночить-то погоди. Ты давай раздевай красавицу. Перевязать надо. Гладыш где? Поди сюда. Объясни — что тут было.

Мадина попыталась слабенько возразить, но под шубой одежда была пропитана кровью. Так что я перестал обращать внимание на чьи-либо представления о пристойности. Как в части раздевания на снегу, так и в части поведения в бою.

Женщина, в самом деле, приняла на себя удар копья, предназначавшийся Самороду. Насколько осознанно? — Не мне судить.

— Самород, ты теперь ей жизнь должен. Свою. Кабы это копьё тебе досталось — был бы покойником. А она, бог даст, выживет.

— Чегой-то?!

— У копейщика удар на мужика поставлен. А у баб, сам видишь, от природы поддоспешник по корпусу. А второй раз ударить — ты ему своим топором не дал.

Что и отличает нашу ситуацию от сходного удара вермахтовского спецназера в "А зори здесь тихие".

Рану обработал, перевязал. Неудобное место, не затянуть толком. С прочими... разобрались. Насколько это можно сделать в полевых условиях на снегу. Противник, подобрав десяток своих убитых и раненных, прихватил что на реке подальше валялось, и убрался из поля зрения по своему следу. Беженцы, подвывая, собрали оставшееся барахло и убитых, потянулись нестройной толпой следом за Самородом в сторону Кудыкиной горы. А я продолжал переваривать информацию от Гладыша.

Полтора года назад эмир Серебряной Булгарии Ибрагим впёрся на Стрелку и стал строить здесь укрепление — Ибрагимов городок, по-русски — Бряхимов. Всю зиму эмиссары эмира уговаривали местные племена поддержать эту авантюру, обрести свободу от "плохих и жадных" русских, которых здесь, честно говоря, ещё не было, принять "руку эмира". После чего земля их "потечёт молоком и мёдом".

Земля-то потекла, только — кровью да мозгами. Из тех дурней, которые в эту глупость поверили.

На Стрелку собрались отряды из разных племён. Включая тех, между которыми есть давняя кровная вражда. Например, мари и удмурты. После разгрома русскими ратями, все племена забыли о "водяном перемирии", "вырыли топор войны" и стали вести себя свободно, природно и естественно. В смысле: резать друг друга безостановочно. Пошёл, знаете ли, сплошной "натюрлих".

"Редко, друзья, нам встречаться приходится,

Но уж когда довелось,

Вспомним, что было, и врежем по кумполу,

Как на Руси повелось!".

Виноват: здесь не-Русь, поэтому — просто "исконно-посконно, как с дедов-прадедов заведено бысть есть". По Гайявате:

"Что ж ходить вас заставляет

На охоту друг за другом?".

Удмурты, как и почти все остальные отряды, довольно резво драпали вдоль Волги, вслед за "белыми булгарами" самого эмира. Мари и эрзя, которым далеко ходить не надо, быстренько рассосались по ближним волжским притокам в сторону своих селений. И забились подальше в чащобы, чтобы чьи-нибудь рати их не сыскали.

Однако в битом воинстве были отряды, которым путь "вниз по Волге-матушке" — противопоказан. Удальцам из костромских мери надо было, как комсомолке из песни — "в другую сторону". Причём они лишены недавно поставленными русскими крепостями на Волге возможности пройти прямо по реке.

Они шли к эмиру в обход: через верховья Унжи и Ветлуги. Теперь им пришлось идти той же дорогой назад. Через земли мари. Для которых "унжамерен" (меря с Унжи) ещё больший кровный враг, чем удмурт.

Отношения между отрядами разбитой армии всегда враждебные.

"У победы — много отцов, поражение — всегда сирота" — международная военная мудрость.

Добавлю: племенные и средневековые армии живут на "подножном корме". В этот раз "кормом" стали селения и охотничьи угодья мари.

Есть несколько мелочей. Которые ну совершенно неинтересны нормальному попандопуле. Но смертельны для участника событий.

