Маскарад. Книга 2

Волосы Мими сделались еще светлее от солнца, а Блисс щеголяла несколькими медными прядями. Следом за ними неспешно вошел Джек Форс, сунув руки в карманы модных твидовых брюк "Дак хед". Лицо у него загорело, а вокруг глаз остались белые пятна от горнолыжных очков, но от этого он лишь сделался еще восхитительнее.

Оливер заметил, куда устремлен взгляд Шайлер, но промолчал. Шайлер знала, как друг относится к ее увлечению Джеком Форсом.

Девушка почувствовала досаду Оливера и ласково положила голову ему на плечо. Если бы не Оливер, она могла бы... А что могло бы с ней случиться? Ушла бы навсегда? Присоединилась к матери в палате для коматозных больных? Шайлер до сих пор понимала не все. Что это означает — что ее вампирские клетки борются с человеческими? Ее что, всегда так и будет разрывать надвое?

Голод, который она ощущала в Венеции, несколько приутих после переливания крови. Возможно, в этом-то все и дело. Ей нужна кровь. Может, достаточно будет просто делать переливание и никем не питаться? Надо будет спросить у доктора Пат, насколько это реально. А то очень уж жутко смотреть на Оливера и думать, как он восхитителен на вкус. Он ее лучший друг, а не закуска.

Блисс Ллевеллин огляделась по сторонам и встретилась взглядом с Шайлер. Девушки нерешительно помахали друг другу. Блисс собиралась рассказать Шайлер про возвращение Дилана, продолжить разговор, начатый еще на балу, но как-то все не представлялось возможности.

Каникулы у Блисс выдались беспокойные. Провалы в памяти и ночные кошмары возобновились с прежней силой. Канун Рождества стал для нее худшей ночью в году. Она проснулась от боли в груди, такой мучительной, что перехватывало дыхание, к тому же была вся в поту, а простыни вымокли настолько, что слиплись между собою. Ужас.

Еще сильнее ее пугало то, что тварь из ее кошмаров начала говорить с ней во сне.

"Блисс... Блисс... Блисс..."

Тварь только произносила ее имя, но от этого звука девушку бросало в дрожь. Это сон. Просто сон. Всего лишь сон. Нет такой твари, что могла бы причинить ей вред. Это просто часть трансформации. Ее воспоминания пробуждаются и говорят с ней — так утверждает Комитет. Ее бывшая сущность, ее прошлые жизни.

Блисс стиснула зубы и выпрямилась на сиденье.

Сидящая рядом Мими Форс зевнула, прикрыв рот изящной ладошкой. Для Мими две недели каникул были истинным раем. За время поездки она подцепила даже не одного, а двух людей-фамильяров, напилась досыта, и теперь у нее было такое чувство, словно она способна завоевать мир. Она с нетерпением ждала начала нового семестра. Новый сезон означал новый повод отправиться за покупками. Мими, как и Блисс, тоже снедало беспокойство. Она волновалась, успеет ли попасть в "Барнис" до закрытия.

Блисс заставила себя прислушаться к бодрой речи, которую директриса толкала им каждые полгода, — "вас ждет новый великолепный семестр в аудиториях Дачезне, ля-ля-ля", — и тут дверь часовни внезапно с сильным стуком распахнулась.

Все повернулись взглянуть, что послужило причиной шума.

В дверном проеме стоял юноша.

Очень, очень красивый юноша.

— Э-э, извините. Я не нарочно. Как-то не удержал, — произнес он.

— Ничего страшного. Заходите, Кингсли. Можете сесть вот здесь, впереди, — отозвалась директриса, жестом приглашая юношу войти.

Юноша ухмыльнулся. Он с важным видом зашагал по проходу, чуть враскачку, опустив плечи. Его черные волосы блестели, одна прядь небрежно падала на левый глаз; всем своим видом он демонстрировал уверенность в себе и собственной красоте. Одет он был в свободную белую рубашку в оксфордском стиле и обтягивающие черные джинсы, как будто только что сошел с обложки компакт-диска.

Блисс, подобно всем прочим девушкам, следила за ним не отрываясь. Юноша, словно бы почувствовав ее взгляд, обернулся и посмотрел прямо ей в глаза.

