Жертвы Северной войны

Бонусы:

* * *

Эдвард видит рыбу.

выкашивать врагов!

Ал: Да... интересная была бы развязка.

Глава 10. О телепатии и рыбах

Жозефина умолкла, наслаждаясь эффектом. Эд смотрел на нее и думал, что ему больше хочется: пристрелить ее, задушить или просто засадить в тюрьму пожизненно (причем позаботившись, чтобы в ту же камеру попали какие-нибудь извращенки ростом под два метра с кулаками под два пуда). Это ж надо же! Подавляющее технологическое и интеллектуальное превосходство... А несогласных — к стенке?

Эдвард убрался из того, другого, мира еще до того, как человек по имени Адольф Гитлер написал свой эпохальный труд "Майн Кампф", и, подавно, еще до того, как появился первый концлагерь, но печенкой чувствовал, что от этой затеи очень дурно пахнет. Особенно если ради нее надо производить незаконные эксперименты на людях и похищать маленьких детей. А также оболванивать сомнительной идеологией множество глупых мальчишек, вроде того же Росса Малькольма.

— Погодите, можно вопрос? — спросил Ал тоном примерного ученика. Эд этот тон прекрасно знал, и сообразил: брат издевается. Очень редкое для него состояние. — Я что-то не понимаю...

— Да? — Жозефина казалась удивленной.

— Вы сказали — шестнадцать лет назад. А дети в возрасте от двенадцати до шести. Почему...

— Потому что Маринбург — не такая большая деревня, — отрезала Жозефина. — Дети здесь рождаются не каждый год. Кроме того, требовалось, чтобы в организмах матерей накопилось побольше веществ. Я ответила на ваш вопрос?

— А теперь вопрос есть у меня... — губы Эдварда чуть скривились. — Насколько я понимаю, эта база никогда не была покинута, так? И никогда не использовалась, как химическая лаборатория? Точнее, использовалась... как лаборатория для получения красной воды. Правильно?

— Правильно, — Жозефина держала удар. — Как вы догадались, молодой человек?

— Нетрудно, — Эдвард пожал плечами. — Уж больно тут у вас хорошее оборудование. Хранение красной воды — технологически очень сложный процесс, он требует специальных коммуникаций, то се... ну не верю я, что тайная организация, пусть сколь угодно разветвленная, пусть имеющая связи в военных кругах, могла заброшенную базу переоборудовать. Другое дело — прибрать к рукам уже имеющееся... Хотите, я вам даже расскажу, как вы ее получили?

Жозефина кивнула.

— Интересно будет послушать, молодой человек.

— Фюрер Мустанг, сразу после того, как получил власть, приказал прикрыть все военные лаборатории, занимающиеся разной неконституционной деятельностью... ну, и эту в том числе. Однако кое-какие силы, уже тогда недовольные его деятельностью, подчистили нужные отчеты. База числилась закрытой, однако на самом деле процветала. Вот только мне непонятно, кто же давал деньги...

— Ну, деньги — дело наживное, — Жозефина пожала плечами. — Партийная, идеологическая деятельность тоже кое-что дает, да и на спонсоров не жалуемся... А вообще, Эдвард, вас это волновать не должно. Хотя... восхищена, восхищена... Теперь я понимаю, почему вас называли гением.

— Что вы, мадам, мне просто везет, — Эдвард улыбнулся, хотя больше всего его тянуло вцепиться мадам в глотку. Что ж, возраст — на то и возраст, чтобы учиться владеть собой.

Однако, выдержка изменила, как ни странно, Алу.

— Ах вы... — голос государственного алхимика пресекся от сдерживаемого гнева, когда он заговорил. — Значит, вы уже шестнадцать лет вынашиваете планы по захвату власти.... Проводите опыты на людях... обкрадываете государство... оболваниваете молодежь в Столице и крупных городах, притворяясь идеалистами... а сами готовите натуральный фашистский мятеж, вот что!

