— Благодарю вас за доброту, милорд, — сказал текла, забирая свой сверток. Тем временем Пиро, чьи глаза привыкли к свету, внимательно осмотрел теклу. Тот был несколько ниже виконта, но выглядел сильным и крепким, как если бы он проводил часть своего времени, занимаясь физической работой; у него было круглое лицо, характерное для его Дома, без всякого выражения на нем, хотя Пиро, который, несмотря на свой весьма юный возраст, уже был хорошим физиономистом, подумал, что он заметил определенный ум в форме бровей Лара и линиях его лба.
Пиро прочистил горло и сказал, — Два слова.
Лар застыл в полу-поклоне и посмотрел вверх, выглядя немного комично, — Милорд?
— Когда ты будешь говорить с Графом—
— Да, когда я буду говорить с Графом?
— Ты должен быть,ну, сдержан и скромен.
Лар медленно выпрямился, нахмурился, на его лице появилось выражение замешательства.
— В тебе есть что-то такое, — продолжил Пиро, — что пробуждает мою симпатию, и я хочу помочь тебе.
— Я очень благодарен вам за это, — сказал Текла, — но все-таки—
— Речь идет о твоей манере держаться, — объяснил Пиро. — Мой отец, Граф, ну, он не слишком веселый человек, и, я боюсь, ему не понравится, если рядом с ним будет веселый слуга. А что касается моей матери, Графини, то, так как она управляет делами всего графства Уайткрест, она устранилась от забот о поместье и домашними делами занимается отец.
— Как, не веселый?
— Точно.
— Но он же Тиаса.
— Да, я знаю, что это странно.
— Милорд, это более чем странно, это необычно.
— Ты правильно рассуждаешь, но для этого есть свои причины.
— О, что до этого—
— Да?
— Ну, милорд, разве не для всякого случая есть свои причины?
— Ты так думаешь?
— Так мне сказали, милорд.
— Тогда ты хорошо образован.
— Я знаю свои знаки, я знаю свои числа, и я знаю, что есть причина для любого явления.
— Так ты хочешь знать причину этого?
— Если Ваше Лордство соблагоизволит рассказать мне ее, я внимательно выслушаю.
— Тогда слушай. Ты знаешь о Катастрофе Андрона?
— Клянусь Рыбой! Мне ли не знать! Я был совсем маленьким, когда это случилось, и находился в тысячах миль от Драгейры, но я отчетливо помню, как земля затряслась под моими ногами, а потом я был оглушен, когда мне в голову попал немаленький камень, сорвавшийся с обрыва.
— Да, и мой отец был другом Андрона.
— Как, самого Андрона?
— В точности.
— Ага! Об этом я не знал.
— И более того.
— Как, еще больше?
— Он был слугой Его Величества, Императора.
— Слугой?
— Более, чем слугой.
— Более, чем слугой?
— Он был—
— Да?
— Капитаном Гвардейцев Феникса.
— Ого!
— Точно.
— И тем не менее, Его Величество был убит.
— Абсолютно точно.
— Ну, это много объясняет. И все же—
— Ну?
— Неужели это тяготит его уже две с половиной сотни лет?
Пиро в отчаянии всплеснул руками. — С каждым годом ему все хуже и хуже, по меньшей мере последние сто лет, так мне сказали. И тем не менее...
— Да, это проясняет дело, милорд. Вот только—
— Да?
— Место, как сообщили мне, не слуги Графа.
— Как это?
— Ни в малейшей степени.
— Да, но тогда слуги кого, мой добрый Лар?
— Место лакея его сына.
— Его сына?
— Точно.
— Но я его сын.
— И мне так кажется, милорд.
Пиро опять внимательно осмотрел своего собеседника. — То есть ты хочешь быть моим лакеем?
— Да, всей душой, это именно тот пост, которого я имею честь добиваться.
— И тем не менее, мой добрый Лар, даю слово, что я понятия не имею о том, что мне нужен лакей.
— Это совсем свежая новость, милорд. Ей не больше нескольких дней. И потом возможно—
— Да, что возможно?
— Возможно, что меня неправильно информировали.
— Для чего мне нужен лакей?
— О, что до этого, милорд?
— Да?
— То я уверяю вас, что не имею об этом ни малейшего понятия, хотя в убежден, милорд, что у Графа, вашего отца, есть для этого серьезная причина.
— О, я тоже в этом убежден, и, более того, я совершенно уверен, что в свое время я ее узнаю. Но, кстати, поскольку дело касается меня—
— Да?
— Я хочу еще раз взглянуть на твои рекомендации.
Лар поклонился и протянул сверток Виконту. На этот раз Пиро изучил их намного более тщательно, чем в первый раз. — Ты много путешествовал, — через несколько минут заметил он.
— Да, это правда.
— И что заставило тебя совершить все эти поездки?
— Знает ли Ваше Лордство выражение "следовать за своим носом", что означает путешествовать согласно настроению и инстинкту, туда и сюда, без всякого план, надеясь найти удачу?
— Да, я слышал его. И?
— Милорд, я следую за собственным желудком.
— А, понимаю. В любом случае ты не боишься путешествовать?
— Совершенно. А вы ожидаете, что придется немедленно уехать?
— Нет, у меня нет никаких ожиданий. Но тот факт, что мой отец граф ищет для меня лакея, уже указывает на то, что у него есть план на мое будущее. Но, кстати, может быть и нет. Я вижу здесь, что ты готовил для банды наемников.
— Быть может более точный термин — разбойники с большой дороги, милорд, или дорожные агенты, как их иногда называют.
— Я понял. Да, но тогда, получается, ты не боишься ввязаться в ту или иную стычку.
— О, что до этого, бывали в моей жизни времена, когда воздух был полон звуков боя, сверкала сталь, тела падали, кровь лилась рекой, а я оставался на своем посту и готовил оленину с ягодами, как если бы ничего не происходило; уверяю Ваше Лордство, что когда я выполняю свои обязанности, то вообще ничего не боюсь.
— Ну, это хорошо, — сказал Пиро.
— Но это означает, милорд, что речь идет об экспедиции такого сорта?
Пиро пожал плечами. — Лично у меня таких планов нет, но что касается планов Графа на меня, вполне возможно, и вообще я не собираюсь оставаться здесь навсегда.
— Ага! У милорда есть амбиции?
— Верно.
— Это уже лучше.
— О?
— Молодой человек без амбиций — это старик, ждущий старости.
— А, я думаю, что ты философ.
— Милорд? Да ни в малейшей степени.
— То есть ты претендуешь, что нет?
— Милорд, я настаиваю на этом.
— Очень хорошо, если ты хочешь, пусть так оно и будет. Но скажи мне, как так случилось, что ты занимался таким делом — я имею в виду, что ты был поваром у разбойников с большой дороги?
— Я с удовольствием расскажу вам, милорд, если вы действительно хотите этого.
— Почему нет? Я хорошо подумал, прежде тебя спросить.
— Тогда вот мой ответ: В юности мне дали в пользование небольшой участок земли из поместья Барона Халфвинга, а все поместье, милорд, было расположено в низинах где-то в восьмидесяти лигах к западу от города вдоль побережья.
— А! Теперь мне все ясно. Когда Империя пала...
— В точности. Вскоре оказалось, что у меня есть не земля, а, скорее, небольшой кусок океана. И поскольку не было ничего, что привязывало бы меня к этому месту — барон, как вы понимаете, не собирался настаивать на том, чтобы я остался в воде, да он вообще не был в состоянии настаивать хоть на чем-либо — я обнаружил, что свободен. У меня не было ни желания ни склонности к рыбной ловле, так что я воспользовался возможностью и отправился по дороге на поиски счастья.
— Ну, и ты нашел свое счастье?
— Я сохранил свою жизнь, а это, как Ваше Лордство безусловно согласится, и есть счастье для такого человека как я.
— А у тебя есть семья, которую ты должен поддерживать?
— Младший брат, но он достаточно хорошо устроен.
— Ага. И что он делает?
— Он? О, он делает именно то, что я делал раньше — то есть готовит для банды грабителей с большой дороги.
— Я понимаю. Очень неплохо знать кого-нибудь из них, так как это может оказаться полезным, если мы отправимся путешествовать, а они окажутся у нас на пути.
— Действительно, это может спасти жизнь Вашего Лордства.
— Или жизни нескольких разбойников.
— Клянусь рыбой! Вы правы, милорд! Но жизнь есть жизнь, и если некоторые более важны для нас, чем другие, это вовсе не значит, что остальные ничего не стоят.
— Нет, без сомнения, жизнь около моря сделала тебя философом.
Лар развел руками, как если бы хотел сказать, что если Пиро продолжает настаивать на том, что его будущий слуга философ, названный слуга больше не будет оспаривать эту точку зрения, но вместо этого, хотя и не согласный, подойдет, если так можно выразиться, философски к вопросу о разнице мнений.
Читатель, возможно, будет смущен тем, что текла так свободно разговаривал с дворянином; увы, мы можем только заверить его, что, согласно всеобщему мнению, это было результатом падения Империи — вежливость и уважение к социально превосходящим классам исчезла вместе с узами земли, богатства и чести, которые их поддерживали, так что в некоторых местах можно было услышать длинные разговоры между двумя собеседниками, по которым невозможно было определить, кто из них дворянин, а кто слуга. Будьте уверены, это случалось не всегда и не везде, и вы могли найти сколько угодно случаев, особенно в графствах, далеких от больших городов, где такое различие даже увеличилось, как если бы люди желали знаками и символами уважения заменить реальность. Мы не будем тратить драгоценное время читателя, пытаясь дать представление об этом странном изменении социальных обычаев, но вместо этого оставим самому читателю решать, насколько этот феномен заслуживает размышления; показав и указав на него, мы считаем наш долг выполненным и цель достигнутой.
Цель Пиро, по меньшей мере на данный момент, тоже была достигнута: Он узнал о Текле достаточно много, чтобы убедить себя, что, разрешив парню войти в этот дом, он не, как говорили в это время, "возьмет бандита в карету", и, более того, он получил немного информации, которую нужно было обдумать за ночь; так что показав Текле уголок, в котором тот мог спокойно отдохнуть до утра, Виконт отправился в свою спальню, чтобы обдумать события прошедшего дня, которые на самом деле имели даже большее значение, чем он ожидал. Но Тиасу, который еще не отметил даже первый вековой юбилей, самые значительные события не могли лишить приятных размышлений, так что этой ночью в Замке Уайткрест спал вполне довольный собой молодой человек.
Десятая Глава
Как прибытие посланника вызвало переполох в поместье Уайткрест
По контрасту с чувством, которым мы закончили предыдущую главу нашей истории, стареющий мужчина, в котором мы узнаем нашего друга Кааврена, был в плохом настроении и недоволен собой, проснувшись рано утром следующего дня; он сам оделся и спустился по лестнице на первый этаж особняка. Мы верим, что разбросали достаточно намеков, чтобы помешать проницательному читателю чересчур удивиться изменениям, произошедшим с нашим старым другом с тех пор, как видели его в последний раз две с половиной сотни лет назад; и, более того, мы не желаем причинять ненужную боль тем нашим читателям, которые сделали нам честь и следили за приключениями храброго Тиасы, чьи подвиги были центром всех этих историй; то есть мы просто предлагаем вам бросить короткий взгляд на Графа Уайткрест, и дадим только самый скромный набросок той личности, которой он стал, таким образом спасая себя от описания сменяющих друг друга несчастий, от которых бедный солдат страдал все время, прошедшее с момента убийства последнего Императора и падения Империи.
Как без сомнения догадался читатель, ошибка Кааврена — или скорее то, что Кааврен считал своей ошибкой — которую он совершил, не сумев защитить Императора, мучила его днем и не давала спокойно спать ночь, и превратила Тиасу, до определенной степени, в печального и желчного человека, привела его на свой собственный суд, и безжалостно мучила за всякую неудачу в его долгой и активной жизни. Будьте уверены, его горечь и ожесточение только увеличились за последние двести пятьдесят лет, так что изменения в его характере, как гнильца на фрукте, начавшись, прогрессировали со все возраставшей скоростью, так что за последние тридцать-сорок лет он изменился больше, чем за предыдущие двести.
Эти изменения отразились на форме его челюсти, которая производила впечатление, как будто скрытые за ней зубы постоянно сжаты; в его волосах, которые стали совершенно седыми; в неестественной прямоте его осанки, так что во время ходьбы казалось, что у него совершенно негнущаяся спина, как если бы он страдал от какой-нибудь плохо-зажившей раны; но самое главное изменение произошло с его глазами, из которых исчезли искры радости и надежды, которые определяли выражение его лица даже тогда, когда он, судя по всему, удовольствовался ролью простого солдата, скромно но точно выполняя свои служебные обязанности. Более того, хотя он, возможно, и сохранил некоторый навык в благородной игре мечей, так как это умение частично основывается на знании искусства и науки защиты, которая не зависит от капризов тела, но он потерял почти всю свою силу, скорость и выносливость, которые когда-то делали его страшным соперником, одним из наиболее уважемых и внушающих страх мастеров меча Империи. Его нынешнее состояние можно было заметить по обвисшим мускулам и неглубокому дыханию, так что он с трудом дышал даже после самого обыкновенного подъема по лестнице в свою спальню. Для полноты картины добавим к этому, что его левая рука, раненая в тот давно-прошедший день во время последней отчаянной битвы перед шатром Андрона, так полностью не излечилась и осталась немного сухой — ее пальцы не сжимались до конца — и часто ныла, особенно во время холодных дождливых ночей.
И тем не менее никого, а меньше всего любого Тиасу — можно обрисовать одной краской; то есть никто не лишен полностью сложности и противоречивости. В случае с нашим старым другом читатель обязан помнить, что почти в то самое время, когда произошли события, к которым он относился как к самой большой неудаче в своей жизни, он встретил женщину — или, более точно, Даро, Графиню Уайткрест — которая принесла ему то счастье и удовлетвотенность, которого он давно отчаялся достичь. Его жизнь с ней, результатом который был его сын, которым он очень гордился, в некоторой мере сгладила тяжелое чувство поражения, которое овладело его душой, так что временами он сидел в гостиной перед большим камином и играл в воробушки со своим сыном, выделывал танцевальные па с графиней, а то и играл в собака-в-лесу с ними обоими, так что в определенной степени мир и счастье охватывало его; слишком часто, однако, это чувство разрушалось случайной мыслью или воспоминанием о последних днях и часах империи, и тогда он становился молчаливым, и Даро (а впоследствии Пиро) знала, что он в который раз спрашивает себя, не мог ли он действовать как-нибудь иначе, чтобы спасти жизнь того неумелого и неудачливого человека с хорошими намерениями, которого боги и поворот Цикла сделали последним Императором. В такие моменты его жена и сын также замолкали, уважая его мысли, но само их присутствие являлось для него пусть небольшой, но существенной поддержкой.