Воинские отряды племён, идущие в бой по призыву богатого и сиятельного соседа-феодала, отличаются от обычных охотничьих или идущих в набег на соседей. Отличаются численностью — платят-то по головам. И вооружённостью — хвастовство на экспорт. Тоже — влияет на оплату и статус.

Несколько достаточно многочисленных и хорошо вооружённых отрядов меря пробились через земли мари, грабя, выжигая и убивая своих давних врагов. Понятно, что оказать серьёзное сопротивление таким находникам местные селения с десятком-двумя взрослых мужчин в каждом, не могли.

Обычная тактика лесовиков — спрятаться. Увы, "унжамерен", проведённые весной марийскими же проводниками, по просьбе булгар, через марийские земли — получили представление о здешних путях. А, будучи сами лесовиками, находили лесные убежища мари куда лучше, чем булгары или славяне.

Марийские тиште — территориально-племенные союзы, задёрганные мобилизацией (в Бряхимов), демобилизацией (после Бряхимова), новой мобилизацией (против проходивших туда-сюда русских ратей) — существенного противодействия оказать не смогли.

С приходом осенних дождей "головорезы из-за Унжи", нагрузившись хабаром и полоном, убрались к себе в берлоги. Марийские роды, из тех, кто пережил это лихолетье, вздохнули свободнее, оплакали павших и угнанных, и стали восстанавливать селения, спасать то, что ещё можно было спасти. Что большая часть имущества, скота, посевов... понятно.

Но ситуация изменилась кардинально. Если раньше "кровная вражда" выражалась в "малой войнушке" в пограничье, когда группки молодёжи в несколько человек пробирались на соседскую территорию, воровали девку или корову и потом долго пыжились от своей доблести, то теперь "унжамерен" распробовали вкус "большого похода".

Одним из "фигурных болтов" империи Чингисхана была глубокая агентурная разведка. Агенты под прикрытием, обычно — торговцы или бродячие лекари, давали военачальникам довольно точную картинку будущих театров военных действий, путей, бродов, крепостей, расстояний, вооружённых сил, мобилизационных резервов, личных свойств предводителей.

Такая работа требует целенаправленных усилий, вложений людьми и финансами. Племена этим не занимаются, соответственно, этих знаний не имеют.

А тут — "их есть у меня"!

Есть проводники, которые знают тропы на сотни вёрст внутрь территории противника. Знания свеженькие: вот этим летом там хаживали. "Там" — храбрецов ждёт не тощая корова, а полное селение. Которое принципиально не может защититься при такой численности отряда.

"Явное численное превосходство".

Ничего нового.

Русь — страна городов, Гардарик. Потому что заколебали! И пришлось ставить селения в крепких стенах. "Зимницы" мордвы — та же причина. Но у эрзя и надежды отбиться не было — поэтому укрепления строили в глубине страны, в дебрях. Фиг найдёшь, да и по дороге в лесу пощипают.

У мари в эту эпоху вообще нет укреплений. Изгородь для скота вокруг селения — всё. Они будут! Вот-вот! Лет через 10-20.

Похоже, именно последствия Бряхимовского разгрома, глубокие рейды "унжамерен" на территорию мари и заставят местных охотников окапываться — строить что-то укреплённое.

Пока — расчёт на леса и болота. Болота замёрзли. По лесу лесовики-меря ходят не хуже лесовиков-мари. И идут они не привычными тропами, на которых столетиями обустраивали позиции для встречи врагов — от Волги, от устьев рек, на которых стоят марийские селения, а от верховьев, с тыла.

У мери — тоже ничего особенного в плане исторического процесса.

Переход от мелких и мельчайших отрядов в 3-5 человек к более крупным — штатный этап формирования нации. Дальше военные вожди должны стать постоянным явлением, накопить хабар и полон, назваться герцогами и трансформироваться в наследственных феодалов. Как случилось, например, у германцев.

