— Матвей Власович, а всегда так удачно бои проходят? Ну, без потерь.
— Нет, не помню такого. Может, Владимир Иванович, ты человек удачи. Только с твоим появлением стало так.
Вот уж никогда не считал себя удачливым.
— Мой отец говорил — Удача куётся своими руками. Только у меня мало что получается.
Кубин покачал головой.
— Ты слишком критичен к себе. Практически два боя, по-твоему, вышло, значит, удача не отвернулась. Твой отец был мудрым человеком, следуй его словам. И ещё, побереги себя. Мне не терпится о многом поговорить. Честно, я как увидел, что тебя вышибли из седла, думал всё. Разбередил ты память мою, так домой захотелось, спасу нет.
Я понял, что он за дом имел ввиду. И как рассказывать мне про то, что потом, после их попадания сюда, в стране случится, даже не знаю.
Подъехал Демьян. Весь сияет, что мои гривны. В руках держит лук. Дед Матвей нахмурился.
— Где ты взял такой лук, отрок?
Тон Кубина не предвещал ничего хорошего. У Демьяна улыбку сдуло с лица, лук он спрятал за спину, а сам понурился.
— Это лук боярина Володимира Ивановича, что с поганого вместе с бронью взято. Я тул на своего коня вязал. Не куда было сунуть. А у боярина всё равно кольца нет, как бы он его натянул?
Дед Матвей, подъехав, отвесил подзатыльник, прямо по шлему. Да так, что он съехал на глаза, и личина бармицы отлетела.
— Спрашивать надо бестолочь. Сними шишак то, руку отбил. — Дед Матвей затряс отбитой рукой. — И много поганых ты настрелял?
Демьян скинул шлем, глянул из-под лобья.
— Каждый вторый мой. — И вздрогнул от хохота Кубина. Я тоже усмехнулся:
— Ну-ну, Робин Гуд. Три десятка ратников, по двум дюжинам поганых стреляло, и каждый второй твой?
А дед Матвей отсмеявшись, сказал.
— Насмешил, отрок, насмешил. Только не блядуй боле. И не хвастай. Не дело это.
Демьян вскинулся.
— Я правду говорю. Доказать могу. Поедем бояре.
И поскакал к телам степняков. Мы с Кубиным, не спеша, направились за ним. Я наклонился к деду Матею.
— Матвей Власович, что вы имели ввиду, сказав — не блядуй?
Кубин удивился.
— Не обманывай, а что?
— Да нет, ничего. Просто выражение интересное. — Хмыкнул я.
Он прищурился.
— Нет, Владимир Иванович. Не темни. Оно знакомо тебе. Что оно означает у вас?
Я, почему-то обернулся, и сказал ему, что оно означает у нас. Он недоверчиво глянул. Я кивнул, улыбнувшись.
— Я не блядую.
Кубин хмыкнул.
— А ты юморист.
Демьян уже стоял у убитого степняка и размахивал стрелами.
— Вот, бояре, моё доказательство.
— Ну, стрелы, и что?
Парень, не смутившись, показал на пятки стрел.
— Посмотрите, бояре. Мои стрелы трёхпёрые, а у остальных два пера. Мои стрелы убили поганого.
Я показал на утыканное стрелами тело.
— А эти стрелы его что, пощекотали?
— Я их выдернул из головы, посмотрите.
Мы слезли с коней и посмотрели на голову степняка. Обе глазницы были пробиты. Демьян сказал гордо:
— И так у дюжины.
Мы в молчании обошли все трупы. Что говорить? У двенадцати глаз не было. В них торчали трёхперые стрелы.
— Ну, ты даёшь! Прям, Вильгельм Телль какой-то.
Кубин покачал головой.
— Нет слов.
Демьян задрал нос:
— Я ж говорил. А кто такие Робидуд и Вилетел?
— И зачем ты две стрелы тратил на каждый глаз?
— А оно так верней будет.
Я посмотрел на тело степняка. В нём, так, стрел с тридцать торчит, а дед Матвей озвучил мой вопрос:
— Остальные бояре, значит, их не убили бы тремя дюжинами стрел в каждого. И скажи мне, зачем тратить вторую стрелу, если первой попал куда целил? Ведь в два раза больше настрелял бы поганых. Токмо время терял. Чему я тебя учил?
