Ведьмин крест

С мебелью тоже творилось что-то странное: шикарный встроенный шкаф в прихожей и раскладушка в зале; огромный телевизор прикрученный на стене и большой пружинный матрас напротив, вместо дивана.

— Будешь чай?

— С удовольствием! Замерзла! Как будто сейчас глубокая осень... — Соня прошла за ним на кухню, которая на удивление оказалась законченной. Обои, потолок, пол были в одной тоновой гамме изумрудно голубого цвета. На стене картина, изображающая окно на безымянный жаркий пляж с пальмами, изумрудным морем и грозовым небом, сквозь которое пробивались лучи солнца.

Даже стол был цвета морской волны. И стулья. Не говоря уж о чайнике, тарелках и чашках.

— Красиво! — Соня села за стол, и мечтательно глядя на картину, положила подбородок на кулачки. — Всегда хотела побывать на море!

— А мы месяц жили в этом бунгало и это то, что я видел по утрам. — Вик щелкнул чайником, достал чашки, кофе, чай, сахар и сел напротив. — Так не хотелось уезжать. Можно сказать, что тот месяц я был в последний раз по-настоящему счастлив.

— Так это ты нарисовал? — Соня коснулась полотна.

— Да. Моя последняя картина. После нее я не написал ни одной. — Он задумчиво помолчал и взглянул на нее в упор. — Но мне кажется, что очень скоро я снова возьмусь за кисти...

— Сколько же у тебя талантов? — Девушка смущенно улыбнулась.

— Стихи писать не умею. Книги пробовал, бросил. Долго. И сразу не увидишь, что получается. А музыка и картины — другое дело.

— Я наоборот люблю стихи писать, точнее песни. — Соня улыбнулась.

— Расскажи, как ты попала в интернат? Ты ведь, насколько я могу судить, из хорошей семьи, раз они дали тебе такое разностороннее образование.

— Я была маленькая, и если честно, до сих пор не понимаю, почему все полетело под откос. Помню только, что все началось с приезда бабушки, о которой я ничего не слышала. Она-то и оставила маме этот амулет. Потом начались какие-то звонки, угрозы, мама уходила из дома, а возвращалась в крови. Затем ее обвинили в убийстве отца и посадили, а меня определили в интернат. Все! Конец истории...

— Нда... — Вик разлил в кружки закипевшую воду, в одну добавил кофе, в другую чай. Положил по кусочку сахара в каждую кружку и снова посмотрел на нее. — Мне кажется, мы встретились не просто так. Вот скажи, в день нашей самой первой встречи у тебя было сомнение ехать или нет в наш универ?

— Нет. Точнее сомнения были, но я решила сначала поехать туда, ну и если вдруг не получится, тогда попытать удачи в других.

— А мне в тот день нужно было быть в клубе лишь вечером, но позвонил декан, и я сорвался, ни свет, ни заря. — Его длинные пальцы коснулись ее руки. — Так что, отец прав. Это судьба...

Соня смущенно улыбнулась.

— А ты действительно уйдешь от отца, если он не разрешит нам быть вместе?

— Уже ушел. — Вик сжал ее пальчики. — Ты замерзла? Руки ледяные...

— Просто... все странно и необычно. — Она убрала руку, сделала несколько глотков горячего чая и взглянула на время. — Уже десять. Пойдем?

— Да. — Он поднялся. — Только ветровку возьму.

Соня осталась на кухне одна. Еще раз полюбовалась на картину. Наверное, здорово иметь такую способность. Увидел что-то красивое, и не нужен ни телефон, ни фотоаппарат. Был бы карандаш под рукой и клочок бумаги.

Внезапно где-то раздался приглушенный женский крик. И снова. И снова!

Соня вскочила.

— Что это? Вик, где кричали?

— Кажется на площадке. Я сейчас. — Он на секунду заглянул в кухню и приказал. — Сиди тут!

Соня услышала его быстрые шаги, скрежет замка и женский крик, обретя силу и мощь, ворвался в квартиру.

— Помогитеее!

— Эй! Ну-ка отойдите от нее! — Рявкнул на кого-то Вик. Раздалась матерная брань, а затем разъяренное рычание, стук.