Нынешние мари в германской истории... не очень. "Штатный этап" — не предусмотрели.

* * *

Однажды, сразу после Майдана, одесситы в КВНе пошутили:

" — У нас всё будет хорошо. Ну, или — логично".

Здесь всё было логично: пошла "игра в одни ворота", не "смертный бой", а "упражнение в тире".

"— Я не люблю рисовать, — сказала она и, забавляясь, провела быструю, ровную, как по линейке, черту. — Нет. Это для меня очень легко. Если вы охотник, могли бы вы находить удовольствие в охоте на кур среди двора?".

"Унжамерен" — не Биче из "Бегущей по волнам", они находят удовольствие и в охоте на кур. Посреди марийского двора.

* * *

Находники резали и грабили аборигенов, постепенно сдвигаясь к юго-востоку. Пару дней назад один из отрядов захватил селение выше на Ватоме, соседнее с тем, в котором обретались Мадина с Гладышем.

Тут он... несколько привирает. Как-то внятно ответить на вопрос: почему они не вернулись в указанный мною срок — юлит. Ладно, позже докопаюсь.

Соседей взяли не всех, и "род лося" был заблаговременно проинформирован — он следующий в очереди. "В очереди" — на геноцид. В племенных войнах — подданные не нужны. Да и рабы-то...

Неразвитость товарно-денежных отношений... отсутствие транспортной инфраструктуры... архаичность социальности... низкий уровень развития производительных сил... Можно погрустить и об этом. Применительно к работорговле.

"Лоси" от новости перепугались, задёргались, долго обсасывали совершенно идиотские варианты. Типа эстонского:

" — Русские на Луну полетели.

— Все?!".

"Унжамерен" улетать никуда не собирались. Они, явно, "намылились" к "лосям" в гости.

Тут Гладыш негромко велел Мадине собирать вещи в дорогу.

— Куда это ты?!

— А к хозяину своему. На Стрелку.

Абсолютная уверенность в способности "Зверя Лютого" истребить любых находников, поддержанная предшествующими пересказами эпизодов Бряхимовского похода с моим участием и "показаниями очевидицы" в истории с ушкуйниками — разозлили туземцев чрезвычайно.

Представьте: все понимают, что сегодня-завтра придёт смерть. Всем. Неизбежно. "И, как один, умрём...".

Убежать — некуда, спрятаться — найдут, защитить — некому, даже "дорого продать жизнь" — отнюдь. У находников и оружие лучше — лучшее из трофейного, и навыка боевого больше, и, главное — много их. А тут какой-то хмырь, набродь беспорточная, ни роду, ни племени, совершенно спокойно собирается жить и процветать дальше. Убил бы гада! Для него "смерть неминучая" — не гибель неизбежная, а повод для прогулки! Не такой уж и далёкой. Под руку "Зверя Лютого".

Гладыша уже собирались бить. За отказ от добровольного участия в общей судьбе рода в форме смерти на копьях "унжамерен", но тут Мадина задала неприличный вопрос:

— А другие... им с нами... можно?

"Другие" — её родня. С которой у неё... сложные отношения. Которая её довольно резко третировала. Замуж выдали, "отрезанный ломоть" — чего назад припёрлась?! Ещё и подарками от этих злодеев-русских хвастает! А тут она за них, типа, "просит".

Ответа Гладыша никто не слушал. Ибо — неинтересно. Ибо вдруг, в полной темноте и беспросветности будущего, появилась надежда.

"Свет в конце туннеля".

Это — раздражает. Ибо создаёт необходимость выбора. Необходимость собственного решения. Главный вопрос не к Гладышу — "можно?", главное к самим себе — "а оно нам надо?". Лезть в тот "туннель", как кот в сапог... Думать, выёживаться, корячиться, напрягаться...

Народу в селении немного, но крик стоял до ночи. "Дискуссия без регламента до консенсуса с мордобоем" — не только русский обычай. Энгельгардт и прочие социалисты-народники были бы в восторге.