И подмигнул.

ГЛАВА 19

Его звали Кингсли Мартин, и он был учеником предпоследнего курса. Вся женская половина Дачезне сошлась на том, что даже имя у него сексуальное. С той самой минуты, как он появился, девушек словно пожар охватил. За какую-нибудь неделю его достоинства вошли в легенду. Его сразу же записали в школьные команды по лакроссу, футболу и гребле. Не менее впечатляющими были и его академические достижения. Он сразил наповал придирчивого преподавателя английского своим иллюстрированным докладом на тему "Ада" Данте, озаглавленным "Преисподняя Тако", в котором сравнивал круги ада с сетевыми заведениями фастфуда. На матанализе он решил сложную задачу за рекордно короткое время.

При этом он выглядел так, что у девчонок при взгляде на него подгибались коленки. Он был невероятно красив тем типом красоты, в котором голливудское обаяние сочеталось со щеголеватой европейской утонченностью и толикой лукавства. Новый парень выглядел... интересно.

На этом фоне Джек Форс поблек. Девушки учились вместе с ним еще с детского сада. А Кингсли был новинкой, эффектной и загадочной.

Прочее Блисс сообщила Мими Форс после обеда, когда они подкрашивали губы в женской уборной.

— Он — Голубой крови, — произнесла Мими и округлила губы, жирно намазывая их блеском.

— Что, серьезно? — отозвалась Блисс.

Конечно же, новичок — вампир. Она это поняла в тот же миг, как увидела его. Она никогда еще не встречала вампира, который бы настолько выставлял напоказ свою принадлежность к Голубой крови. Удивительно еще, как это он не продемонстрировал при всей школе свои клыки.

— Я видала его на балу Четырех сотен, — продолжала Мими. — Его семья только-только переехала сюда из Лондона, но он успел пожить повсюду — в Гонконге, Нью-Йорке, Кейптауне. Они типа как в родстве с королевской семьей. У него имеется какой-то титул, только он им не пользуется.

— Что, нам следует делать перед ним реверанс? — пошутила Блисс.

Мими нахмурилась.

— Это не шутка. Они принадлежат к верхушке. Владеют поместьями, состоят в советниках у королевы и все такое.

Блисс еле удержалась, чтоб не закатить глаза. Иногда Мими настолько упорствовала в своем снобизме, что прямо тошно становилось.

Они вышли из уборной — и натолкнулись на объект их обсуждения. Кингсли как раз выходил из мужской раздевалки, держа в руках толстую книгу в кожаном переплете. Вид у него был беспутный и порочно-очаровательный. Стоило ему завидеть подруг, и в глазах его заплясали огоньки.

— Леди... — произнес он и поклонился.

Мими самодовольно улыбнулась.

— Мы как раз говорили о вас.

— Надеюсь, только хорошее? — спросил Кингсли, глядя в упор на Блисс.

— Это моя подруга, Блисс. Ее отец — сенатор, — произнесла Мими, слегка подтолкнув Блисс локтем.

— Я знаю, — отозвался Кингсли, и его улыбка сделалась еще шире.

Блисс стоило немалых усилий сохранить самообладание. Когда Кингсли так смотрел на нее, у нее возникало ощущение, словно она стоит раздетая.

Прозвенел второй звонок, означавший, что до начала следующего урока осталось пять минут.

— Надо идти. Корган уже старый, но способен вести себя как полный придурок, — сказала Мими и двинулась к лестнице.

— Ну так просто заставьте его заткнуться, — посоветовал Кингсли. — Вы что, еще не умеете этого?

— Вы о чем? — спросила Блисс.

Мими нервно рассмеялась.

— Он имеет в виду — использовать против преподавателей контроль. Ну, в смысле — контроль над сознанием. Кингсли, шутник, ты же знаешь, что нам не положено этого делать. Это против кодекса. Если стражи об этом узнают...

Подросткам Голубой крови строго-настрого запрещалось использовать свои силы или демонстрировать свои сверхъестественные способности, пока они не становились полностью взрослыми. Но и даже тогда кодекс вампиров утверждал совершенно однозначно: люди — не игрушки. К ним следует относиться с уважением. Обязанность Голубой крови — нести в мир покой, красоту и свет, а не употреблять свои превосходящие силы, чтобы подавлять и править.

— Стражи-шмажи, — шутливо произнес Кингсли, небрежно отмахнувшись от возражения. — Ни о чем они не узнают. Или вы до сих пор верите, что они способны читать ваши мысли? — поддразнил он девушек.

— Шутник! Поговорим попозже, — заявила Мими и двинулась прочь.

— Мне тоже надо идти, — нервно произнесла Блисс.

— Подожди.

Блисс приподняла бровь.

— Ты меня избегаешь, — напрямик, без обиняков заявил Кингсли.

Это не было обвинением — просто констатация факта. Он переложил под другую руку книгу, и Блисс мимоходом взглянула на нее. Книга не была похожа на учебник. Она скорее походила на старинные книги, выдаваемые только в читальном зале в Хранилище, которые Оливер брал, когда они выясняли, что такое Кроатан.

— О чем ты? Мы с тобой первый раз встретились.

— Ты что, уже забыла? — спросил Кингсли.

— Что забыла?

Кингсли оглядел девушку с ног до головы, от новых балеток "Хлое" до мелированных волос.

— Мне нравится то твое зеленое платье. И ожерелье тоже, конечно же. Отличное дополнение. Но пожалуй, ты мне больше нравишься промокшей до нитки. Беспомощной.

— Так это ты был тот парень в парке! — ахнула Блисс.

Значит, ее спас Кингсли, не Дилан. Кингсли? Но как? Означает ли это, с болью в сердце подумала девушка, что Дилан действительно мертв?

— Из тебя получилась прелестная Леди озера, — сказал Кингсли.

Мысли Блисс лихорадочно заметались. Так значит, на вечеринке после бала она танцевала с Кингсли. Это он был тем парнем в маске Пьеро.

— Что сталось с Диланом? — прошептала Блисс, и в сердце ее закрался страх.

Она была так уверена, что Дилан жив! Но если это не он спас ее из озера и не он танцевал с ней на вечеринке... значит, следует посмотреть правде в глаза. Она цепляется за грезы. Он ушел навеки и более не вернется.

— Кто такой Дилан?

— Не важно, — отозвалась Блисс, пытаясь приспособиться к этой новой реальности и осознать новые сведения. — А тогда что ты имел в виду на вечеринке, когда сказал, что не мог уйти надолго. Мы... мы знакомы? — спросила девушка.

Кингсли на миг сделался серьезен.

— А! Извини. Вы здесь несколько тормозите? Ты еще не узнала меня? Мне правда очень жаль. Я думал, ты меня узнала, когда мы танцевали. Но я ошибался.

— Кто ты? — спросила Блисс.

Кингсли склонился к уху девушки и, касаясь его губами, прошептал:

— Я такой же, как ты.

Раздался последний звонок. Кингсли повел бровями и улыбнулся.

— До встречи, Блисс.

Блисс тяжело оперлась о стену; у нее дрожали колени, а сердце бешено колотилось в груди. Он стоял так близко к ней, что девушка до сих пор чувствовала его дыхание на своей щеке. Кто же он на самом деле? Что он имел в виду? И узнает ли она хоть когда-нибудь, что же на самом деле произошло с Диланом?

ГЛАВА 20

В пятницу утром Шайлер спустилась к завтраку и сразу же осознала, что в гостиной что-то изменилось. В ней стало светло. Комната была залита солнцем, просто-таки купалась в нем. С мебели исчезли чехлы, а потоки солнечного света, врывающиеся сквозь окна, слепили глаза.

Посреди комнаты стоял Лоуренс ван Ален и рассматривал старинный портрет, висящий над камином. В коридоре громоздились старомодные чемоданы и большой потрепанный дорожный сундучок "Луи Вуиттон".

Рядом с Лоуренсом стояли Хэтти с Юлиусом, заламывая руки. Хэтти первой заметила Шайлер.

— Мисс Шайлер! Я не смогла его остановить — у него был ключ! Он сказал, что этот дом принадлежит ему, принялся открывать шторы и потребовал, чтобы мы поснимали чехлы с мебели. Он сказал, что он — ваш дедушка. Но миссис Корделия была вдовой, сколько я ее знала.

