Гоблин поневоле или Изменчивый Мир

Я покосился на Пха Кил-ин-Хака и Лар-ин-Лина, на верхушках которых уже болтались небольшие, лишённые кожи и мяса черепа-тотемы. Выбраны они были, как сказал мне Кил-ин-Хак, по принципу Судьбы. То есть намеренно искать свой тотем не стоит — не получишь той силы, которую мог бы. Он должен найти тебя сам, и только тогда его убийство приведёт к появлению Пха. Сложный народ, блин, эти гоблины...

Тотем Лар-ин-Лина, принадлежавший существу, сильно смахивающую на помесь белки и росомахи, нашёл его во время нашей поездки. Она незаметно подобралась к его Улу и шмыгнула в мешок с припасами, за что моментально и поплатилась, теперь став хранителем того, кого пыталась обокрасть. Беличья ирония судьбы какая-то.

У Кил-ин-Хака встреча с Судьбой произошла во время стоянки. Он пошёл на сборы веток для костра, а вернулся с местной пародией на лисицу: та попыталась его загрызть, ибо в ветках, которые он себе приметил, жили её детёныши.

Между прочим, на мой вопрос тому же Кил-ин-Хаку о том, почему бы не взять несколько тотемов — ведь чем больше голов, тем больше хранителей — гоблин посмотрел на меня как на умалишённого, и сказал, что думать о таком даже страшно. Ибо различные духи в одном Пха никогда не уживутся, начав уничтожать друг друга — а вся негативная энергия выплеснется на владельца посоха, а представлять что с ним будет дальше он разрешил мне самому. Я представил. Мне стало не по себе.

Мой же тотем как будто специально прятался от меня, не решаясь стать украшением посоха. Ну, что ж, отдаться Судьбе — самое разумное решение, к тому же жалеть о том, что на меня ещё никто не нападал, пускай этот "кто-то" и должен будет стать моей Судьбой, как минимум глупо. Поэтому я спокойно доел свой кусок и, наплевав на разговоры двух шаманов о том, где примерно может быть преследуемый нами тодплаг, рухнул спать на кучу переплетённых между собой веток. Эта поездка меня безумно вымотала — а то ли ещё будет...

Мне снился сон. Не знаю, стоит ли назвать его кошмаром, но точно помню, что мне было страшно, причём я сам не очень-то понимал, от чего. Я стоял у входа в какую-то гигантскую пещеру, вырытую в вздымающихся ввысь, теряющихся в небесах скалах. И слышал в своей голове монотонное: "Забери. Забери меня. Забери. Забери меня...". Затем я ступил в неё, несмотря на то, что внутренне абсолютно этого не хотел. Но тело двигалось само по себе, и тогда я подумал: чёрт, если я ничего не могу поделать, то зачем сопротивляться или волноваться? Будь что будет. И зашагал по темноте открывшегося мне тоннеля. Я не мог смотреть по сторонам, даже глазами шевелить у меня не получалось, но я каким-то образом знал, что на стенах тоннеля зияло множество дыр, окружённых различными письменами, и куда уводят эти дыры знали, пожалуй, лишь те, кто эти письмена создал. А кто? Этот вопрос пролетел как-то мимо, лишь чуть-чуть задев мой интерес и моментально испарившись. Ибо я вышел из тоннеля.

И оказался в просторном полукруглом зале, который пещерой назвать язык не поворачивался. Это был склеп. Горы костей, черепов, которые устремили взгляды своих пустых глазниц прямо на меня, словно пытаясь понять, что этот карлик здесь забыл? А после появился свет. Они бил откуда-то из-за костей, освещая склеп и слепя глаза. И этот свет говорил: "Забери. Забери меня! Забери! Ты — Тот, Кто Не Умирает! Наконец-то! Забери!". Но затем черепа и кости зашевелились, начав собираться вместе и образуя причудливые формы скелетов, отчего-то не казавшимися мне страшными, хотя я понимал: они опасны.

"Скорее! Забери!" — мне показалось, или в голосе в моей голове послышались нотки грусти? А разве свет может грустить?