Увы, и в родовых, наполненных под горлышко социализмом, равенством, братством... общинах встречаются авторитарные личности.

Дядя Мадины, один из старейшин селения, врезал подвернувшейся невестке по спине посохом, рявкнул на жену и сформулировал:

— Мы... эта... пойдём... однако. Бегом! Мать...!

Отделить свою судьбу, судьбу своей личной семьи от общей судьбы рода... Сплошная ересь, подлость и измена с предательством. Однако дядя — свой, местный и в авторитете.

Прочие "мужи добрые" ещё долго "судили да рядили", но бабы, нутром учуяв предстоящие приключения с находниками, бросились собирать. Вещичек и детишек. Дело побулькало бы и затихло, но высланный вверх по Ватоме дозор из мальчишек сообщил о появлении вражеского отряда.

Дальше — все побежали. И бежали все сорок вёрст по заснеженному льду рек. Ночью и днём. Бросая барахло и теряя людей. Преследователи явно не ожидали от мирного населения такой прыти. До Стрелки беглецы всё равно не дошли бы — догнали. Но мы-то вылезли чуть раньше, как чёртик из табакерки, сбоку, "из служебного хода".

— Тебя как звать-то?

— Минья? Яныгит Паймет. Да.

— Так вот, Яныгит...

— Погодь, Воевода. Яныгитом его отца звали. Он — Паймет.

Хорошо, что Гладыш поправил. А откуда мне знать, что у мари личное имя мужчины — второе? Паймет Яныгитич... Мда... Звучит.

— Так вот, Паймет. Чего дальше делать будем?

Пожилой невысокий черноволосый мужчина. Седоватый, сутулый. По глазам — не дурак. Переминается передо мной, мнёт шапку в руках. За его спиной кучка таких же персонажей. В шубейках, озямках, армячишках... Или как там оно у них называется. Баб с детьми распихали по избам — отогреваются.

Распихали... Факеншит! У меня половина подворий в Кудыкиной горе — разобраны! Я ж никак не ожидал...!

Да, я никак не ожидал, что мне вот вдруг, посреди зимы, припрёт заниматься этногенезом русской нации. Не в смысле возвратно-поступательном, как вы подумали, а в смысле структурно-систематическом.

У меня куча дел — аж горит! С глазурью — вот только-только, инвентаризация — не закончена, сапожная мастерская — чуть дышать начала, о скорняках — только разговоры пока... И тут — на тебе! Изволь сыскать к вороху местных национальных вопросов — таких же ответов. Вот прям нынче! И решить надо так, чтобы потом не перерешивать. Потому как тут за каждым словом — судьбы людей. Им меняться — каждый раз больно. А иной раз — и кроваво.

Попадизм — помесь бега с препятствиями и КВНа. Пытаюсь веселится и находничать. На бегу. Или — умничать? Ай-къюкнул в прыжке...

— Паймет говорит — они просят защиты. От этих... "унжамерен".

Хорошо, что Гладыш сыскался — толмачит толково. А Саморода я услал с бабами разговаривать — ну не будет же он, даже при всём своём "нацизме", ксенофобнутости и истеричности на них кидаться с ножиком!

— Нет. Я — Воевода Всеволожский. Моё дело — защищать людей здесь. Своих людей. Здесь у меня — мир. А за всякого прохожего-проезжего вписываться... Если ты купец — пришёл, поторговал — иди дальше. Если новосёл — пришёл, принял мой обычай, становись в работу. Если бродяга вольный бездельный — пришёл и... и ушёл.

Я пытался как-то структурировать ситуацию, как-то найти "ящичек" для этих... мигрантов. Навесить этикетку и отнести к категории. У меня до сих пор не было вот таких пришельцев. Мои пердуновские, оставшиеся из войска, снятые, вольно или невольно с каравана, взятые с бою муромские и мордовские... Но вот таких... Как их и куда?