Преодолев минутную слабость, Соня бросилась следом за ним к распахнутой двери. Открывшаяся картина заставила ее беспомощно замереть на пороге. Вик и еще двое парней сцепились в рукопашной. Одного он вывел из строя быстро, совсем не по-мужски врезав коленом тому между ног. Бритоголовый взвыл, сложился пополам и рухнул на пол, злобно матерясь. Второй оказался напористее и сильнее. Коварно сделав подножку, он повалил Вика на бетонный пол, и попытался сделать из его головы отбивную, но тот, крутясь как уж, уворачивался от ударов, не забывая отвечать. Наконец, его прямой в челюсть, повалил второго отморозка на пол, ненадолго отправив того в нокаут.

Вот только радоваться победой Вику пришлось не долго. Едва он поднялся, как к нему сзади подскочил очухавшийся от коварного удара бритоголовый, и с силой опустил пустую бутылку из-под шампанского Вику на голову. Бог знает, откуда она взялась у него в руках.

Тот рухнул как подкошенный, а бритоголовый принялся его пинать. Пострадавшая девушка тут же перестала жаться в уголке, подошла и принялась помогать отморозку.

Все это показалось Соне кошмарным сном, который длился вечность, хотя на самом деле прошли доли секунды. Для чего было разыграно это представление, Соня в тот вечер не узнала. Может, все закончилось бы банальным грабежом квартиры Вика, если бы не фальшивая "жертва", внезапно превратившаяся в предводительницу этой маленькой банды.

Еще пару раз пнув Вика для верности, она приказала сообщнику.

— Хватит пока. Не здесь! — И словно только сейчас заметив Соню, зло прищурилась. — Чего смотришь? Пошла в квартиру! Быстро!

Соня даже не пошевелилась, перевела взгляд на Вика, затем на пытающегося очнуться второго бандита.

— Ты не поняла? Пошла, я сказала! — Девица вдруг зло, наотмашь, ударила ее по лицу, и спасительная боль ожегшая лицо, заставила время ускориться. Соню охватила спасительная ярость, окончательно уничтожившая теплящееся на дне души человеколюбие. Отерев струйку горячей крови, потекшую из разбитого носа, она улыбнулась и шагнула к девице. Та, вместо того, чтобы попытаться ударить снова вдруг охнула, и, не сводя с Сони испуганных глаз, попятилась. Ее подельник попытался оглушить бутылкой и Соню, но что-то, проснувшееся и владевшее теперь ее разумом, словно видело все со стороны. Не оборачиваясь, она лишь вскинула в его сторону руку и сжала пальцы. Улыбка ее стала шире, когда она услышала хруст ломаемых костей, сопровождаемый тоненьким воем и хрипом.

От этого воя, полного обреченности и страха наконец-то очнулся второй. Держась за перила, он поднялся, но увидев Соню, отшатнулся к стене и выхватил нож. Нападать он не пытался. По его виду можно было решить, что он скорее подумывает, как бы свинтить от этой сумасшедшей куда подальше!

Не переставая улыбаться, Соня просто взглянула на него и встретилась с ним взглядом. Несколько секунд ничего не происходило. Вдруг парень отбросил нож и с тихим стоном сжал виски. Тоненькие струйки крови потекли из ушей, из носа. Наконец отморозок закатил глаза и безжизненно съехал по стенке.

Соня вновь нашла взглядом девицу. Ее симпатичное лицо обезобразил ужас.

— Не надо. Прошу! — Она затрясла головой как безумная.

— Ты посмела причинить боль тому, кто мне дороже жизни... — произнесла Соня, и не узнала своего голоса. Да и совсем не это она хотела сказать. Всего лишь попросить девицу вызвать скорую...

— Соня! Не надо! Со мной все хорошо! Уже хорошо! — Сзади обняли руки Вика. Он развернул ее, секунду смотрел в глаза, и прижал к себе, успокаивая как ребенка. — Все хорошо. Уже все хорошо! Хорошо...