— Фашистский? — Жозефина приподняла бровь.

Эрнесто Панчини кашлянул и сказал:

— Фаш — это кулак на моем родном наречии. И что вы имеете в виду?

Ал чуть смутился, но поток возмущений не прервал.

— Да как вас ни назови! Вы же... вы же снова войну хотите развязать! Большую войну! Мало вам было Северной, мало вам было Ишварской! Мало вам было мятежей и бунтов! Черт возьми, неужели так трудно оставить нашу страну в покое?!

— Не говорите мне о войне, — Жозефина развернулась и смотрела Алу в глаза. — Не говорите мне о войне, молодой человек. Все мы здесь — ее жертвы. И вы оба, с юности рисковавшие жизнью во имя непонятно чего... и я, из-за войны потерявшая всю мою семью. И эти две девочки, которые должны будут принести жертвы на благо Аместрис. Но нет жертв — нет и счастья.

Голос ее стал страшен, она почти шипела.

— Жозефина... — Панчини положил руку ей на плечо и произнес елейно и самодовольно. — Теперь моя очередь. Если они так тебе нужны, можно попробовать иные средства, более действенные.

— Действительно, — произнесла Жозефина, мгновенно (по крайней мере, на вид) успокаиваясь. — Если уж на вас не производит впечатления величие наших целей... — она усмехнулась.

Эдвард и Ал поняли одновременно: ее величие этих целей тоже нисколько не впечатляет. Впечатлять оно может разве что молчаливого до сих пор Панчини, который, видимо, от души наслаждался разговором (это было у него на лице написано во-от такими буквами). А ей нужно что-то другое. Что?

— Обычно, — подхватил ее речь Панчини с очевидным удовлетворением, — в такой ситуации самым примитивным орудием выступает шантаж... но вам, государственным алхимикам, часто выполняющим личные поручения фюрера, как вы думаете, опасаться нечего. Вы правильно думаете. Ваша семья обитает в медвежьем углу, но находится под неафишируемой, постоянной охраной... Мы могли бы попробовать добраться до миссис Элрик или до одной из ваших прелестных дочек, — слово "дочек" он произнес таким сладким тоном, что Эдварда передернуло, и он пообещал себе, что первым на очереди в камеру с извращенцами будет как раз Панчини, а не Варди, — но у нас нет на это ни времени, ни достаточных средств. Однако... Эдвард, если возникнет необходимость, вы сможете приговорить своего брата к смерти?

Эдвард явственно побледнел.

— А вы, Альфонс? — Эрнесто обратился к Алу.

— Я — могу, — вдруг сказал Ал четко и с расстановкой. — Шантажировать нас с братом друг другом не удастся. Если вы уж такая проницательная, доктор Варди, следовало бы об этом догадаться. Мы оба — взрослые люди, мы свой выбор давно уже сделали.

"Пятая лаборатория, — снова подумал Эдвард с тоской. — Погодите-ка, а откуда Ал знает фамилию этой женщины?.. Ладно, недосуг... да и мало ли, откуда! Слышал..."

— Ал совершенно прав, — ответил он.

А про себя подумал: "Легко ему говорить..."

— Ну что ж, попробовать все равно стоило, — с сожалением вздохнула Жозефина Варди. — Очень жаль, но придется...

Впрочем, Эдвард уже начал действовать.

Первым делом он врезал в челюсть своей охраннице, той, что стояла слева. Врезал не оборачиваясь и без замаха, локтем назад: уж на то, чтобы почувствовать, где она находилась, его навыков хватало. Расчет его был на то, что стражи, сколь бы опытными ни были, следили прежде всего за тем, не станет ли он хлопать в ладоши, а на примитив не слишком-то будут рассчитывать. Или, если все же будут, женщина подсознательно не станет ждать от него первого удара: решит, что сначала он попытается вырубить ее напарника. Ну а напарник на долю секунды растеряется, потому что тоже будет ждать первого нападения на себя...

Примерно так все и случилось, за одним исключением: удар Эдварда не пришелся девушке в лицо, она сумела увернуться. Вскользь он ее, кажется, задел, но не более того. С напарником прогноз оправдался на сто процентов: он, действительно, замер — правда, на самое короткое мгновение. Эдвард успел пригнуться, ударить... эх, хороший удар... жалко, мимо... впрочем, он получил несколько мгновений форы: хлопок... ну вот, теперь в его руках — более привычное оружие... точнее, его рука и есть оружие. А посему он может как следует развернуться. Черт, было бы время вырастить копье или там топорик какой из пола... Блин, да эти черти и голыми руками против оружия неплохо сражаются!

Судя по звукам драки с другого конца зала, Ал там тоже времени не терял, успешно разбираясь со своей парой охранников. Эд успел порадоваться за брата, когда его клинок с чмоканьем вошел под ребра охранника-мужчины... Взгрустнуть о тяжелой судьбе охранника у Эда уже не оставалось времени, потому что надо было увернуться от захвата девушки-охранницы. Эд полоснул ее клинком по лицу, метя в глаза — жестоко, девочка, но сама виновата.

Девушка снова увернулась — ловкая, черт!.. или он все-таки пожалел ее, неточно ударил?.. не понять... — и Эдвард почувствовал резкую боль в животе... черт, у нее что, тоже есть оружие?! Точно... когти, стальные когти на одной руке. Схватила бок, не вырвешься — надо оставлять в когтях живое мясо. Как же он раньше-то не заметил?!

В глазах потемнело. Эдвард понял, что сейчас она придушит его, рванулся, заорав от боли — черт с ним, с мясом, не до печенки же когтями достала! — и тут почувствовал, что никто его больше не держит. Когти разжались.

Тяжело дыша, держась обеими руками за бок, и ощущая, как горячая кровь течет между пальцами (боль прошла сразу же, как девушка его отпустила, но, по ощущению обманчивой ясности и звонкости Эдвард знал, что боль обязательно вернется), он выпрямился и оглянулся. Девушка валялась на полу позади него, в лоб почти по рукоять воткнут стандартный армейский нож с метательным лезвием. Эд посмотрел вперед. Прямо напротив него, не менее тяжело дыша, стоял Ал. В правой руке он держал еще один нож, явно готовя к броску. И откуда он взял что первый, что второй?.. Ал всегда недолюбливал метательное оружие.

Позади него валялись бессознательные тела двух охранниц, надежно прижатые к полу трансмутированными креплениями.

— Спасибо... — прошептал Эдвард.

Но Ал его услышал.

— Не за что, — так же тихо отозвался он.

— Боже мой... — сказала Жозефина Варди, и в голосе ее звучало восхищение.

Они дружно повернули головы к ней.

Вдохновительница эсеров почти не переменила своего положения за время потасовки, только отошла на несколько шагов к стене; теперь она держалась к ней вплотную, почти прижимаясь к стеклу, за которыми колыхалась багровая жидкость "очищенной" красной воды.

— Я почти люблю вас, — проникновенно сказала женщина. — А кто-то наверху любит не меньше. Устоять против наших профессионалов, это, скажу я вам... Вы же, простите, удачливые дилетанты. Везучие не в меру... Знали бы вы, как вы нам нужны! Нет, убивать вас было бы расточительностью!

Пальцы ее коснулись аквариума, и часть стекла словно бы продавилась под этим легким прикосновением; сегмент аквариума, на который Жозефина опиралась спиной, провернулся, убрав женщину за стену.

— Жозефина! Жози! — Панчини кинулся к аквариуму, ударил в него кулаками... бесполезно: все осталось, как есть, а звук получился глухой. Тут же что-то лязгнуло, сперва в одной двери, потом в другой.

— Что это?.. — Эд быстро оглянулся, но ничего не увидел, кроме четырех тел охранников.

