— Рад вас видеть, Светлана Васильевна. Присаживайтесь. — Кондратьев привстал, простёр руку, указывая на стоявшее у стола кресло. Кабинет начальника Внутреннего факультета был не слишком большим, но обставленным со вкусом, хотя и скромно.
Усевшись в кресло, Светлана вопросительно посмотрела на хозяина кабинета. И он не стал испытывать её терпение.
Разговор с Кондратьевым продолжался более двух с половиной часов. На два ближайших года Стрельцова получила возможность параллельно учиться в одной из групп Внутреннего факультета Академии. Ей эта возможность понравилась.
— Познакомитесь с вашими одногруппниками, Светлана Васильевна. Пятый подземный уровень, зал шестнадцать. Они уже в курсе, что вы вливаетесь в их коллектив, ждут вас. Установочную информацию об учёбе вы получите на свой инструментрон. А сейчас идите, знакомьтесь со своими новыми коллегами. — усмехнулся едва заметно Кондратьев. — И не удивляйтесь, здесь, в подземельях, мы почти всегда ходим в гражданском. В вашей комнате приготовлены полные комплекты гражданской одежды. Если что не так — скажете сотрудникам Службы обеспечения, они помогут.
— Разрешите идти? — Светлана встала.
— Идите. С завтрашнего дня у вас начинается новая дорога. Успехов. — Кондратьев включил настольный инструментрон, показывая собеседнице, что встреча подошла к концу.
В названном начальником Внутреннего факультета зале её ждал сюрприз — вместо строгой аудитории там Светлана обнаружила весьма крутой ресторан. Вокруг стола собрались пятнадцать слушателей, все, как и предупреждал Кондратьев, были в гражданском. Никакого особого дресс-кода — рубашки, свитера, жилетки, платья, сорочки.
Подойдя к столу, вокруг которого сгрудились её новые коллеги, Светлана обрадовалась: сначала она подумала, что в группе одни парни, но оказалось, что три девушки уже сидели возле стола, а парни — почти все, за исключением двоих — стояли. Один из парней быстро и чётко сервировал стол, его глаза были надёжно закрыты шарфом. Слышался смех, подначивающие сервировщика возгласы.
Немного удивившись — она не ожидала такое увидеть во владениях Внутреннего факультета Академии — Светлана приблизилась к столу и через несколько секунд уже сидела на мягком стуле рядом с черноволосой девушкой, в которой она бы никогда не опознала слушательницу Внутреннего факультета Звёздной Академии.
Эти пятнадцать слушателей стали её лучшими друзьями и впоследствии — одними из самых ценных коллег и сослуживцев. Со временем она познакомилась и со старшекурсниками Внутреннего факультета, благодаря поддержке и помощи которых, уже после окончания учёбы в Академии, смогла справиться со многими задачами и проблемами.
Первый год совмещённого обучения пролетел для Стрельцовой как одно мгновение. Так интенсивно и полно она ещё никогда не училась и не работала. Преподаватели и сотрудники Внутреннего факультета её просто очаровали и потрясли своей компетентностью и профессионализмом.
В свой очередной отпуск Светлана улетела в село, перегруженная впечатлениями и темами для размышлений. Потому она часто вечерами приходила на берег реки, усаживалась на деревянный помост старого "пешеходного" моста и думала. Незаметно вечер передавал свои права ночи, но Стрельцова редко когда возвращалась домой раньше полуночи. Да и засыпая, она старалась многое додумать, доразмыслить, допонять. Ей нравилось, что в сельской тишине, в сельском покое она столько времени может провести наедине с собой, своей сутью, своими мыслями, своим внутренним миром.
Недалеко от околицы села была Маковая поляна — из года в год там пламенело целое море красных маков. Изредка, когда ей хотелось просто остаться одной и не думать ни о чём, связанном с учёбой и работой, Светлана уходила на эту поляну, садилась, осторожно срывала один цветок и, поднеся его лепестки к губам, замирала на несколько часов.
Возвращаясь под вечер, Стрельцова часто сворачивала к зданию сельского клуба, входила в зрительный зал, поднималась на сцену, подходила к роялю, открывала крышку, садилась и играла. Тихо, только для себя одной, всегда с благодарностью вспоминая свою строгую и очень знающую наставницу. Рояль её очаровывал своими возможностями, своей мощью. Бывало, конечно, что приходилось играть и на фортепиано, но Светлана старалась больше играть именно на рояле, тем более, что наставница дала ей возможность подготовиться к взятию новой высоты — освоению игры на органе. Далеко не сразу этот огромный, сложный и требовательный инструмент признал Светлану, стал слушаться её. Стрельцова не отступала, училась, тренировалась, изучала доступные в Интернете материалы по устройству, характеристикам и возможностям самых разных органов. Благодаря знакомым наставницы она смогла на несколько дней получить доступ к пультам самых известных европейских органов.
Ей нравилась мощь и строгость этого инструмента, она старалась не садиться за его пульты в обычном современном платье, костюме или комбинезоне, чувствуя, что орган требует "соответствия эпохе". Роскошные платья из семнадцатого и восемнадцатого столетий стали привычны для Стрельцовой именно благодаря общению с органом, тем более, что в Европе тогда был бум интереса к древним временам и снимались десятки и даже сотни художественных игровых и полудокументальных фильмов, где практически никогда не приветствовались малейшие детали "из современности".
В архиве семьи Стрельцовых хранились многие тысячи снимков, запечатлевших Светлану за пультами органов во время съёмок таких лент, но самой важной и ценной фотографией Светлана считала ту, где она стоит рядом с сидящей за пультом своей наставницей — требовалось вовремя перелистнуть бумажные страницы сборника произведений, чтобы дать возможность солистке не сбиться с темпа, не "скомкать" мелодию. И Светлана и её наставница запечатлены были на фотографии в платьях восемнадцатого столетия и с причёсками, полностью соответствующими нормам того же столетия. Полное погружение в древность. Светлана странным образом не уставала после таких съёмок, она наоборот чувствовала себя отдохнувшей и восстановившей не только физические, но и душевные силы.
Вместе со своими друзьями и коллегами с обоих факультетов — Внутреннего и Пилотского — Светлана объездила почти всю Россию, совмещая службу, работу и отдых, но отдавая преимущество работе и службе. Да, она любила преодолевать пешком десятки километров, довольствуясь только тем, что несла с собой в рюкзаке. Да, палатка и костёр стали ей предельно привычны, но она по-прежнему даже в таких походах старалась всё же больше учиться, чем отдыхать и развлекаться.
Возвращаясь из поездок и походов по стране, Светлана неизменно несколько дней проводила рядом с мамой. Наедине с ней. Они тогда много и долго тихо говорили между собой. Особенно Светлана любила быть рядом с мамой в селе ранним утром, на берегу озера. Там у них было своё, достаточно уединённое место.
Мама многое знала о Светлане, её учёбе и работе, но никогда не пыталась ею слишком уж плотно руководить и чрезмерно её контролировать. Хотя почти всегда она задавала дочери один и тот же немой вопрос — когда же она представит семье своего избранника? Светлана грустно молчала, понимая, что её мама прочтёт всё в её душе и не нужно будет ничего говорить вслух.
У мамы были две сестры — старшая Альбина и младшая — Рената. Когда сестёр видели вместе, почти никто бы не сказал, что изящная тоненькая Альбина — старшая сестра, а более ширококостная и склонная к небольшой полноте Рената — младшая. Сёстры, в очередной раз узнавая, что окружающие опять спутали порядок их старшинства, только улыбались, иногда смеялись, но никогда не пытались оспорить своё старшинство между собой.
С ранних лет они занимались пением, музыкой, танцами, шили себе самые разные наряды — преимущественно старинные, богато украшенные, которые старались носить и в обычной жизни, а не только на сцене, съемочной площадке или подиуме.
Красавица Рената отчаянно пыталась продвинуть вперёд себя склонную к безвестности Альбину, но ей это редко удавалось сделать. Альбина сама часто говорила сестре, что ей нужно уединение, чтобы написать очередное стихотворение, нарисовать картину или вырезать очередную скульптуру из дерева или камня. Рената кивала, соглашаясь, но попыток выдвинуть вперёд сестру не оставляла.
Если бы она знала, что её ждёт впереди... Тогда она в очередной раз сменила имидж, отдала предпочтение тёмным тонам, чёрному цвету волос. Встретила парня, полюбила его. Ей казалось, что он тоже любил её. Казалось. Только казалось. На самом деле, как потом выяснилось, он воспользовался её добротой, мягкостью, открытостью. Старая как мир история, ударила по Ренате наотмашь. Если бы она тогда знала, что несёт с собой её увлечение тёмными красками и чёрным цветом. Если бы она знала...
Она забеременела. Но едва парень узнал, что она решила оставить ребёнка — он прислал ей на инструментрон короткую записку и исчез. Искали его долго — сначала в Империи, потом — за её пределами. Он успел покинуть Россию до того, как Рената окончательно поверила в то, что он её предал.
Нашли, конечно. Вернули в Россию. С большим трудом Альбина, бросившая все свои творческие занятия, успокоила младшую сестру, побудила её отказаться от аборта. Плакала тогда Рената почти круглосуточно. Только на несколько часов затихала, когда засыпала, обессиленная. Врачи, конечно, в один голос говорили, что это крайне вредно для ребёнка, но Рената продолжала плакать. Несколько декад она плакала. Постоянно возвращалась мыслями к тому, что этот ребёнок перестал для неё быть желанным, необходимым, ведь он — от человека, который её предал, бросил, оставил.
Потом она вдруг разом перестала плакать. Как сама тогда говорила — слёзы высохли. И начались "часы молчания" — Рената часами, а иногда сутками, сидела в кресле, закутавшись в плед, раскачивалась из стороны в сторону и молчала, уставившись взглядом в одну точку. Хорошо, если её удавалось побудить хотя бы раз в сутки поесть, а то она пристрастилась обходиться только подслащённой прохладной водой. Тёплую воду она не любила пить с детства, старалась сделать её похолоднее. Не любила она и кипяток, так что горячий чай пила только при большой необходимости. А тогда она просто выпивала несколько глотков прохладной воды и снова принималась раскачиваться.
Мама, конечно, переживала за сестру, старалась при любой возможности навестить её, но видеть её качающейся из стороны в сторону и молчащей часами и сутками она долго не могла — срывалась в плач. Наверное, только присутствие рядом старшей и средней сестёр помогли Ренате выйти из этого "сумеречного" состояния самостоятельно — она наотрез отказывалась воспользоваться помощью психотерапевтов или принимать какие-либо медицинские препараты.
Очнувшись после родов, Рената стала почти прежней, только вот теперь она категорически отказывалась возвращаться к какому-либо другому цвету в своей внешности, кроме чёрного. Чёрные волосы, чёрная одежда, чёрная обувь. Нет, она не стала носить полумонашеское одеяние, хотя домашние и это предполагали и считали вполне реальным и вероятным исходом, но едва выйдя из состояния "сумерек", Рената сразу заявила, что никогда больше не поверит ни одному мужчине.
Ребёнка она оставила, пояснив родителям и сёстрам, что он точно ни в чём не виноват. А вот для мужчин она с момента окончания родов оказалась закрытой наглухо, посвятив себя воспитанию сына. Сумела воспитать его одна, да так, что окружающие только дивились: настоящий мужчина вырос, джентльмен. Теперь Елисей — директор крупной строительной компании, профессионал-строитель, на счету которого — несколько десятков красивейших комфортных и качественных зданий в разных городах Сибири и Дальнего Востока.
Стрельцовы пережили тогда несколько неприятных дней, потраченных на попытки переубедить Ренату. Да, она имела право на такое решение, но ведь она — красавица, кроме того парня у неё были десятки поклонников, которые в том числе и помогли настичь, задержать и водворить в Россию неудачливого ухажёра. Делом доказали, что она для них — важна, ценна, необходима. А Рената поставила на себе жирный крест. Нет, она не стала нелюдимой, но едва только ощущала малейшие проявления интереса к себе, выходящие за рамки простой дружбы — становилась недоступной и неприступной. Могла просто прервать дружбу, разорвать приятельские отношения. Может быть, она в очередной раз доказывала, что дружбы между мужчиной и женщиной в принципе быть не может. А может быть, просто в очередной раз пыталась избежать опасности разувериться в ком-то, кого считала важным, нужным, необходимым для себя.
Она поступила в местный университет, увлеклась фундаментальной наукой и смогла найти себе дело, которое завладело ею полностью, не оставляя возможности для семейных взаимоотношений и сценариев. В деловом стиле она придерживалась по-прежнему тёмных тонов и чёрных красок, крайне редко красила волосы в каштановый цвет, полюбила складывать руки в знаменитый жест "закрытости" и стала просто невероятно острой на язык, особенно — в общении с мужчинами. Если требовалось — она не стеснялась в выражениях даже если собеседник был старше её по научному рангу и по научному стажу. Освободив достаточно времени для науки, она в короткие сроки заработала репутацию крепкого профессионала, не обременённого обычными для женщины мыслями о любви, семье и уж тем более о детях.
Общение с мамиными сёстрами помогало Светлане — о многом с братьями по понятным причинам она говорить не могла бы, а вот с Ренатой и Альбиной она и переписывалась, и разговаривала по аудиоканалам, и встречалась на видеоконференциях, когда удавалось выкроить несколько десятков минут для такого общения.
Альбина после случившегося с Ренатой тоже пережила глубокий стресс, потому вместо вполне ожидаемой Художественной академии, где она собиралась учиться сразу на трёх факультетах, она подала документы в Областную Военно-Полицейскую академию на факультет подготовки кадров Службы Участковых Инспекторов. За три года она сумела досрочно — за два года до окончания вуза — получить звание старшего лейтенанта полиции и уехала на Дальний восток в один из посёлков, где, к удивлению родных, не только практически полностью искоренила большинство предпосылок к нарушению имперских законов и правил, но и вернулась к творчеству — продолжила писать картины, стихи и вырезать скульптуры. Благодаря её стараниям село преобразилось — из вполне стандартного внешне поселения оно стало уникальным в округе музеем под открытым небом.
Сёстры были рады возвращению Ренаты к прежней жизни, ещё больше они обрадовались тому, что и Альбина обрела спокойствие и уверенность — через год после прибытия в село она вышла замуж, а ещё через год — родила крепенького первенца — сына, названного Андреем. Мужем старшего лейтенанта Альбины Стрельцовой стал главный механик местной "Сельхозтехники" Константин Увалов.
После родов Альбина окрепла и уже мало кто в ней мог бы узнать ту хрупкую старшую сестру — чистейший воздух, натуральные продукты и постоянное движение совершили со старшей Стрельцовой настоящее чудо — она решила, что в самое ближайшее время родит ещё как минимум двоих детей и выполнила своё решение со всей основательностью — дочь Ариадна и сын Валерий стали желанными и ожидаемыми в семье Стрельцовых-Уваловых.