Демьян понурился.
— Как лучше хотел.
— Как лучше он хотел. Бронь нацепил, а ума не прибавилось.
К нам подъехали Горин и Велесов.
— Что тут у вас, бояре?
Кубин показал на Демьяна.
— Посмотри сотник, зело вострый лучник у нас появился. Половине поганых, в каждый глаз по стреле вогнал.
Горин нахмурился.
— А где сей отрок добрый лук взял?
Я выручил Демьяна.
— Дал свой, на время. Надо же ратнику боевые трофеи иметь.
И хлопнул Демьяна по плечу.
— Ну, коли так, то будет ему добрый лук.
Горин посмотрел на трупы степняков. Хмыкнул. Глянул на деда Матвея, и сказал:
— В каждое око говорите? А ну отрок, видишь, берёза на отшибе стоит? Положишь три стрелы в трех вершках от каждой, то дам самый добрый лук из добычи.
Я оглянулся. В метрах двухстах стояла берёза. С лука не знаю, но с арбалета я попал бы. Демьян, тем временем, глядя на берёзу, наложил стрелу, и резко оттянув тетиву, выстрелил. На стволе, одна за одной выросли три стрелы. Горин вскочил на коня.
— Поедем, бояре, глянем на стрелы. Коли Демьян в урок уложился, самый добрый лук ему дадим.
Подъехав, к дереву Горин всмотрелся.
— Две стрелы аккурат по вершку, третья дальше. Что скажешь Демьян?
Я ответил за Демьяна:
— Я поручусь за отрока, Илья Демьянович. Он метко стреляет. А то, что стрелы не разумно тратит, так это на месть спишем, за мать и отца.
Горин кивнул.
— Добре. А теперь победу и отпраздновать не грех. С обеду отъехать пришлось. Пойдёмте бояре.
И показал на расстеленные ковры, где холопы споро расставляли снедь.
7.
О Граде том свежо преданье,
Но многим верится с трудом
В славянский эпос и сказанье,
Как Он исчез перед врагом.
Дружина Князя отступала
Под свод Монастырей,
И на защиту призывала
Достойных, праведных людей.
Туда, где аура впитала
Все лучшее земли,
Над ними радуга сверкала,
Дорогой Ангелы вели.
Лучами трепетно ласкала
В цветах вишневые сады,
Легендой будущего стала
Пройдя сквозь время и суды.
Кинжальной сталью отражала
Те неприкаянные дни,
В доспехах воинов блистала
На поле брани и в тени.
(Владимир Бакшеев-Сказание о Китеж-граде)
-Не верю! — Вскочивший Кубин, сделал три шага, и остановился у спящего Демьяна. Что-то пробормотал и опять сказал громко:
— Нет! Не верю! Не может такого быть!
Демьян выглянул из-под плаща и спросил сонно:
— Что случилось, Матвей Власович?
— Ничего, спи.
Демьян сладко зевнул, и повернулся на другой бок.
Дед Матвей подойдя, сел на положенные на землю сёдла и, смотря мне в глаза, спросил:
— Как такое может быть?
Я пожал плечами.
— Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше мне добавить нечего. Одно могу сказать — как говорили не раз, страну просрали, извините за мой французский.
Кубин кашлянул.
— А французы тут причём?
— А, приговорка такая, не обращайте внимания.
— И ничего не смогли сделать? — Расстроенный Кубин сплюнул. — Я всегда говорил, что жандармерия — это сборище тунеядцев.
— А жандармерия тут не причём. Всю страну затянуло разом.
Кубин, глядя на тлеющие угли, медленно повторил:
— Всю страну затянуло.... И что потом?
А что потом? Как легко было начинать этот разговор. И как тяжело продолжать. Кубин уговорил меня начать рассказывать первым.
Начал я рассказывать с начала первой мировой. Всё, что касалось русских войск, старался вспомнить и подробно рассказать. Как только начал говорить про то, что случилось позднее, то Кубин стал реагировать резче. До этого сидел тихо, только катал желваки. После рассказа про семнадцатый год он и вскочил.
— Дальше Матвей Власович, началась гражданская война.