— Сволочь! — простонал Эрнесто. — Она автоматически заблокировала снаружи обе двери! Теперь нам их не открыть! Она решила нас уморить!

— Нет такой двери, которой не могла бы открыть алхимия, — фыркнул Эд.

— Да?! — Эрнесто так и взвился. — Ну и сможет ли ваша алхимия что-то поделать с тоннами очищенной красной воды?! Это — абсолютно инертная для алхимии жидкость, уж мы-то проверяли! А когда она заблокировала двери, она и к ним с той стороны придвинула такие же аквариумы!

Эдвард не любил провокационных вопросов. Вместо этого он просто подошел к ближайшему аквариуму, хлопнул в ладоши, и...

И стекло пошло мелкими забавными пупырышками.

— Не выходит? — спросил Ал.

Вместо ответа Эд коротко выругался.

Эрнесто хихикнул.

— Ну все, — зло сказал Эдвард, поворачиваясь к нему. — Сейчас я тебя прикончу! Сейчас я тебя так прикончу, что в день Страшного Суда трубы не подымут, если ты верующий!

И тут ноги у Эдварда подкосились, он упал на колени.

— Эд! — Ал бросился к нему, поддержал, помог сесть, прислониться спиной к аквариуму.

— Все в порядке... — попытался произнести Эдвард как можно отчетливее. — Просто голова закружилась. Не так уж сильно она меня поранила, просто царапина.

Эрнесто буквально вжался в стену, радуясь, что про него забыли.

— Снимай плащ, быстро! — велел Ал. — И рубашку тоже снимай. Черт... ты формулу спирта помнишь?..

— Це-два-аш-пять-о-аш, дубина! Мне тебя в начальную школу отвезти?!

— Прости, запамятовал. Адреналин.

— Из чего ты тут спирт трансмутировать собрался, здесь органических материалов почти что нет!

— А кровь? — фыркнул Ал. — Крови тут, извини меня, до хрена.

Ал помог Эдварду стянуть плащ и рубашку (двигать левой рукой было очень больно), а потом хлопнул в ладоши и приложил руки прямо к ране.

Эдвард взвыл.

— Эй, ты чего?!

— Прости, перестарался... может, сжег немножко, зато теперь уж точно заражения не будет. И от потери крови не помрешь. Но перевязать все равно надо.

Ал начал сноровисто разрывать Эдову рубашку на полосы.

— Эй, а почему мою?! — возмутился Эд. — Твоя чище!

— Вот именно, — отрезал Ал.

Когда с импровизированной перевязкой было покончено, Эдвард, морщась от боли, спросил:

— Слушай, как ты думаешь, а если натрансмутировать из пола здоровенный таран и пробить потолок? Или стенку?

— И захлебнуться, — пожал плечами Ал.

— Ну... может, не захлебнемся, — неуверенно произнес Эдвард. — Дыхание задержим... А потом странсмутируем таран обратно в пол, и на волю! Ну, там подеремся еще с теми, кто снаружи, и все... недолго.

— Не советую, — подал голос Эрнесто.

— Тебя не спросили! — огрызнулся Эд.

— Нет, постой! — Ал подошел к Эрнесто, схватил его за воротник. — Вот что, дорогой ты наш номинальный глава заговора... рассказывай нам быстренько, почему не советуешь?

— Потому что рыбки плотоядные, — ответил Эрнесто почти злорадно. — Жози кормит их редко. Правда, человеческое мясо не давала... насколько мне известно. Как видите, они достаточно большие.

Эдвард и Альфонс как-то по-новому сразу взглянули на зловещие темные тени в багровой воде.

— Хорошо, — почти ласково сказал Эд, — тогда что же ты посоветуешь нам делать?

— Посоветую, — ответил Эрнесто с достоинством. — Если вы пообещаете, что не убьете меня.

— Я не люблю убивать, — поморщился Ал. — Поэтому, если вы будете сотрудничать...