— Все в порядке, Хэтти. Ничего страшного. Юлиус, я со всем разберусь, — сказала Шайлер, успокаивая прислугу.

Горничная и шофер с сомнением посмотрели на самозванца, но все же вняли словам хозяйки и, извинившись, покинули гостиную.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Шайлер. — Я думала, ты намерен держаться в стороне.

Она пыталась рассердиться, но не удавалось: ее переполняло радостное возбуждение. Дедушка приехал! Неужто он передумал?

— А что, не видно? — отозвался Лоуренс. — Я вернулся. Твои слова глубоко уязвили меня, Шайлер. Я не смог жить спокойно, понимая, как трусливо себя вел. Прости. С тех пор как мы с Корделией заключили то соглашение, прошло много времени. Я не ожидал, что кто-то явится искать меня.

Он подошел к венецианскому окну, выходящему на замерзший Гудзон. Шайлер и забыла, что из их гостиной открывается такой чарующий вид. Корделия много лет держала шторы закрытыми.

— Я не мог допустить, чтобы ты вернулась к своей прежней жизни в одиночестве. Довольно я пробыл в изгнании. Пора Нью-Йорку вспомнить силу и славу семейства ван Ален. И я собираюсь растить тебя. В конце концов, ты моя внучка.

В ответ Шайлер крепко обняла деда и уткнулась лицом ему в грудь.

— Корделия была совершенно права насчет тебя. Я знала, что она окажется права.

Но прежде чем она успела сказать что-либо еще, громко зазвенел дверной звонок, как будто кто-то в нетерпении жал на него.

Шайлер посмотрела на дедушку.

— Ты кого-то ждешь?

— На данный момент — нет. Андерсон присоединится ко мне на неделе, после того как запрет мои дома в Венеции. — Лоуренс помрачнел. — Похоже, мое возвращение в Нью-Йорк оказалось не настолько тайным, как я надеялся.

Хэтти подошла было к двери спросить, кто там, но Лоуренс взмахом руки велел ей отойти.

— Я сам разберусь, — сказал он и отворил дверь.

На пороге стояли Чарльз Форс и с ним несколько стражей из Комитета, угрюмые и решительные.

— А, Лоуренс, — улыбнулся одними губами Чарльз. — Ты снова удостоил нас своим присутствием.

Лоуренс кивнул с ответной улыбкой.

— Можно нам войти?

— Да, пожалуйста, — любезно отозвался Лоуренс. — Шайлер, полагаю, ты всех тут знаешь? Чарльз, Присцилла, Форсайт, Эдмунд — это моя внучка Шайлер.

— Э-э... здрасьте, — произнесла Шайлер, пытаясь понять, отчего дедушка ведет себя так, словно стражи просто по-дружески завернули в гости.

Пришедшие не обратили на Шайлер никакого внимания.

— Лоуренс, мне очень жаль, — мягким, сладкозвучным голосом произнесла Присцилла. — Я оказалась в меньшинстве.

— Ничего страшного, дорогая. Не могу не сказать, как я рад видеть тебя в добром здравии. С Ньюпорта прошло много времени.

— Слишком много, — согласилась Присцилла.

Чарльз раздраженно перебил их:

— Довольно! Лоуренс, я что-то не припоминаю, чтобы твое изгнание было отменено. Ты должен предстать перед Советом для официальной дачи показаний. Изволь проследовать за нами.

— Что происходит?! — воскликнула Шайлер, когда двое стражей взяли Лоуренса под руки. — Куда они тебя забирают?

— Не бойся, внучка, — спокойно сказал Лоуренс. — Раз выбора нет, я пойду добровольно. Я не собираюсь соперничать с тобой, Чарльз. Шайлер, я скоро вернусь.

Чарльз Форс фыркнул.

— Это еще неизвестно!

Шайлер смотрела, как они вывели дедушку из дома и посадили в одну из черных машин, стоящих перед домом. Ей хотелось плакать. Едва лишь она подумала, что помощь наконец-то пришла, и ее тут же лишили этой помощи.