Ярость, дающая силы, живущая в ней, вдруг покинула ее разум, ее сердце, и тут же навалилась безумная усталость. Теряя сознание, Соня обмякла на руках Вика, и не почувствовала как он подхватил ее на руки, и понес в квартиру. Ее сознание погружалось все глубже в сон, стирая границы между тем, что было и тем, что еще произойдет...

Глава 7

Утро началось как обычно.

— Барыня, вставайте. Вода горячая. Умывайтесь, внизу Илья Николаевич желает вас видеть.

Голос старой служанки, скрипучий и надменный, словно она тут барыня, наждаком вырвал Софью из сна. Заставил поморщиться и открыть глаза. Злость плеснула в сердце, заставляя чувствовать, как нагревается амулет. С той ночи, как муж избил ее, оставив захлебываться слезами, прошла неделя.

Три дня она почти не выходила из комнаты, чувствуя как за спиной шушукаются, смеются служанки. Как презрительно смотрят на нее все, кто жил в этом огромном особняке. Дмитрия она больше не видела. Даже не знала, где он и что с ним. Одно радовало, Илья пообещал его не трогать.

— Ну, так что передать хозяину? — Старуха смотрела на нее с презрением и жалостью. — Спуститесь?

— Да. Сейчас. Ступай, и передай, что я одеваюсь.

— Давайте помогу?

— Я сказала — ступай! — Злость скрутилась в жгут.

Бабка как-то странно взглянула на нее, и, не говоря ни слова, шмыгнула вон из комнаты.

Софья поднялась с кровати. Амулет, теперь единственное, что давало ей силы жить в этом неприветливом, чужом доме.

Вода в кувшине была еле теплая. Обманула старая ведьма! Да и бог бы с ней. Надев нарядное платье и заплетя косу, Софья вышла из комнаты. Страх перед встречей с мужем делал ее ноги ватными, но крестик придал силы, заменив страх злостью. Кто он такой, этот торгаш? Что он может сделать с ней? Ничего! Пока ничего. Он дал ей время, и за это время нужно изменить свою жизнь. Изменить все в этом доме. Изменить себя. Стать полноправной хозяйкой!

В обеденном зале было пусто. Горел камин. Илья Николаевич одиноко сидел во главе огромного стола и задумчиво пил чай. Заметив вошедшую Софью, он, вместо приветствия, угрюмо кивнул на стул рядом. Дождался, когда она сядет рядом и заговорил.

— Мне нужно будет отбыть на пару месяцев по торговым делам. Дмитрия я заберу с собой, дабы не давать челяди судачить у меня за спиной.

Софья молча налила чаю и сделала несколько глотков.

— Ты слышишь меня?! — Вдруг загрохотал его голос, а кулак с силой опустился на столешницу. — Отвечай!

— А что мне ответить? — Она даже не вздрогнула. Смело посмотрела в его глаза. Красные прожилки и набрякшие веки говорили о том, что муж долгое время пил и мало спал. Видать заливал обиду и злость в городе, в объятиях потаскух. И пусть. Ничего кроме отвращения он у нее никогда не вызывал.

— Софья, — сменив тон, устало выдохнул он. — Я не должен был на тебе жениться. Старый я для тебя. Знаю это. Но теперь ничего не изменить. Либо ты со мной, либо... — Он не договорил. Поднялся. — Хочу, чтобы ты подумала обо всем. И когда приеду, поговорим. Я готов тебе простить измену, но ты должна стать мне настоящей женой. Хозяйкой всего этого! И родить мне наследника.

Не дожидаясь ответа, Илья размашисто вышел.

На губах Софьи появилась задумчивая улыбка. Значит, у нее есть время....

Пальцы задумчиво погладили крестик. Видать права была матушка, сказав, что он сбережет ее, защитит от обид. Изменит жизнь. Впрочем, жизнь уже меняется. Она почувствовала это с того момента, когда надела защитный амулет.

В зал молча вошла старуха, и принялась убирать со стола.

— Оставь все как есть. Я еще не позавтракала. — Софья потянулась за ватрушкой. Старуха поставила поднос с тарелками на стол, и прежде чем уйти, хрипло выпалила.

— Если ты думаешь, что я буду тебе прислуживать, пока хозяина нет, то ошибаешься! И то, что ты посмела расстроить его, тебе еще аукнется! Бесстыдница! Никому не позволю его обидеть! Тем более, такой, как ты!

Софья посмотрела ей в след, и сжала крестик. Эту злобную ведьму надо усмирить первой!

Это случилось на третий день, после отъезда Ильи Николаевича. Все это время Софья не выходила из дома. На улице словно разверзлись хляби небесные. Дождь лил как из ведра, а ветер выл такой, что по ночам казалось, будто адские псы устроили логово возле их усадьбы.

Старуха не приходила к ней сама, присылая чернавок. Те, молча, приносили по утрам воду и уходили. Ее словно перестали замечать, будто она стала призраком. Возможно, это тоже заслуга амулета. По крайней мере, ничего обидного в их молчании не было. Гораздо обиднее было, когда слуги шушукались у нее за спиной и не таили усмешки, когда она на них смотрела.

В это утро никто воду для умывания ей не принес.

Софья оделась, спустилась в обеденную залу и растерянно оглядела пустой стол. Никто даже не удосужился приготовить ей завтрак!

Выйдя в коридор, она заглянула на кухню, в комнаты чернавок и подивилась отсутствию прислуги. Впрочем, в глубине души она была уверена, что они где-то здесь. В поместье. Нужно лишь выйти из дома, и повернуть к конюшне...

Сердце забилось сильнее, в ожидании.

Чего?

Накинув плащ, она обулась, и, подчиняясь наитию, вышла во двор. Холодный воздух, с ароматом дождя и прелых листьев ворвался в легкие, сделал мысли прозрачными. Дождь закончился, ветер утих, сорвав с деревьев последние листья и расстелив их ковром по земле.

Тоскливые рыдания, донесшиеся до Софьи, лишь подчеркнули красоту утра, и не стали неожиданными. Она вдруг припомнила сон, привидевшийся ей этой ночью. Словно она стоит на берегу бурлящей реки под проливным дождем, а старуха бьется в воде, не в силах выбраться из черных глубин.

Сон был таким реальным, что Софья даже не удивилась, когда проснувшись, почувствовала намокшей ночную рубаху, словно она и впрямь была в непогоду на берегу незнакомой реки.

Софья сжала крестик так, что его грань впилась в ее ладонь.

Как она могла забыть этот сон, и то, как стянув с себя влажную рубаху, снова забралась под одеяло и уснула?

Не мешкая более, Софья сбежала по каменным ступеням, и свернула к конюшне. Все слуги оказались там. Они стояли полукругом у ворот конюшни, спиной к ней. Две женщины тоскливо выли, как по покойнику. Шесть чернавок, конюх с мальчишкой помощником, дворник, и еще один угрюмый высоченный мужчина. В плечах косая сажень, руки сильные, волосы русые, до плеч, усы и борода цвета спелой пшеницы. Кем он был, Софья не знала. Только увидев впервые в то утро, старалась держаться от него подальше. Она, как зверь, чуяла идущую от него опасность.

Софья подошла незамеченной. Первой ее заметил незнакомец. Увидел и взгляда не отвел. Глаза синие, с фиолетовыми искорками, смотрели непривычно: по-доброму, с пониманием. Остальные тоже обернулись и остались стоять, угрюмо глядя на нее.

От такого приема Софья даже сбилась с шагу, остановилась и хотела уйти, но что-то, поселившееся внутри, не дало ей этого сделать. Вскинув подбородок, она, кутаясь в плащ, подошла ближе, и только после этого слуги расступились, открыв ее взгляду лежавшее на холстине тело старухи. Ее глаза были выпучены так, словно перед смертью она увидела самого дьявола, а рот искривился, будто в предсмертном крике.

— Закройте ей глаза! — Приказала Софья. Сон оказался вещим. Амулет работает! И спросила. — Как она умерла?

Слуги промолчали, и только синеглазый охотно ответил.

— Ее утопили. Мы нашли это на ее ладони... — Он шагнул к покойнице, разжал ее кулак и поманил Софью. Та нехотя подошла и остолбенела, разглядывая выжженный на коже старухи отпечаток креста. Ее креста...

_____________