— Но можете не сомневаться, Панчини, — прорычал Эд, — что если что, я отлично вас прикончу и один!

— Понял! — Панчини вскинул руки вверх. — Поверьте, господа, я не сомневаюсь в вашей решительности! И вообще, мне как-то весь этот заговор... понимаете, я тут человек случайный, это все Жози...

— Трепло ты случайное, — бросил Эд. — Удобный оратор — глупый оратор. И яркая политическая фигура, чтобы было кого посадить в кресло фюрера после революции.

— Попрошу меня не оскорблять! — Панчини выпрямился с гордым видом.

— А я попрошу не отнимать наше время, — устало сказал Ал. — Мы вас пообещали оставить в живых, — он снова встряхнул Панчини за воротник, — так, пожалуйста, предоставьте нам информацию.

— Начну с того, что напомню вам: тут есть внутренние камеры. Если не хотите, чтобы Мари вас видела, надо их уничтожить.

— Вон те, что ли?.. — Эд показал рукой на две небольшие (ну, по полметра в длину всего) камеры, закрепленные под потолком. — А звук они пишут?

— Только изображение, — покачал головой Панчини. — А что, есть уже и такие, которые пишут звук?

— Фьюри хвастался, что есть... Ну-ка...

Эд сунул руку в карман плаща.

— Черт, Ал, ты мне пару центов не займешь?

— Зачем тебе? — Ал тоже сунул руку в карман и после непродолжительных поисков вытащил оттуда несколько монет. — На, — он кинул монеты Эдварду. — Решил побиться об заклад?

— Типа того, — Эдвард размахнулся, и прицельно подбил обе камеры в объективы. Одна камера даже заискрила. — Вот и все... Не алхимией единой жив человек.

— Можно спокойно строить планы, — согласно кивнул Ал. — Особенно если вот этот вот, — он указал на Панчини, — согласится нам что-то еще рассказать.

— Постой, а так ли нам нужна его информация? — спросил Эд. Он прикидывал, сумеет ли подняться без посторонней помощи — должен суметь, по идее. И вообще, ему было стыдно. С чего это так раскис? Рана-то пустяковая. — Ал, брат ты мой любимый, но туповатый, тут же под полом нет аквариума?

— И что? — спросил Ал, и тут же лицо его прояснилось. — Да, ты прав: туповатый... Мы ж под землей! Что нам стоит обойти все это строение и вывести тоннель наружу?

— Ну дошло, наконец-то! — Эд сумел все-таки стать, опираясь на пупырчатый аквариум, и почувствовал, что ноги вроде опомнились, усовестились и стали держать как положено. По крайней мере, на левую он всегда может положиться (так пламенно утверждает Уинри), будем надеяться, что и правая, сработанная мамой с папой, не подведет.

— Ничего у вас не выйдет, — Эрнесто произнес это почти с удовольствием. — Под полом как раз и есть главный резервуар воды. Сделайте дырку — захлебнетесь. Она там под давлением...

— Отлично, — Эдвард поморщился. — Ну и какой же путь отступления хотел предложить нам ты?

— Никакого, — оскорблено сказал Эрнесто. — Я его не знаю.

— Ну не фига!.. — Эд еле сдержал рвущийся из глубин души матерок. — Так какого же черта...

— Стой, брат! — Ал предостерегающе поднял руку, потому что Эдвард уже готов был накинуться на Панчини в рукопашной. — Давай без опрометчивых решений... Вентиляция-то тут есть? Это подземелье, так что...

Панчини молча поднял руку вверх, и ткнул пальцем в небольшой люк, забранной решеткой. Там в аквариумах была сделана небольшая ниша.

— Вентиляционный коридор врезан в скалу между резервуарами, — сказал Эрнесто. — Это единственный вентиляционный ход. Вы заметили, что в зале душновато?

— Не особенно, — Ал утер со лба пот. — Некогда было. Но... да, жарковато.