— Так вот что вы задумали! Сделать Просперо тираном! Объявить Суок королевой! Уничтожить власть народа! Простить толстяков и богачей! Вернуть монархию! — с каждым возгласом Эквиа топал ногой и всё сильнее распалялся.

Вдруг Эквиа оттолкнул Суок. Он схватил пакет, который лежал перед ним на столе. Он выхватил из пакета пистолет.

— Умри, тиран! — закричал он и выстрелил через стол прямо в грудь Просперо. Пороховой дым наполнил комнату. Тяжёлая рука гражданина Ланфрана пригнула голову Фабио под стол. Однако следующие несколько секунд всё было тихо. Все ноги под столом стояли на месте, даже ноги Маршала Просперо.

— Щенок! — загрохотал сверху голос Просперо, — Это тебе не крестьян расстреливать! Ты забыл, что у меня железная рука! Пули её не берут! Зато я не промахнусь! Ты — бешеная собака, Эквиа, с тобой невозможно договориться, ты хочешь только убивать! Так ступай к чёрту!

— Просперо, не стреляй! — раздался женский крик. Мальчишке под столом было видно, как тонкие ноги в чёрных брюках шагнули к ногам в коричневых. Загрохотали выстрелы.

Через мгновение Фабио увидел, что Эквиа и Суок лежат на полу. Суок упала сверху на тело брата. Она не смогла спасти его, закрыв собой от выстрелов Просперо. Пули из семизарядного барабанного Гаспара пробили обоих друзей народа насквозь.

Затопотали сапоги, и со стороны Просперо появились ноги солдат.

— Суок! Зачем? Что ты наделала! — воскликнул Просперо. Внезапно он стал хрипеть.

— Гражданин маршал!

— Что происходит?!

— Доктор, помогите!

— Я ничем не могу помочь, граждане, — мрачно сказал доктор Гаспар. Под столом Фабио видел его руки. Доктор нервно крутил серебристое кольцо на левом мизинце, — Все мои железные руки устроены так. Я делаю их для блага народа. Если владелец руки убьёт друга народа, то железная рука задушит его самого. Я предупреждал гражданина Маршала об этом. Однако он убил граждан Суок и Эквиа. Теперь ничего не сделаешь. Руку можно отрезать, но это всё равно убьёт гражданина Маршала.

Солдаты столпились рядом с Просперо и, наверное, пытались что-то сделать с железной рукой. Они кричали на доктора Гаспара. Доктор что-то монотонно отвечал. Ноги Просперо подрагивали. Он сипел и хрипел.

Фабио стало страшно, и он отвёл глаза. Он увидел у своих ног какого-то червячка... нет, не червячка! Длинная чёрная палочка двигалась, она выгибалась, извивалась! Секунду Фабио не мог поверить своим глазам. Потом он сильно дёрнул за рукав гражданина Ланфрана.

— Эй! Смотри! — сказал он шёпотом и показал пальцем на палочку.

— Что это? — Не понял Ланфран.

— Тише! Это твоя иголка! Куда убили Тибула? Куда её воткнули? Ну, скорей!

— В ухо. Точнее, через ухо в мозг.

— Правильно! Только это не иголка! Это слуховой аппарат, который доктор дал Тибулу! Я его видел вчера! Он был как крючок, Тибул носил его в ухе! Теперь смотри! — Фабио потянул Леко за рукав ещё сильней. Голова Леко оказалась под столом.

— Кольцо! Доктор управляет ими через кольцо! Своими машинами! Сейчас он управляет железной рукой, а иголка здесь оказалась случайно! Это ей он убил Тибула, прямо с улицы, не заходя в комнату!

Ноги Просперо подкосились, и он обрушился на пол, солдаты с грохотом попадали на него сверху.

Леко стремительно выпрямился. При этом он пихнул Фабио ногой под стол. Его сюртук распахнулся, и мальчишка снизу увидел у него за поясом огромный шестиствольный пистолет Тибула. Леко вытащил пистолет, и тот исчез из вида для Фабио.

— Гаспар Арнери! Вы обвиняетесь в убийстве Тибула! Руки вверх! Ру...

Руки доктора Гаспара метнулись вверх. Видно, что-то ещё случилось, потому что грохнул выстрел.

Доктор Гаспар медленно согнулся и упал. Уже лёжа он застонал, сделал что-то с кольцом, дёрнулся и затих.

— Умер! Маршал умер! Кто стрелял? Доктор Арнери! — раздались крики.

Над доктором Гаспаром склонился Леко. Он снял кольцо. В следующий миг его схватили солдаты и потащили к двери. Солдаты орали на Леко. Леко цеплялся ногами за стол и орал на них тоже.

Тут Фабио увидел, что доктор Гаспар приподнял голову и смотрит прямо на него.

— Сюда, мальчик, — сказал он. Фабио был так испуган, что послушно пополз на четвереньках к доктору.

— Слушай внимательно и не перебивай, — сказал доктор Арнери сердито, — У меня мало времени.

Фабио слабо кивнул, стараясь смотреть прямо в глаза доктору, а не на кровавую рану у него в животе и не на рот, из которого с каждым произнесённым словом вытекала кровь.

— Я же сказал тебе молчать, смотреть и учиться. Ты сделал ошибку, Фабио, запомни её и не повторяй. Это будет первое и последнее, чему я успел тебя научить. Теперь у тебя будет другой учитель. Всегда слушайся его.

Просперо сам себя погубил. Без Суок он был бы слишком независим, и потому опасен. Мне пришлось его убить. Запомни — никогда не оставляй власть одному, всегда разделяй её между несколькими, тогда ты сможешь ими управлять. Я хотел избавиться только от Эквиа, но не вышло из-за Суок. Теперь нет никого из самых главных вождей, которые устроили войну. Без них всё на время успокоится и наступит мир. Потом всё опять начнётся сначала... Но мне не удалось самое главное — упрочить нашу власть. Из-за того, что ты меня раскрыл, учёным придётся бежать из Республики. Здесь для нас всё пропало. Ты тоже уезжай отсюда, в стране ещё много лет будет плохо жить. Но ничего, мы... вы начнёте в другом месте.

Несколько дней начиная с завтрашнего ты будешь плохо видеть и слышать. Это оттого, что ты проглотил сразу две пилюли для Тибула. Не бойся, это пройдёт. Если ты больше не будешь принимать чёрных пилюль, конечно. И другим давай их осторожней, чтобы тебя не заподозрили. Они в моём правом кармане. Там есть и другие... сейчас некогда. Сам испытаешь. Только не на себе.

В левом кармане капли долголетия Туба. Возьми их и спрячь. Начни принимать по одной в месяц, когда тебе исполнится двадцать лет. Если начнёшь раньше, навсегда останешься мальчишкой. Что ещё делать, сам поймёшь. Пока просто запомни: брать лучше у детей.

Под тем дубом, по которому влез Ланфран, зарыт ящик, там мои дневники и записки. Как только сможешь — откопай и перепрячь.

В записках прочитаешь, как найти Радивара... или как он будет себя называть. Когда подрастёшь — придёшь к нему. Он будет твоим учителем, — доктор говорил всё медленней и тише, — Скажешь, что тебя послал Арнери к нему в ученики. Он переспросит, кто послал. Тогда ответишь: Квинтус. Повтори...

— Квинтус, — неожиданно для себя повторил Фабио.

— Он спросит... К кому послал... Ты ответишь... к Терциусу...

"Я ни к кому и никогда не пойду! Я не возьму и не буду пить твои страшные капли! Я никогда больше не прикоснусь ни к каким пилюлям, если только останусь жив! Я не буду учиться вашим наукам! Я не хочу твоих чудес и твоей вечной жизни, если за них нужно травить, убивать и обманывать — и умирать в страшных муках", — хотел ответить Фабио, но отвечать было некому. Доктор Гаспар Арнери умер.

В кабинете было тихо. Воздух был кислый от порохового дыма. Фабио поднялся на ноги и пошёл к двери. Его покачивало.

За дверью стоял гражданин Леко Ланфран. Прямо в коридоре собралась толпа солдат и чиновников. Все стояли спиной к сыщику и мальчишке. Они смотрели на что-то, лежащее посередине коридора. Ланфран обернулся к Фабио.

— Еле переорал. Чуть к стенке не поставили, Хорошо, успел к доктору подскочить, — устало сказал он Фабио, — Вон. С кольцом теперь занимаются.

Фабио кивнул и осторожно достал из-за пазухи маленькую коробочку. Он открыл её и показал гражданину Ланфрану содержимое. Это был странный предмет, похожий на яйцо, скорлупа которого состояла из тысяч крохотных железных иголок.

— Это валик для шкатулки с настоящей речью Тибула. Я его прятал. Теперь нужно, чтобы народ услышал речь, — сказал Фабио.

— Бери шкатулку и ключ, и поехали на Площадь Свободы, — ответил дознаватель Ланфран и тяжело вздохнул.

ЭПИЛОГ

Спустя год был шумный праздник. Республика справляла первую годовщину наступления мира. В тот день год назад прекратились бои в Столице, а через несколько дней были заключены перемирия с иностранными державами и снята морская блокада. Вскоре Народное Собрание отменило самые жестокие декреты, и толстяков и обжор перестали ловить и наказывать, если они были честными патриотами. Ведь некоторые честные люди просто любят хорошо поесть!

На Площади Свободы было не протолкнуться. Здесь собрались все — бедняки, рабочие и мастеровые, и жители Старых кварталов, торговцы и мастера, и вернувшиеся с войны солдаты, и чиновники, и моряки, и даже бывшие толстяки и обжоры, которым больше не нужно было бояться и прятаться. Даже некоторые бывшие богачи вернулись из-за границы, чтобы вместе с остальными гражданами трудиться на благо Республики. Теперь все они пришли на Площадь, чтобы послушать знаменитую речь Тибула, которая год назад положила конец войнам и распрям и спасла Республику.

Оркестр заиграл Марш Всеобщего Согласия.

Два человека шли к Трибуне. Всё было так же, как год назад, только тогда почётный караул Национальной Гвардии не стоял перед Трибуной и не отдавал им честь, а воздух пахнул не пирожками, а пожарами.

Фабио шёл первым. Он сильно вырос за год. Он был в парадном мундире гардемарина Народного Флота с нашивкой за дальний поход. Он держал коробочку с валиком.

Гражданин Ланфран в светлом сюртуке и шляпе с кокардой Начальника уголовного департамента Столичного Управления Министерства Справедливости и Порядка следовал за Фабио. Он всё так же немного прихрамывал. Он нёс в руках шкатулку и ключ.

Вдвоём они медленно взобрались по лестнице на маленькую площадку наверху. Леко молча устроил шкатулку перед раструбами фортаторов, завёл её ключиком и открыл крышку. Фабио достал валик и вставил в гнездо в шкатулке. Он нагнулся к раструбу. Когда он наклонялся, то почувствовал, как маленький цилиндрик в потайном кармане прижимается к телу. Это был пузырёк с каплями Туба. Фабио неслышно вздохнул. Он увидел, что Леко ободряюще улыбается ему, и старательно растянул губы, изображая ответную улыбку.

— Это будет речь Тибула, — просто сказал он в фортатор, как и год назад, и нажал кнопку на шкатулке.

Послышалось шипение, а потом заговорил Тибул:

"Граждане!

Вчера я обещал вам назвать имена врагов народа. Вот эти имена.

Тибул, прозванный Неподкупным, Председатель Бюро Народного Собрания.

Просперо, Маршал Республики, командующий Северной Армией.

Эквиа, Председатель Клуба Худых.

Суок, Главный редактор газеты "Друг Народа".

Гравиа, генерал Республики, начальник штаба Северной Армии.

Гарум, Вице-председатель Клуба Худых...

Мы, друзья народа, возглавили народ в борьбе против Трёх Толстяков. Пятнадцать лет мы готовили восстание, пятнадцать лет мы учили народ ненавидеть Толстяков и их власть. Мы не жалели сил и даже жизни в этой борьбе, и мы привели народ к победе.

Но пока мы сражались, за столько лет мы разучились любить, разучились создавать и строить. Конечно, нам нельзя было вести народ дальше. Но мы не заметили этого, мы думали, что знаем, что делать, ведь мы — друзья народа!

И когда народ доверил нам власть, мы не сумели остановиться. Мы продолжали искать врагов. Мы не научились прощать. Из-за этого мы навлекли беды на Республику. Мы разбили и взяли в плен Гина, это замечательно, но потом мы казнили его. За это нам объявили войну все иностранные короли — его друзья и родственники. А ведь мы могли бы простить его и жить со всеми в мире!

Когда после Революции богачи сбежали, забрав свои деньги, жить всем стало хуже. Тогда мы стали обвинять в этом и преследовать толстяков, потом обжор, потом лентяев, и заставили многих честных людей возненавидеть Республику. А ведь мы могли бы повести народ строить новые фабрики и заводы, делать и продавать новые товары, чтобы всем разбогатеть больше прежнего! А вместо этого мы требовали делать больше пушек и ружей, чтобы убивать врагов.

Мы решали строить не новые дома, школы и театры, а крепости и трудовые лагеря. Пока мы были у власти, в Столице был посажен один-единственный новый сад, на пепле казнённых врагов, а могли бы быть посажены десятки!

И вот теперь мы даже начали ссориться друг с другом. Если так пойдёт дальше, скоро мы поведём вас, граждане, воевать друг с другом. Так больше нельзя.

Мы были друзьями народа, граждане. Теперь мы, сами того не видя, превратились в его врагов. Чтобы народ смог жить счастливо, мы все должны уйти. Я, Председатель Бюро Тибул, ухожу в отставку. Последнее, о чём я прошу перед уходом Народное Собрание — сместить с должностей или запретить занимать места всем, кого я назвал. Пусть на наше место придут те, кто не разучился любить, кто может создавать и строить.

А я прошу у вас прощения за всех нас. Мы все оказались обездоленными на всю жизнь. Может быть, наши дети будут счастливее. Простите нас".

январь-август 2009, Подольск-Москва-Лукошкино