Сделал паузу, посмотрев на Кубина. Он молчал и смотрел на костёр. И я продолжил. Начал с причин, рассказал о Брестском мире, интервенции Антанты. Описал основные действия армий красных и белых. Упомянул о махновцах. Потом, озвучил, сколько было жертв в результате войны.
— Больше десяти миллионов.
Кубин произнёс тихо:
— Скажи что это неправда.
— Это правда, Матей Власович.
Кубин обхватил голову руками.
— Бедная моя Лиза. Бедная моя мама. Бедная моя страна. Как такое возможно? Как такое пережить?
— Это ещё не всё, Матвей Власович.
— Что? — вздрогнул Кубин. — Что ещё может быть страшнее того, что ты мне рассказал?
— Война, Матей Власович. Другая ВОЙНА.
Кубин вдруг резко встал и отошел в темноту, вернулся с дровами. Бросил рядом и стал медленно подкидывать сухие ветки в костёр. Поднял усталое морщинистое лицо.
— Не надо дальше рассказывать. Пока не надо. В Китеже, в храме Владимирской иконы Божией Матери, протоиерей Григорий, мой друг и один из четырёх офицеров, что тридцать лет назад попали сюда. Нам вместе и расскажешь. Так лучше будет.
— Не надо, так не надо. Но об одном я скажу сейчас. Как я, да и вы попали сюда.
— Как так? — заинтересовался Дед Матвей. — Ты знаешь, как сюда попал? И как?
Интересно, как он будет реагировать на лешего в моём рассказе? Даже и не знаю, как сказать об этом.
— Понимаете, Матвей Власович, я уже два раза тут был. Ну, в смысле, попал в первый раз, случайно, потом домой вернулся. Затем решил опять сюда прийти, уже сам, и подготовился при этом. Правда, признаю, что подготовился не совсем хорошо.
Я наклонился и, достав тлеющую ветку, прикурил сигарету, пятую за время разговора. Отрывался, так сказать. Когда ещё покурить придётся? При аборигенах дымить я опасался.
Кубин смотрел на меня, ожидая продолжения. Я затянулся и, пустив дым прямо в костер, продолжил:
— В первый раз, попав сюда, испугался сильно. Представь, я оказываюсь на месте посёлка, которого нет, а на месте фермы из моего будущего — пашня. На ней пашет мужик, в простой одежде. Подхожу, хочу спросить, где я оказался, а он меня не слышит. Мало того, я хватаю его за плечо, а моя рука сквозь тело проходит. Думал, с ума сошел. Потом подумал, что я умер и как привидение стал.
Кубин сразу перекрестился.
— Свят-свят.
— Вот-вот. Представляешь моё состояние? Потом, как успокоился, стал эксперименты ставить. После того, как рукой ударился. Что интересно, предметы разные в руки свободно брал, а сквозь тело рука как через пар. Да! И там ворон всё меня пугал. Как каркнет, так и произойдёт что-то.
Кубин опять перекрестился.
— Потом я рядом с семьёй мужика этого сидел. Курил, и представляете, дым от сигарет женщина учуяла. Я как раз решил пересесть, как ворон этот очередной раз каркнул. Тут девка бежит, кричит 'степняки!'. Мужик распорядился, как и что кому делать, оделся в бронь и ускакал.
Дед Матвей встрепенулся:
— Погоди-погоди. Это в конце апреля было? Так это ты Борису помог?
Я кивнул.
— Получается так. А тебе про это откуда известно? Кто рассказал?
— Борис, конечно. Отцу ни слова, а мне, наставнику своему, рассказал. Я и не поверил, думал, выдумал всё. Только не знал, как объяснить, откуда он трофей изрядный взял?
Кубин вдруг протянул руку.
— Дай закурить, Владимир Иванович.
Закурив, поперхнулся, прокашлялся, сказал виновато:
— Лет тридцать не курил. Что дальше было?
— Ну, после того как я Борису помог, к дереву вернулся, с которого, как потом выяснилось, всё и началось.
Дед Матвей бросил окурок в угли.
— Что за дерево?
— Дерево, точнее древо. Священное древо, дуб большой. И леший при нём.
Глянув на изумлённо крестящегося Кубина, добавил.
— Я ничего не придумываю. Сам в изумлении был.
