Невольно я сравнила себя с брошенными и забытыми вещами, и от ощущения ненужности и одиночества снова захотелось плакать. Что я и сделала.
Быстро стемнело, и на черном бархате неба замерцали яркими точками зимние звезды. Ночевать на чердаке показалось неправильным, пусть и в последнюю ночь на территории института. Приподняв с натугой люк, я осторожно спустилась по вертикальной металлической лестнице с прутьями вместо ступенек. Как ни странно, люк оказался без засова. Ума не приложу, какая сила толкнула меня залезть наверх.
Шаги отдавались гулким эхом в опустевших коридорах, храпящий Монтеморт получил прощальный поцелуй, парадные двери закрылись за спиной.
За стенкой у Аффы весело смеялись, разбавляя девчоночий смех приятным баритоном. Негромко играла музыка.
Я же, не разобрав постель, рухнула, не раздеваясь, и уснула мертвецким сном, едва приложив звенящую голову к подушке. А в кармане лежал маленький флакончик духов, вынесенный со скучающей чердачной мансарды.
Шагая пустынными коридорами, я поняла, что опоздала на первую лекцию. Может, пропустить занятие? И позвонить отцу, сообщив о своем фиаско. Пусть ищет подходящий омут для "любимой" дочки. Нет, сначала нужно убедиться, что сплетни обо мне уже поползли, а потом пускать сигнальную ракету.
К полнейшей неожиданности занятие по теории снадобий перенесли в другое крыло. Пришлось бежать в противоположную сторону, зато в голове возникла подходящая отмазка для опоздания, и я не преминула ею воспользоваться.
Незнакомый лектор приторно улыбнулся, глядя на меня, словно кошка на мышь:
— Полноте наговаривать, сударыня. Изменение в расписании не успели отметить, однако староста обязан был предупредить.
— А он забыл, — пояснила я и по поднявшемуся гулу сообразила запоздало, что, возможно, заложила невинного человека.
— Кто староста вашей группы? — поинтересовался препод.
— Касторкин, — вспомнила, наморщив лоб.
Аудитория громогласно захохотала.
Преподаватель развернулся к собравшимся:
— Уважаемый староста Касторский! — С верхних рядов поднялся парень. — Рекомендую вам почаще общаться со студентами, Касторский, а то они мало того что на мои лекции опаздывают, вдобавок невежественно путают достойную и славную традициями фамилию, называя вас невнятным Касторкиным.
Препод язвил и намеренно обращался к старосте почтительным тоном. Студенты тут же поймали волну и тихо, но дружно захихикали. Говоривший жестом погасил смех.
— Проходите, учащаяся, на свое место, и впредь узнавайте заранее об изменениях в расписании, уж если староста Касторский, — сделал он ударение на фамилии, вызвав смешки, — забывает об обязанностях. Беспокойтесь о себе самостоятельно.
Поднимаясь по рядам, я ловила веселые взгляды. Свободное место оказалось возле темноволосого парня, узнавшего мой секрет. "Не вздумай сесть" — сказал взгляд. Парень прошипел:
— Занято, — и развалился на столе, подперев голову рукой.
Пришлось забраться на самый верхний ряд, где обычно прячутся распоследние лентяи. Левее, двумя рядами ниже, в окружении свиты сидел блондинистый староста Касторкин-Касторский, с багровым лицом и гуляющими желваками. В один прекрасный момент он повернулся в мою сторону и выразительно провел большим пальцем по шее. Подразумевалось, что в будущем это будет моя шея.
Вот так влипла. Хотя листочек с расписанием от старосты я получила. Передали по рядам. И в качестве подарка к сложенной бумажке приняла веревку с мылом, лопнувшую иллюзорным облачком.
По какой-то причине принц промолчал, не рассказав об услышанном в ректорате. Ясно, что он преследовал определенную цель. Наверное, раздумывал, какую выгоду можно получить от неожиданно свалившейся сенсационной новости.
Я терроризировала взглядом темноволосую макушку и нервно грызла ногти. Парень активно общался с сокурсниками из своего круга, такими же уверенными ребятами, и заигрывал в столовой с симпатичными девчонками. За весь день он не взглянул в мою сторону, не говоря о том, чтобы окликнуть.
Подравняв маникюр на обеих руках, я успокоилась, смиряясь. Что ж, раньше смерти не стоит помирать. Изучим покамест схемы расположения чердачных мансард и библиотек как кладезей полезной информации.
Влипла я в тот же вечер, выйдя поздним вечером из библиотеки, где безуспешно боролась со сном и со справочником по популярным висорическим экспериментам.
Библиотека мне понравилась. Тихо, уютно, на окнах цветочки в аккуратных горшках. Библиотекарша — серая мышка как и я — фанатично предавалась своему делу. "Бабетта Самуиловна Чемондарь" — гласил значок на строгой академической блузке. С хранительницей очага знаний мы быстро поладили, и время пролетело плодотворно среди бесконечных стеллажей с книгами. Ну, или почти плодотворно.
За очередным поворотом одного из бесконечных коридоров я крайне неудачно натолкнулась на старосту Касторского с двумя мордастыми дружками из числа его свиты. Судя по довольным рожам, они не собирались разминуться со мной в полутемном коридоре, не пожав на сон грядущий руку.
— Кто тут у нас ходит? — пропел зловеще Касторский, наступая на меня. — Одна одинокая и глупая студенточка.
Я уперлась в стену, а они окружили меня, многозначительно посмеиваясь и разминая похрустывающие пальцы.
— А как мы проучиваем полоротых студентиков? — спросил староста и тут же озвучил ответ на вопрос: — Мы их воспитываем. А как мы воспитываем? Правильно, мы их дрессируем.
Компания заржала. Касторский сделал неуловимый жест пальцами, и в его руке из ниоткуда появилась сложенная несколькими витками веревка. Когда ее конец просвистел с характерным щелчком, оказалось, что это кнут из настоящей сыромятной кожи. И не скажешь навскидку, что перед носом мельтешит галлюцинация. Очень реалистичная иллюзия — со звуковыми, обонятельными и даже тактильными эффектами.
— Сейчас ты встанешь на колени, — рукоятка хлыста пребольно уткнулась в ямку под подбородком, заставив задрать голову, — и поползешь ко мне. Затем оближешь мои ботинки и скажешь: "Господин, я буду послушной", и тогда я подумаю, наказать ли тебя разочек или для профилактики устроить полноценную дрессуру.
Они не шутили. Их лица горели эйфорией от ощущения безнаказанности и вседозволенности, а я оцепенела. Мысли в панике разбежались, цокая копытцами. Что делать, что делать?
— Ай-яй-яй, Касторский, — раздался позади голос. Компания синхронно развернулась. За спинами парней, скрестив руки на груди, маячил темноволосый тип, подслушавший секрет в приемной проректора. — А ты знаешь, что нельзя портить чужое имущество?
— Чего тебе, Мелёшин? — пробурчал староста. Очевидно, новое действующее лицо обладало некоторым влиянием, поскольку на него не бросились сразу, чтобы избить. — Иди, куда шел.
Гость отклеился от стены и неторопливо приблизился. Один против троих — отметелят без проблем. Однако староста и его свита вели себя вполне миролюбиво, хотя и настороженно.
— Крохотное уточнение, Касторский. Калечить мое добро — против правил.
Мордовороты, растерялись и расступились, пропуская его.
— Чем докажешь, что имеешь право? — нахохлился староста.
— Тем, что начал дрессировать раньше, чем тебе взбрендило, — пояснил Мелёшин, подойдя ко мне вплотную. Мельком встретился глазами и отвел равнодушный взгляд. — И я придумываю наказания, а не ты.
— Врешь! — выдал неуверенно староста.
Вместо ответа Мелёшин, смотря на него с нехорошей улыбочкой, вцепился пальцами в мое плечо и надавил с невероятной силой, заставив опуститься на колени. Сказать, что я напугалась, значит, ничего не сказать. И самое главное, в голове — ни одной умной мысли, как выбраться из передряги. Сплошное отупение и липкий страх.
— Ладно, — согласился Касторский и гаденько улыбнулся. — Я не против. Как надоест — свистни.
— Ты ведь не берешь б/у! — удивился Мелёшин и двинул меня по макушке, заставляя опустить голову.
— Эту возьму, — осклабился Касторский. — Ну, бывай.
И испарился вместе со свитой. Я продолжала стоять на коленях с опущенной головой. Стыд жег щеки, в заслезившихся глазах плавали размытыми пятнами разноцветные плитки пола.
— Что стоишь? Вставай, — раздался откуда-то издалека насмешливый голос. — За тобой должок.
Мелёшин стоял у поворота, намереваясь удалиться со сцены.
Я не знала, то ли мне благодарить его, то ли начинать бояться, что попала в историю худшую, чем до сего момента. В общем-то, куда уж хуже? Моя душонка по уши погрязла в долгах и грязных тайнах, одну из которых теперь делила пополам с темноволосым принцем.
Мелёшин не двигался и изучал меня, словно ожидал ответной реакции.
— Спасибо, — неуверенно поблагодарила его, поднимаясь. Голос прозвучал хрипло и слабо.
Мой спаситель скривил губы в презрительной усмешке:
— Зря благодаришь. Еще наплачешься, — и повернулся, чтобы уйти.
— Насчет долга, — крикнула я вслед спине. — Как отдам?
На что та ответила, не обернувшись:
— Для начала переживи завтрашний день.
Отвлечение к прологу
Лейтмотив: дай психопату игрушку...
За сорок девять лет до описываемых событий
Прием при правительстве в честь Дня национальной независимости был образцовым.
Во-первых, чтобы показать, что к претензиям оппозиции прислушиваются, а во-вторых, чтобы показать, что оппозиции как таковой нет. Есть сомневающиеся в новом курсе правительства.
Кирилл прошелся, не торопясь, по зале, здороваясь с присутствующими, и, приняв у официанта бокал с вином, устроился в нише у окна.
Мероприятие оказалось многолюдным и оживленным. Сдержанность строгих мужских костюмов разбавлялась щедрыми вкраплениями вечерних дамских туалетов. В зале, оформленном в зелено-оранжевых национальных тонах, оборудовали изысканный фуршетный стол, и особо страждущие налегали на закуски.
В дверях появился опоздавший Волеровский. Высмотрел в толпе Кирилла и быстрым шагом направился в его сторону, на ходу здороваясь с гостями и пожимая им руки.
— У нас успехи, — не здороваясь, сказал Волеровский, подойдя со своим бокалом, который успел взять по пути. — Сегодня удалось заморозить живую материю. Лимон в кадке.
Кирилл кивнул. Он первым прочитал ежедневный отчет, прежде чем тот отправился в путешествие по коридорам власти.
— Как сборище? — осведомился ироничным тоном Волеровский, разглядывая прогуливающуюся толпу. — Сыты и молчат?
— Как обычно, Эогений Михайлович. Куском хлеба недовольному рот не заткнешь.
Неподалеку от них собрался небольшой кружок активно спорящих гостей. Вернее, среди них что-то яростно доказывал, брызжа слюной и размахивая руками, небольшой человечек с редкими волосенками. Его оппонентом выступал высокий бородатый мужчина.
— Посмотрите, Кирилл, как фанатично отстаивают точку зрения. Нашу с вами точку. — Отпив из бокала, Волеровский показал на незатыкающегося коротышку. — Но преданная моська удобна до тех пор, пока выполняет команды хозяина. Едва ей начинает казаться, что она может гавкать самостоятельно, моська становится неугодной. Лишний лай утомляет и не способствует хорошей репутации.
Кирилл внимательно следил за развернувшейся рядом дискуссией. Бородач отрицательно покачал головой и что-то ответил, чем вызвал всплеск возмущения со стороны оппонента.
— Однако ж, пора выруливать ситуацию, — заметил Волеровский и решительно направился к спорящим. Семут двинулся следом.
За два года, прошедших с того дня, как Кирилл дал согласие, его жизнь кардинально изменилась. В настоящее время он занимал пост главного администратора двух научных городков "Вис-1" и "Вис-2" и контролировал строительство третьего. В новой должности Семут показал себя дальновидным и удачливым чиновником, пользовавшимся авторитетом и поддержкой в правительственных кругах. Его карьера росла, и это не могло не тешить честолюбие.
Теперь Кирилл подчинялся напрямую Волеровскому, ставшему на волне популяризации висорики первым заместителем премьер-министра.
— Здравствуйте, Тэгурни! — Волеровский радушно протянул руку бородачу, и тот ответил на рукопожатие. — Приветствую вас, Прингвус. Как находите прием? Премьер-министр надеется, что присутствующим понравится элегантный стиль оформления.
— Несомненно, прием организован на высшем уровне, — ответил вежливо Тэгурни.
Кирилл уже имел честь познакомиться с этим человеком. Врагов нужно знать в лицо, а лучше иметь на них досье. Камил Ар Тэгурни — потомственный ясновидящий и телепат, очень сильный и очень опасный. Он активно выступал против проводимых правительством экспериментов, направленных на стимуляцию вис-способностей у людей.
— А где господин премьер-министр? — влез коротышка Прингвус. — Отсутствие замечательного политика опечалило преданных делу патриотов.
Кирилл поморщился. Язык без костей хуже занозы в заднице. Волеровский скорбно покачал головой.
— Господин премьер-министр, к сожалению, занят делами чрезвычайной государственной важности. Но обязательно появится, когда освободится. Ответственный руководитель не может пропустить важный политический прием.
Не придет ваш премьер-министр, — подумал Кирилл, — и вряд ли в ближайшие несколько дней появится перед камерами и на заседаниях совета министров. Лежит сейчас в медцентре "Виса-1" и сжирает запасы плазмы, промывая зараженную кровь бесконечными переливаниями. Вис-инъекция дала осложнения на печень, сжегши эритроциты.
Куда ни кинь, всюду клин. Организм либо принимает вис-дозу, либо отторгает ее. Но, единожды вколов сыворотку, остановиться невозможно. Тело вкусило сверхощущений и требует новые порции, попросту саботируя. Да, Кирилл знал об этом на собственном опыте.
Тэгурни доброжелательно улыбнулся. Семут почувствовал, как ясновидящий осторожно ощупывает его ауру, пытаясь найти щель и пробраться через невидимый барьер.
Ах, ты подлый лис! — возмутился он и встретился с Волеровским глазами. Тот тоже догадался, что Тэгурни пытался пробраться в головы присутствующих. Прингвуса ясновидящий прочитал сразу и теперь развлекался тем, что подстрекал несдержанного в речах коротышку. А вот два высокопоставленных чиновника оказались ему не по зубам.
Триумф светился в глазах Волеровского, почувствовавшего жалкие потуги Тэгурни ухватить чужие мысли. Ведь заместителя премьер-министра, равно как и Кирилла, укрывал щит неприкосновенности.
Щит неприкосновенности или clipo intacti, как с гордостью назвали создатели, стал сенсационным открытием в висорике, позволяя блокировать внешние вис-воздействия, как-то: чтение мыслей, гипноз, внушение, телепатию.
Волеровский, изнывавший от подозрительности и страхов и заработавший на них паранойю, велел запускать проект в работу, не дожидаясь результатов испытаний на добровольцах.
Первый прибор, выпрямлявший вис-волны и окутывавший испытуемого коконом, получился несовершенным и громоздким. Создаваемая им защитная оболочка оказалась недолговечной и не имела достаточной плотности и однородности. Самое большее неделю волны удерживались распрямленными, после чего неодолимая сила сжатия, заложенная природой, возвращала их в первоначальное состояние, и щит исчезал. Но полученные успехи вдохновили Волеровского, и он день за днем требовал от Семута новых достижений.