Твари, созданные из костей, приблизились ко мне, но я не мог ни двинуться, ни тем более что-то им противопоставить. Один из ходячих скелетов подошёл ко мне вплотную, так что наши взгляды пересеклись, и зашевелил своей застывшей улыбкой, выпуская изо рта леденящий душу голос:

— Уходи. Тебя не должно быть здесь.

"Забери!" — протестовал голос в моей голове.

Но у скелета были более весомые аргументы в пользу своих слов: он замахнулся непропорционально огромным кулаком, и я даже не успел испугаться, как кулак совершенно безболезненно опустился мне на грудь, пустив в длительный полёт. Исчез склеп, исчез тоннель и горы, мимо меня начали проноситься болота с их высоченными деревьями, какие-то каменистые нагромождения и холмы, различные селения, в которых не было никакой жизни. Всё это проходило для меня в такой тоске, словно я был птицей, летающей в этих местах ежедневно и видевшей всё это по тысяче раз. Но тут показался знакомый островок, а затем моё тело застыло, повисло в воздухе. Я взирал на самого себя, мирно дрыхнущего у догорающего костра, на остальных гоблинов, что также сопели в голос. Я успел подумать, что здесь что-то не то, как вдруг меня притянуло к собственному телу, как к магниту, а затем...

Я проснулся.

Дышалось тяжело, как будто я только что пробежал марш-бросок. Всё тело было мокрое от пота, а мозг отчаянно пытался вспомнить что мне снилось. Это не было похоже на сон, точно! Как будто моя душа пустилась в путешествие по Пяте. Хотя нет. Как будто кто-то позвал мою душу. Во сне? Чёрт, я уже устал удивляться, поэтому ни черта не удивился, только ещё сильнее напряг мозги, вспоминая: ведь что-то же мне показалось наиболее странным в этом самом странном сне в моей жизни? Что-то, что не сразу бросается в глаза...

И тут по мне словно молнией шарахнуло: я вскочил, и, наплевав на все предосторожности, схватил Пха и кинулся прочь от стоянки. Не мог я всех разбудить и посеять панику, пока сам не буду убеждён, что дело — труба. По крайней мере, если я не сошёл с ума и этому сну действительно можно доверять.

Плюхнувшись по колено в болотную жижу и пожалев, что не разбудил Юлу, я двинулся по кругу исследовать территорию рядом с нашим островком. Ничего не обнаружив, сделал ещё один круг — также безуспешно. Часовых не было. Ни одного. Ни воинов, ни Их-руг-Ахта. Ушли с поста? Чушь! Не может такого быть. И в то, что им всем и сразу резко захотелось в кусты по-маленькому, не поверю. Напали? Кто? Ведь друид говорил что почует любую тварь на этих болотах!

Не прекращая всё больше и больше угнетаться собственными мыслями, я удалился от стоянки ещё дальше, сделав третий круг, и наконец обнаружил хоть что-то. Но не совсем то, что хотел.

Это была рука. Рука, которая крепко сжимала короткий меч, покоилась на островке недалеко от стоянки. Тела же рядом не обнаружилось, но от неё в сторону густых кустарников шла дорожка из крови. Почему я не вернулся и никого не разбудил? Не знаю. Но страха внутри меня не было. Лишь осознание того, что просто так я это не оставлю. И я последовал по кровавой тропинке, стараясь не спотыкаться о встречающиеся камни и корни, что в ночном лесу достаточно сложная задача.

Кусты были измяты так, словно по ним проехал бульдозер, а их сухие изломанные ветви богато обрызганы кровью. Через десяток шагов мне попалась недостающая часть гоблина: тело, лишённое ног и головы, было выпотрошено, кишки, частично съеденные, разбросаны где попало, вторая рука лежала метрах в трёх, повиснув на кустах безвольным мясом. Ещё месяц назад подобная картина вызвала бы у меня приступ тошноты и желание поскорее удрать отсюда. Но за этот месяц я слишком тесно слился с Гул-аль-Дуком и слишком часто видел кровь, чтобы струсить.

Я склонился над телом. Не Их-руг-Ахт, хотя с таким месивом ни в чём нельзя быть уверенным. Судя по всему, те, кто это сделал, а в том, что это точно не ребята из местных кланов, я не сомневался — не настолько гоблины кровожадны — решили перекусить по пути, раз уж удача преподнесла им улов аж в виде трёх зеленокожих. Вряд ли тут действовала одна тварь: несмотря на наш рост, целую троицу унести одному... ну нет такого монстра на болотах! Или есть?

Поднявшись, я было направился дальше по следу, но остановился, вспомнив, что я бесчувственный шаман гоблинов, и вытащил из-за пазухи нож... Через несколько минут мой вещмешок с ингредиентами пополнился внутренностями убитого: пригодятся при вызове духов высших ступеней.

Дальше крови стало меньше: либо остальных они не убили, либо сделали это очень аккуратно. Но вообще, как я понял, болотная нечисть любит свежак, поедает свою жертву пока та жива, получая непонятный мне кайф. Так что шансы на то, что друида со вторым часовым просто ранили, пока тащили, были. И всё-таки стоило поспешить: нутром чую — ещё прольётся этой ночью кровь.

Кустарники резко обрывались небольшим холмиком, в котором красовалась почти идеально круглая дыра. Пещера? Ох, и везёт же мне сегодня на них...

Я огляделся. Убедившись, что по близости никого нет, тихо, стараясь не шлёпать по выдающей мои шаги грязи, подобрался к пещере. Осмотрев камни, уложенные у самого входа, обнаружил пресловутую кровь. Значит, ребята там. Радоваться этому? Ох уж не знаю...

Мысленно осознавая, что точно ещё пожалею об этом, я нырнул в зев пещеры, и моментально застыл, окутанный кромешной тьмой. М-да, до кошки в плане зрения я не дорос, а факела, или чего-то в этом роде взять с собой не додумался. Вызвать бытового духа огня? Да щаз! Ингредиенты мне ещё понадобятся, да и разводить кулинарное шоу "гоблин готовит зелье" посреди пещеры, в которую какие-то твари утащили не слабого друида с вооружённым стражником... И тут мне в голову пришла одновременно дурацкая, но, чёрт возьми, гениальная идея: коснувшись огненного амулета, висевшего на шее, я зашептал заклинание и, как только руна на нём загорелась, тут же захлопнул рот: не дай бог ещё запульнёт огненным клубком куда не надо. Зато теперь был какой-никакой, а свет, отдающий красноватым оттенком, отчего становилось не по себе, словно всё вокруг запачкано кровью.

Я медленно двинулся вперёд, держа в одной руке на изготовке Пха, а в другой нож, стараясь не смотреть под ноги и не думать о том, что под ними только что хрустнуло и чавкнуло. Пещера оказалась не такой уж и большой в высоту: всего два с половиной моих роста. Но, судя по всему, она была довольно длинной, но без разветвлений, что не могло не радовать: перспектива шастать тут подобно герою мифов Древней Греции по лабиринту минотавра меня не прельщала.

Сделав несколько поворотов по этому смердящему тоннелю, я услышал приглушённый хриплый стон. Он доносился откуда-то впереди, совсем недалеко. Стараясь держать себя в руках и успокоить бешено колышущееся сердце, сделал несколько шагов вперёд. Затем ещё. Стон стал намного отчётливее, как будто тот, кто его издавал, находился прямо передо мной. Я сделал ещё один осторожный шаг, и свет амулета выхватил небольшое углубление в стене и лежащего в нём гоблина.

Он схватился за голову и залепетал, смотря в пол. Его руки и одежда были в крови и грязи, и чего тут больше с наскоку сказать было сложно... Но то, что это был Их-руг-Ахт — не подлежит сомнению.

Убрав нож обратно за пояс, я аккуратно коснулся плеча гоблина, и тут же отпрыгнул назад, уворачиваясь от его кулака.

— Уйдите! Уйдите! — Заверещал он, вновь хватаясь за голову. — Оставьте меня!

— Эй! Это я. Гул-ин-Дук. — Старался я говорить как можно спокойнее: друид явно был не в себе.

Гоблин убрал руки от головы и медленно поднял на меня взгляд покрасневших, испуганных глаз. Сначала этот взгляд был недоверчиво-подозрительным, словно он не верил, что я говорю правду, и на самом деле являюсь злым духом, принявшим обличие гоблина. Но затем взгляд Их-руг-Ахта прояснился, зеленокожий расплылся в безумной улыбке и кинулся мне в ноги:

— Именем мира духов! Именем моих отца и матери! Я вечный твой должник, Гул-ин-Дук! Вечный! Да будут духи мне свидетелями!

М-да, друид-должник — это, конечно, хорошо, но не та сейчас ситуация для разговоров. Кое-как вырвавшись из крепких "объятий", я встал на колено перед маячащим на грани радости, безумия и слёз гоблином и, положив руку ему на плечо, спросил, стараясь не выдавать в голосе того, что сам готов сдохнуть от страха:

— Что произошло, Их-руг-Ахт? Кто это сделал?

Гоблин скривился, как будто этот вопрос принёс ему физическую боль, но ответил:

— Псы-близнецы.

Вот тут пришло моё время кривиться. От осознания того, в какую непечатную точку мы попали. Об этих пёсиках, которые были отнюдь не милыми домашними животными, я прочёл не один трактат. И в конце каждого заглавным шрифтом, выделенным ярким цветом, говорилось: увидите псов-близнецом — бегите!

Не знаю, что курила природа этого мира, когда создавала псов, но получившаяся карикатура вряд ли вообще должна была существовать. Но факт остаётся фактом: она существовала. Псы-близнецы всегда рождались по трое. И всегда мужского рода. И только. Без исключений. И эта троица близнецов, которые назывались близнецами лишь для красного словца, ибо абсолютно не были друг на друга похожи, являла собой словно три части одного существа. Один из псов всегда рождался невероятно маленьким и хилым, не способным ни видеть, ни ходить, ни уж тем более охотиться. Но при этом он был невероятно злым и голодным до крови. Этот пёс отвечал за мозг в троице, и был невероятно мощным телепатом, отдающим двум своим братьям все команды и делившись с ними своими знаниями. Он цеплялся за спину самого сильного из псов, словно опухоль, и жил, питаясь его кровью, подобно вампиру. Но его носитель не протестовал: ведь мелкая тварь убеждала его, что он сам этого хочет. Третий пёс был чем-то вроде следопыта с невероятно острым нюхом, слухом и зрением: он выслеживал добычу, мелкий паразит принимал от него сигнал, а его носитель делал своё дело, убивая цель, дабы насладить своего брата свежим притоком крови... Когда же приходило время размножения, следопыт менял свой пол на женский, совокуплялся с братом, и рождал трёх новых уродов, и так по кругу.

Теперь понятно, почему друид не почувствовал приближения опасности. Мелкий паразит просто притупил его чувства, а при внезапной атаке псов трём... нет, двум вооружённым гоблинам было не справиться — это факт. А ещё факт состоял в том, что я с какого-то перепугу припёрся к близнецам прямо в логово, и всё ещё тут, а не бегу сломя голову к стоянке, не бужу всех, объявляя тревогу и не сажусь на Юлу, убегая сломя голову куда-нибудь подальше от этого места.

Потому что ещё один гоблин всё ещё не найден...

Но, именем духов, я не герой!

— Их-руг-Ахт, вставай и беги отсюда. — Вздохнув, принял я решение. — Добежишь до стоянки, сразу собирай всех и двигай сюда. Но, клянусь, если ты не будешь бежать так, словно бежишь от самой смерти, я достану тебя даже в преисподней.

Вряд ли гоблин вообще знал, что такое эта самая преисподняя, но мой голос был твёрд и убедителен — меня аж самого пробрало. Так что он не стал задавать лишних вопросов, а, пошатываясь, поднялся и, кинув на меня тяжёлый, сомневающийся взгляд, всё-таки бросился в темноту, оставив за собой эхо удаляющихся шагов.

А я покрепче перехватил Пха и повторил заклинание, ибо амулет уже начинал гаснуть. И двинул дальше по тоннелю, обещая себе, что, если всё пройдёт удачно, я обязательно затащу в постель какую-нибудь симпатичную гоблиншу. А то так и помру, не испытав все радости жизни. Эти мысли, отвлечённые от гнетущей тьмы, ужасного запаха и ощущения предстоящего медного таза, что накроет всё и вся, помогали хоть как-то сохранять спокойствие и двигаться дальше, пускай всё тело и тряслось, а сердце вот-вот норовило вырваться из груди.