Немного помолчал, давая переварить услышанное, потом продолжил.
— Как мне леший объяснил, древо это священное. Вся сила леса в нём скапливается. А лешие древо охраняют, никого не допуская к нему. Бывают промахи, когда к древу всё-таки проходят люди. Если прикасаются к дереву, пропадают. То есть, как оказалось, в прошлое проваливаются. Только древо почему-то на меня не сработало, но леший что-то сделал, и я попал сюда. После объяснения и извинений он вернул меня в своё время. Сказал, правда, что древо ещё раз меня перекинуть сможет. После раздумий собрался и, вот я здесь. Китеж посмотреть решил. Ведь у нас он город-легенда.
Вскочивший и шагающий туда-сюда Кубин буркнул:
— В мое время тоже.
Потом сел и, глядя на меня, спросил.
— А мне и моим друзьям вернуться можно?
Вот так и знал!
— Матвей Власович, как ты это представляешь? Меня назад вернуло в то же время, в которое я в прошлое провалился. Правда, не уверен, что и сейчас вернусь в тот же час. Представь — ты появился в родном доме, что произойдёт? Узнают ли тебя? Для них ты молодой был, а тут заявился старик, извините. А ещё, я думаю, древо, что вас сюда кинуло, искать надо. Именно то самое. А что ты скажешь по поводу брата? Матвей Власович, с тобой всё в прядке?
Кубин, обхватив голову руками, раскачивался и стонал. Я схватил котелок, налил в кружку уже остывшей воды, подал Кубину. Жаль, коньяк кончился, его бы плеснуть или водки.
— На, выпей, Власыч, и не волнуйся.
Он поднял лицо. В глазах стояли слёзы. Выпив воду, проговорил:
— Ты прав, чёрт возьми. Прав. Не возвратиться нам уже назад. А я-то понадеялся...
Кубин помолчал, затем вздохнув, сказал уже спокойно:
— Ладно. Давай-ка согреем воды и кофе попьём. И я тебе расскажу нашу историю.
Он подкинул дров в костёр и пошел к реке воды зачерпнуть. Я откинулся на расстеленный потник и заложил руки за голову. Звёзды на светлеющем небе чуть видны. Дым от костра, свежий воздух. Красота! А день-то как прошел.
После того как холопы унесли трупы степняков и побросали их реку, все собрались у расстеленных ковров. Похоже, сейчас будет пир победы. На медных блюдах лежали запечённые гуси, зайцы, копчёная рыба. Несколько пузатых бочонков с вином. Деревянные плошки с квашеной капустой, мочеными яблоками и брусникой. Откуда только все взялось?
Холопы расставили медные кубки и выбили крышки у бочек. Велесов взял кубок, зачерпнул вина из бочки и поднял его вверх.
— Выпьем, бояре, за брань удачную, за буесть воев лихих. Слава!
Наполнившие кубки бояре взревели.
— Слава!
А вино крепко. На пустой желудок выпивать — это гарантированное быстрое опьянение. Почти сразу зашумело в голове, и я поспешил закусить. Отхватил кусок хлеба и оторвал ногу запечённого гуся. Не успел откусить от ножки, как Горин поднял кубок.
— Выпьем, бояре, за острые сабли наши, что век не затупятся о головы поганых. Слава!
— Слава! — Я поставил пустой бокал и принялся обкусывать вкусную гусиную ножку. Сидящий рядом Кубин поднял кубок, и я поспешил зачерпнуть вина.
— Выпьем, бояре, за баскаков удачных! Слава!
— Слава!
Да. Любили на Руси вина попить во все времена. Я и закусывать не успеваю. Если так дело пойдёт, скоро окосею. Не успел дожевать кусок, как меня двинул локтём Кубин. Посмотрел на него. Дед Матвей глазами показывал на кубок. Я так понял, что мне теперь тост произносить. Точно окосею. Тихо вздохнул, зачерпнул вина и поднял кубок. Огляделся. На меня уже внимательно смотрели.
— Выпьем, бояре, за новиков буестных. За славных воинов будущих! Слава!
— Слава!
Кажется, тост понравился, так как, выпив, бояре закричали наперебой, повернувшись к дальнему концу коврового стола: