Тьма моего сердца

— Увозить надо, — Луша, не глядя на племянника, потеребила передник. — Береженого Бог бережет. Я пойду, распоряжусь.

Лютор уронил руки на стол.

— Обложили, стервецы...

Ты, Лютор, еще врагов среди нас поищи. Впрочем, я его понимал. Родная дочь, не кто-нибудь. Лютор сам бы рад вместо нее приманкой поработать, да только наш упырь больше на девушек заглядывается. Хотя Энери тоже он утащил, и, помнится, пьяным бондарем не побрезговал...

— Может, он вообще не придет, — сказал я, — Побоится в дом лезть.

— А ежели не полезет? — спросил дядя Фаля, крутя из тряпицы жгутик и прочищая им нос.

— Ну, если не получится так, как задумали... — я пожал плечами, — Что ж, я сам тогда пойду ночью по лесу шарахаться. В одиночку. На отряд он вряд ли выйдет.

Посмотрим тогда, кто кому глотку перегрызет.

Взгляд Лютора малость смягчился. Понял, что я не собираюсь прятаться за спину его дочери.

— Если бы Вербенку не упустили, она бы оклемалась, — вздохнул Рохар, — Погоди, Лютор, неделька-другая пройдет, поправится твоя девчонка. Главное, смотреть за ней в оба, — он помолчал, катая в ладонях пустую кружку, и добавил чуть тише, — Я б ее вообще на ночь связал.

— Связывать — это лишнее, — не согласился я, — зря только пугать.

А сам подумал: мы ей сейчас помеха, а если вязать начнем — врагами станем. Не надо мне этого. Если малышка помогать не хочет, пусть хотя бы не мешает.

— Значит так, — я шлепнул ладонью по столу, подводя итог спорам, — Переходим к делу. Дядя Фаля, Лютор, делите своих ребят на две смены и подумайте, где их расставить, чтоб они контролировали весь двор, а особенно Диино окошко.

— Я смекаю, на крышах их рассадить, — дядя Фаля сложил тряпицу и аккуратно засунул ее в рукав, — И луки пусть тоже прихватят. Берут стрелы енту стервь, не берут — стрельнуть пару раз руки не отвалятся, а польза какая, глядишь, случится. Холодное железо завсегда против нечисти работало.

— Факелы надо приготовить, — сказал Лютор, — и это... осиновых колышков нарубить.

— Чеснока за пазуху покласть тоже не помешает.

— Жаль, святой воды у нас нет.

— Слуш, Лютик, может из ложков серебряных наконечников наточим?

Мы с Рохаром переглянулись, но смолчали. А ведь не далее чем вчера Лютор смеялся над моей идеей везти священника. Это, говорил, колдун, Раюшка права. Ничего себе колдун — кровь сосет! Где, друг Лютор, твоя прежняя уверенность?

— Рохар, — я повернулся к наемнику, — А у тебя особая задача. Ты и твои люди будете периметр держать. С внешней стороны. На тот случай, если тварь к стене подойдет, но внутрь не полезет. Там до леса вырубка, загоны, открытое пространство. У стены, правда, есть сараи и службы. Не дайте ему опять в лес уйти, если что.

Лискиец спокойно кивнул:

— Понял. А ты где будешь?

— С вами. Первую смену. Потом пойду Дию сторожить.

— Хорошо, тогда я выхожу во вторую.

Я кивнул и встал.

— Ладно, в общих чертах решили. Лютор, ты бы поторопил женщин. Рохар, пойдем-ка пройдемся вдоль стены.

— Ага, — он опять показал зубы в мимолетной беспечной улыбке, — Поглядим, где нам ночь коротать, под забором куковать.

* * *

Темная выдалась ночь. Солнце село в тучи, после заката небо сплошь затянуло облаками. Ни звездочки, ни лучика. Лес отдалился, сгрудился за широкой полосой вырубки, опасный, словно войско, взявшее нас в осаду. Дереки крепко блюли границу между лесом и домом, чисто выкашивали вырубку, не оставляя ни кустика, ни камешка, где ни то что человек — крыса бы не спряталась.

Еще днем мы нарезали жердей и веток чтобы скрыть часовых у стены. Теперь я сидел на чурбачке в такой вот захоронке рядом с калиткой, мерз и разглядывал лес. Лес тоже разглядывал меня — сквозь жухлые листья и сосновую хвою укрывища; собственная плоть не была преградой черному его взгляду.

За стеной, во дворе, выл пес. У Дереков много собак, но выла только одна — зато самозабвенно, с щемящими сердце переливами. Остальные молчали как мертвые. Вой отвлекал, рассеивал внимание.

Господи, заткнул бы ее кто-нибудь!

Видит ли упырь человечье тепло под редкими листьями? Подойдет ли? Может, раскусил наш план и посмеивается из темноты, наблюдая смертных дураков с их глупым холодным железом? А может, махнул рукой на недогрызенную девчонку и отправился следом за женщинами в Снегири, где вся защита — Мирн да Ганор, Зеб, Куроед, да Криворукий, да еще Раюшка с мальчишками...

Так, Морено. Если бы да кабы начинаются. Что тебе, сопляку, в свое время Рем Цапель говорил? Коли выбрал тропу, говорил, с полдороги не сворачивай — иначе и вперед не дойдешь, и назад не вернешься. Сиди уж, чучело, в захоронке, жди, когда рак на горе свиснет.

— Фьють-фьють, — тихонько просвистели сбоку.

Я чуть с чурбачка не свалился.

— Кто?

Зашуршали ветки, справа в тайник засунулась голова в круглом шлеме.

— Я, командир, — это Рохар, черт бы его побрал, — На смену. У вас все тихо?

— Как видишь.

— Не вижу ни хрена. У тебя тут темнее чем во дворе. Уже первая четверть пошла. Вылезай.

Я согнулся в три погибели и выполз из шалаша. Плечи у меня затекли, ноги тоже. Лискиец, волоча свое "ковыряло", протиснулся на мое место. Поворошился там, хихикнул:

— Нагрел тут, надышал... комаров, небось, прикормил...

— Комаров в августе нет.

— Уй, итить твою, а кто ж тут кусается? Елки какие-то, дьявол...

Пошипел еще, умащиваясь. Я не сводил глаз с пустой полосы перед лесом. Первая четверть пошла... не придет, видно, упырь, идолы его заешь.

Собака надрывалась.

— Там девчонке что-то совсем худо, — шепнул Рохар, перестав шуршать, — Ты взгляни на нее.

— Что?

— Плачет, мечется. Лютор на стенку лезет. Хочет сейчас сам в лес идти. Я просил его тебя подождать.

— Ах ты, дрянь какая...

Я перебежал на полусогнутых четыре шага до калитки и нырнул на задний двор. Сразу за калиткой из земли торчала треугольная скошенная крыша погреба, за ним — угольная куча в дощатой выгородке. Дальше стояли пустые бочки и старые ульи, а еще дальше — пятачок, окруженный горою дров, высотой в полтора человеческих роста, с широченной колодой в центре. Двор все-таки был здорово загроможден, частично перекрыт навесами из теса и галерейками, где хранили сено, и это тоже мешало обзору. Правда ближе к дому мы его все-таки успели расчистить.

Обогнув дровяную кучу, я помахал рукой невидимым Дерекам, чтоб они меня, не дай Бог, не подстрелили. Беленые стены дома и пристроек в самом деле будто бы немного растворяли чернильный мрак.

Из темного угла около двери вынырнула тень и оказалась Варселом, до глаз замотанным в плащ, но с тяжелым топором наготове.

— Кто тут?

— Морено.

Распустив пряжку на кольчужном капюшоне, я откинул клапан и освободил нижнюю часть лица.

— Ага, — он узнал меня, — Че там?

— Тихо. Тебя сменили?

— Да. Тока я тут еще подежурю.

— Давай.

Я поскребся в дверь, назвался, и дядя Фаля впустил меня.

— Лютик хочет в лес идти, — буркнул бывший стражник, — По мне, так это он зазря затеял. Самоубивство это. Прыгнет нечисть ему на загривок с дерева...

— Сейчас поговорю с ним.

Прежде чем идти наверх, я заглянул в пустую кухню и добыл из шкафчика бутыль Лушиной знаменитой "огнежорки" — контрабандного арваранского зелья, настоянного на красном перце с чесноком, и чуть-чуть подсоленном. Достал три серебряных стаканчика, расставил на столе и накапал в один из маленького пузыречка, который до этого момента хранился у меня за пазухой. Пузыречек сегодня днем выдала мне Луша. Отвела в уголок и сунула в руку. Велела Лютику в вино капнуть, если тот совсем взбеленится, Ясное дело, сказала, добром он глотать лекарство не станет, так ты ему в вино накапай, а то ведь парень сам себя заездит. Я отсчитал не четыре капли, как она учила, а шесть — если Лютор заснет, оно к лучшему. Иначе его только силой держать придется, а зачем мне лишняя драка? Люторов стаканчик я запомнил — с волнистым узором, потому что прозрачные капли на дне почти не были видны. Зажал стаканчики между пальцами и пошел наверх.

Постучал носком сапога — руки у меня были заняты. Открыл дверь Викор.

— Чего там снаружи? — спросил он.

— Ничего. Тихо. Я замерз, мне надо выпить. Лютор, Викор?

Я прошел вглубь комнаты. Дия уже не лежала — сидела на постели, сгорбившись, сжав руками голову и монотонно покачиваясь вперед-назад. Лютор стоял у забранного ставнями окна. Лицо его еще больше осунулось, стало сухим и жестким как у вяленой рыбы. Плохое совсем лицо. Глаза какие-то белесые, словно солью засыпанные. В руке — палка-посох, на одном конце железный шип, на другом — свинцовое копыто. Кадакарская палка, для походов по ледяным горным тропам.

— Хватит ждать морковкина загванья, — заявил он хриплым от гнева голосом, — Что, думаешь, упырь не видел, как сюда отряд вооруженный приехал? Так он и полезет в ловушку, держи карман. В лес надо идти. Сейчас. Пока он еще здесь, пока за другой добычей не отправился.

— Может, ты и прав, — согласился я, расставляя на столе стаканчики и разливая в них "огнежорку", — Может, действительно, мы только время теряем. Значит, сейчас и пойду, только обогреюсь немного. На, держи, тебе тоже выпить не повредит. Викор, присоединишься?

— Давай, а то ждешь-ждешь тут... сдуреть можно.

— За удачу, — я стукнул стаканчиком о соседей, выдохнул и выпил одним глотком.

"Огнежорка" не зря так прозывалась — в животе у меня загудели все топки преисподней. Лучшее арваранское зелье — а у Дереков было несомненно лучшее — горит синим пламенем, им сырые дрова разжигать можно. Красный перец только добавлял ему едучести.

— Почему ты? — возмутился Лютор, — Я этим посохом снежных котов охаживал в Кадакаре. Ледяную ведьму гонял. Что мне какой-то вампир!

— Посох у тебя, конечно, грозный. Но куртка твоя хоть и двойной вареной кожи, кольчуге моей не чета. И голова у тебя открыта. Шея так и сверкает.

— Точно, — фыркнул Викор и совершенно неожиданно цапнул брата пятерней за горло.

Лютор взвился с рычанием, свистнул посох, Викор отлетел на пустую Лискину кровать.

— Уй, уроооод! Спятил совсем, дубьем своим махать...

— Соображай, что делаешь! — гаркнул Лютор, весь белый, страшный и встрепанный.

— Вик, правда, кончай свои шуточки, — сказал я, — Скажи спасибо, что глаз не вышибли.

— Идите вы... — обиделся Вик.

— Стой! — вдруг заорал Лютор и кинулся через комнату.

Оказалось, пока мы занимались ерундой, Дия тихонько попыталась смыться — отец перехватил ее у самой двери. Он сгреб девчонку в охапку, выронив свой шест, она только сдавленно пискнула. Бледные кулачки побарабанили по кожаным плечам, потом разжались и беспомощно обвисли.

Я поспешил к ним:

— Дия, малыша, ну что же ты...

Она рыдала у отца в объятиях.

Мы отвели ее обратно, усадили на постель, сели с двух сторон. Я погладил блестящие ее волосы, куделью тонкорунной греющие руку. Прядки вились кольцами, цепко охватывая мои пальцы как усики винограда. Под массой волос открылась тонкая шея и — ох... господи, мой Боже — набухшие темные капельки и размазанный о ворот кровавый следок. Место укуса, понял я, кровоточит... или сама расчесала, вон кожа какая красная...

Я посмотрел на Лютора, прижимающего ладонь к глазам. Похоже, Лушино лекарство начало действовать. Викор, сидя на кровати напротив, мрачно щупал пострадавшие ребра. Дулся. Ну и шут с ним.

— Дия, — шепнул я в пышные кудри, — не плачь, малыш. Все образуется. Все будет хорошо.

Она всхлипнула, вытерла нос рукавом — чистюля Дия, которую расстраивала любая неровно лежащая складка. Ах ты, идол поганый, господин полуночи, что же ты с людьми делаешь? Сами на себя не похожи...

Я приобнял ее, привалил к груди, покачивая, как малого ребенка. Она не сопротивлялась, но хрупкие плечики были напряжены, а спина одеревенела. Лютор согнулся, поставив локти на колени, и спрятал в ладонях лицо.

— Вик, — тихонько окликнул я, показывая на Лютора глазами, — Уложи его.

Вик вопросительно поднял бровь, и я кивнул. Да, Лушино зелье подействовало — Лютора развезло, он покорно позволил перетащить себя на Лискину постель.

— Че это с ним? — удивился Викор.

— "Огнежорка" ударила. Он сегодня, небось, не ел ничего. Пусть отдохнет.

— А ты, — спросил Вик, — в лес-то пойдешь?

— Пойду, — я кивнул, поглаживая Диины кудри, — Пойду...

— Тогда давай еще, — он кивнул на бутыль, — для храбрости, м?

— Не. Мне хватит.

— Боишься, что срубит?

— И тебе хватит.

— Ну, как хочешь.

Вик встал и отошел к окну.

Дия вдруг заворошилась. Отстранилась.

— Пусти.

— Что-нибудь хочешь, малыш?

— Хочу, — на меня она не смотрела, — Мне надо.

— Я принесу.

— Нет. Ну... мне надо.

— А! Тут у тебя горшок, наверное, есть. Мы с Виком отвернемся.

Она взглянула на меня как на сумасшедшего.

— Еще чего! Я... не могу так. Выйдите.

Ну да. А ты, милая, ставни откроешь — и в окно, даром что второй этаж. Или двери заложишь и лампу перевернешь, чтоб пожар и суматоха, а сама под шумок...

— Нет, маленький, нельзя. Придется тебе свои дела тут делать, при нас.

— Дурак!

Она отодвинулась и насупилась, зажав ладони между колен.

— Дия! — я схватил ее за плечи, притянул к себе, закопался губами в волосы, нашаривая ее ухо, — Дия, он зовет тебя? Да? Ты чувствуешь его?

Она сжалась вся и, кажется, зажмурилась.

— Да не уговаривай ты ее, — сказал от окна Викор, — Ежели приспичит, то все равно, глядят, не глядят...

— Это тебе все равно, — огрызнулся я, — Потому что ты мужичье неотесанное. А она — дева нежная и моя дама, между прочим.

— Дама-распердама, — фыркнул Вик, демонстративно повернувшись к нам спиной.

— Дия, — шепнул я, — ты ведь знаешь, где он сейчас, господин полуночи? Дия, мне позарез нужно поговорить с ним. Он украл моего друга, Анна. Помнишь Анна? Сереброволосого, красивого, помнишь его? — Дия молчала, — Ты можешь отвести меня к своему господину? Обещаю, я не причиню ему вреда. Я только спрошу у него — где Анн...

Девчонка взглянула на меня — глаза опять застеклили слезы, губы трясутся. Сейчас заревет.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал я громко, — Но не во двор, а в зимний нужник. Который в доме, слышишь? Я проведу тебя, и буду стоять у двери, и если услышу что подозрительное...

Она закивала — слезы пролились через край и поползли по щекам.

Идолы, что я делаю?.. Лютор меня убьет. Я сам себя убью, если упущу ее. Но внутри у меня все задрожало, зазвенело струной. Я взял след, как охотничий пес.

"Нападай, Дик, нападай, не жди!"

Я нападаю, Энери.

— Вик, ты смотри за окном, — приказал я, вставая, — Мы сейчас вернемся.

— Ерунду затеяли, — Викор неодобрительно глянул через плечо, — Девка разнюнилась, а ты и расклеился.

— Помолчи уж, а? Женой своей командуй, а Дия — моя невеста.

— Невеста — мокрое место!

Я показал ему кулак и взял Дию за руку.

Вывел ее из комнаты, довел до лестницы, и там развернул к себе, крепко стиснув тонкие плечики: