Ударом на удар! Сталин в 21 веке

— Где данные для штурмана? — потребовал Куделько.

— Взлетим, набирай пять тысяч и получишь по рации. Да запускай же! Мас рапидо! — от волнения кубинец перешел на родной язык.

Запуск, прогрев, быстрый подъем аппарели... Грузовики, освободенные от тяжести, быстро исчезают куда-то вдаль, за палатки. Махнув провожающим рукой, Куделько выруливает машину на взлетку и погоняв двигатели под поторапливающие возгласы Родригеса, начинает разбег. Тяжело груженный самолет разбегается, как кажется, бесконечно долго и медленно оторвавшись от земли, начинает набирать высоту. Величко, смачно выругавшись в СПУ, поясняет:

— Похоже, там какие-то уроды к нашим хозяевам пожаловали. Аж на трех бронетранспортерах.

— Понял. Не отвлекайся. — Антон слишком занят управлением, чтобы отвлекаться по сторонам.

Самолет проскакивает ущелье и, набирая высоту, занимает продиктованный по рации эшелон и развернулся на курс, ведущий на север...

г. Батуми.

Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ СССР. Лиза Евсеева, гражданка РФ.

— Товарищ старший лейтенант!

— Что ж ты так орешь, Ломидзе? — Кахабер привычно повертел пальцев в ухе. — Оглохнешь с тобой!

— Я же с гор, товарищ старший лейтенант! — не удивившись, пояснил рядовой. — У нас все так говорят.

— Вот почему бараны тупые! — сделал закономерный вывод Каха. — От постоянного крика мозги вскипают. Ладно, что там случилось?

— Милиционеры девушек привезли. Красивые!

— Кто, милиционеры?

— Нет, товарищ старший лейтенант! Девушки! То есть одна красивая, а другая маленькая! Но тоже красивая. Будет. Когда вырастет.

— Ладно, боец, свободен! Титорчуку позвони. А лучше, Тучкова оповести.

— Есть, товарищ старший лейтенант!

Каха отправился в свою комнату. Именно в свою. Выделенную под служебный кабинет и превращающуюся в спальню путем раскатывания матраса. Такого же, как и в милиции...

У крыльца заставы стояла милицейская 'эмка' с прикрученной сверху байдаркой. В собранном виде. Упрямые оказались милиционеры.

В кабинете сидели исключительно знакомые лица. Старшина Умприании и обе задержанные.

— Гамарджоба, товарищ старшина, — по-грузински сказал Вашакидзе, — не боишься в одиночку шпионок возить?

— Гагимарджос, товарищ старший лейтенант, — ответил сван и махнул рукой, — какие из девочек шпионки? Дурак твой сержант!

— Он не мой дурак, он — капитана Тучкова дурак! — и перейдя на русский, обратился к задержанным. — Присаживайтесь, Елизавета Андреевна. И ты, Даш, садись, — и снова повернулся к старшине. — Байдарку, гляжу, с божьей помощью собрали.

— Не с Божьей, а с моей, — рассмеялась девушка. — Сами бы до Нового года корячились.

Кахабер взглянул на нее внимательнее. Мда... Вчера Евсеева показалась красивой. Сегодня, успев привести себя в порядок, девушка была ослепительна. Так, что хотелось встать на колени, прокашляться, и завести речь. Или... 'Так, Каха! Держи-ка, гормоны в узде! Русские говорят: 'Хороша Маша, да не наша'. К Лизам это тоже относится...'

— Товарищ старший лейтенант, — отвлек его старшина, — Вы бы мне сопроводиловку подписали, да ребят прикомандировали, вещички выгрузить. И поеду я.

— Из дежурки Ломидзе возьми. Скажешь, я просил, — ответил Вашакидзе, подписывая бумагу.

Сильна, однако, задержанная! Часа три прошло, как проснулась, а старшина милиции, причем, огромных размеров сван, уже за ней вещи носит! Интересно, а Титорчука за сколько укротит? На себя Каха даже не рассчитывал. Нет, закон не нарушит, конечно. Но насчет переноски вещей... Считай, уже согласен!

Перевел взгляд на ребенка. А младшая Евсеева похлеще мамы будет. Взгляд, что твой локатор. Обшаривает кабинет, словно в поисках точки приложения слабых детских силенок. В смысле, что хозяину на голову свалить. Или показалось? Мистика какая-то...

Помяни черта! Запыхавшийся Титорчук влетел в комнату, чуть не сбив стул с ребенком.

— Звиняйте, товаришу старший лейтенант!

— Проходите, товарищ сержант. Раз все в сборе, давайте знакомиться. Старший лейтенант пограничных войск СССР Кахабер Вашакидзе. Это сержант госбезопасности СССР Петро Титорук. Ваше имя и фамилия?

— Но Вы же знаете? — удивленно вскинула глаза девушка. 'Ресницы... Не о том ты думаешь, старлей!'

— Порядок есть порядок. Представьтесь, пожалуйста.

— Лиза, — ответила задержанная, потупив глазки.

— А полностью?

Опять выстрел глазами. Какой выстрел! Артиллерийский залп! Не сидел бы на стуле — с ног бы сбила!

— Евсеева Елизавета Андреевна.

— Год и место рождения?

— Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Ярославль.

— Девочку как зовут, и кем Вам является?

— Моя дочь, Евсеева Дарья Егоровна, две тысячи третьего года рождения. Родилась в Москве. Мы там с мужем учились. Товарищ Кахабер, мне надо мужа найти!

— Подождите, Елизавета Андреевна! — не выдержал такого наступления пограничник.

— Можно Лиза! — якобы стыдливо потупилась девушка.

— Хорошо, Елизавета Андреевна. Подождите с мужем. Сначала расскажите, как Вы попали на территорию Советского Союза?

— На байдарке приплыла.

Титорчук заскрипел зубами. Словно почувствовав исходящую от сержанта опасность, девушка перевела взгляд на него. Обалдеть, подействовало! Титорчук так и застыл с дурацким лицом.

— Откуда приплыли?

— Из Трабзона.

Лиза сделала паузу и вдруг затараторила:

— Ой, вы знаете, это так интересно, мы плыли, плыли, а там такие волны, а берег весь в скалах, а потом пещера, а там так темно, мы устали, и руки стерли, а...

— Стоп! — заорал Титорчук, получил новую порцию снарядов и немного сбавил тон. — Отвечайте на вопросы. Вы легально пересекли границу СССР?

— Не знаю.

— Как это не знаете? — опешил Титорчук. — Пограничный контроль проходили?

— Нет.

— Гражданство СССР у Вас есть?

— Нет... пока.

— У Вас найдены денежные средства в валюте иностранных государств. Откуда они?

— С карточки сняла.

— Где?

— В Трабзоне, в офисе банка. Там чек есть, я их названия не выговариваю.

— Что Вы собирались делать с валютой?

— Поменять на деньги, имеющие хождение в месте моего пребывания, — ответила Лиза, и, глядя в лицо сержанту, с обворожительной улыбкой добавила, — в соответствии с законами той страны, в которой нахожусь.

'А ведь она не такая простушка, как пыталась казаться вначале, — подумал Каха, — защищается, и толково. Пересечение границы отрицать глупо. А с валютой выкрутилась'.

— Вы предлагали людям на пляже купить у Вас валюту и плавсредство.

— Я всего лишь спросила их, где можно это сделать по закону, — девушка снова мило улыбнулась, — возможно, меня неправильно поняли, но это не моя вина.

'А ведь это тоже игра. Теперь играет в опытного юриста. А законов не знает, потому и обходит все вопросы'.

— Когда Вы были завербованы разведкой Турции? — резким голосом неожиданно спросил Титорчук.

Девушка преобразилась. Возможно, и это была игра, но... Так сыграть?! Да и бессмысленно, вроде.

— Ах, разведкой Турции... — протянула она, повернувшись к Титорчуку, — дело мне шьешь, урод?! Выслужиться на мне решил?! — с каждой фразой голос повышался, переходя на крик. — А ты сидел с ребенком в чужой стране без денег?! Тебе предлагали эвакуацию в Болгарию за постель?! Ты на байдарке в шторм ходил?! По тебе из пулемета стреляли?! Сдери себе кожу с ладоней, а потом сделай вот так!

Сержант не успел даже дернуться. Девичья рука взметнулась вверх и врезала Титорчуку по щеке. Удар был смягчен бинтами, но голова сержанта резко мотнулась в сторону. И тут же обратно. От второй пощечины. А девушка продолжала орать:

— Вот теперь, шей! Сажай, сука! Правду про вас писали! И про гэбню вашу! И про Сталина с Берией! Зря я, дура, не верила! Сажай, урод! За твою разбитую рожу и сесть не жалко!

Она вдруг рухнула обратно на стул и зарыдала, уронив голову на руки.

Зато вскочила дочка. Крохотная девчушка встала в стойку, отдаленно напоминающую что-то восточное, и заявила:

— Только троньте маму! Убивать буду! Меня папа учил!

— Даша, сядь на стул, — спокойно произнес Кахабер. — Никто твою маму не трогает. Это она товарища сержанта побила.

Девочка недоверчиво посмотрела на него, потом на Титорчука, и осталась на месте.

— Я постою.

— Тю, скаженная, — проворчал сержант, ощупывая нижнюю челюсть. — Рокив на двадцать пять языком дурным намолола. А стукнула, получается, зовсим забесплатно.

— Ну и сажай! Ну и пожалуйста! — донеслось сквозь рыдания. — Егор вернется, он вам устроит! Он вашу шарагу по камушку разнесет! Пожалеете, что на свет родились!

Каха налил в стакан воды:

— Даша, дай маме попить.

Девочка несколько секунд подумала, но стакан взяла и поднесла Лизе.

— Мам...

Та пила, мелко стуча зубами о край. Вытерла бинтом слезы. Гордо вздернула подбородок:

— Ну чего не сажаете? Зовите своих горилл!

— Нету здесь горилл, и нигде нету, — ответил Вашакидзе. — Недоработка. Успокоились? А теперь, если хотите, чтобы мы нашли Вашего мужа, расскажите всё, что с Вами случилось. И почему Вы уверены, что он в Советском Союзе?

Рассказывала девушка долго, путаясь и сбиваясь, но достаточно подробно. Про Турцию и 'чертов отдых', про Алевтину Федоровну, доярку из Свердловской области, про пропавшие билеты, исчезновение связи, неработающее консульство, мороженое для Дашутки, продажу вещей, старичка-прокатчика, подарившего байдарку и объяснившего дорогу, про Тольяттинскую гонку, про мужа, идущего по Китайскому Памиру и обязательно сообразившего вернуться в СССР, про двухсоткилометровый морской переход, ночевку на острове, шторм, несостоявшийся оверкиль, погоню, пулеметную очередь, слепое торканье в подземном туннеле, болящие руки, последние километры... Она сбивалась, отвлекалась, уводила рассказ в сторону, возвращалась обратно.А когда прозвучало последнее: 'Вот!', сержант Титорчук встал и направился к двери, бросив на ходу:

— Пиду, запрос дам. На Егора Евсеева. Заодно отправлю Ломидзе за мороженым, — и уже из-за двери донеслось его недовольное бурчание. — Сразу сказать не могла? Обовъязково морду бить? Вона в мене, може, теж не казенная!

В небе ФРГ, Польши, CCCР.

Федька Брусникин, тинейджер, пилот-любитель.

Четыре небольших самолетика дружной стайкой двигались в восточном направлении. Машины были похожи, как капли воды. Неудивительно, одна и та же модель, один год выпуска. Даже владелец один. Пилоты, конечно, разные. И раскраска. Впрочем, три самолета и раскрашены были однотипно: неяркая расцветка темных тонов и выделяющиеся кресты на крыльях. Четвертый был окрашен в ярко-красные и ослепительно белые тона и не нес никаких знаков различия, кроме положенных по закону.

— Не повезло тебе, Фриц! — раздался голос из рации. — Не досталось фирменного! Вот по нам сразу видно, летим нах дер остен. В СССР, как когда-то наши деды!

— Ничего страшного, — отозвался пилот, — кому-то ж должно было не хватить.

Его собеседник расхохотался и не отключая связи начал орать несвязную песню, которую, похоже, считал гимном люфтваффе. Фриц отключил передачу, приглушил громкость приемника и сказал девушке, сидевшей рядом:

— Похоже, у Ганса от радости выключились остатки мозгов.

— У него их и не было никогда. Это же надо, радоваться нацистским крестам на крыльях! А если русские решат, что всё вернулось, и начнут палить?

— Ты заметила, что в Варшаве заправлялась куча народа. И расцветка у всех, как у Ганса.

— Ага! Похоже, во всех аэроклубах планируются съемки фильмов про вторую мировую.

— Не знаю, насчет фильмов, но мне это не нравится. Как-то всё... странно. Как специально сделали. И даже не спрашивали, куда летим. Словно их предупредили.

— Не-а, не специально! Никто же не знал, кто конкретно полетит. И в каких клубах будут самолеты брать. А в аэропортах мы всем давно надоели, вот и не спрашивают.

— Да ладно, просмотрел форум, и все понятно. Кто и куда. Вот только успеть всех владельцев уговорить перекрасить самолеты...

Фриц помотал головой. Сомнения зародил еще механик в аэроклубе. Отто был уже немолод и повидал всякого. А еще почему-то хорошо относился к Фрицу.

— Послушай, Фридрих, — сказал он. — Вчера вдруг поступило распоряжение срочно перекрасить самолеты. Говорят, собираются снимать кино о войне, а после вашего полета — не успеют.

— И что? Пусть снимают.

— Это очень странно, мальчик. Герр Брюннер лично отдал этот приказ, а не передал через Альберта, как делает это всегда.

— Что, хозяин соизволил оторвать от дивана свою жирную задницу?

Отто поморщился от такой непочтительности, но продолжил:

— Да. Но если это настолько важно, то почему он разрешил ваш вылет? Очень странно. Я не успел перекрасить один самолет. Лети на нем. Это та машина, на которой ты обычно летаешь.

Фрицу не слишком хотелось выделяться, но что-то в голосе механика подсказало: совет надо послушать. Тем более, собрался лететь не один. В полете же уверенность в правильности поступка только окрепла. Слишком много невероятных совпадений.

— Внимание, камрады, — раздался в наушниках голос Ганса, — пересекаем государственную границу. Дальше под крылом только вражеская земля.

Фриц выругался. Его спутница надулась.

— Извини, — сказал парень, — просто других слов не найти. Надо свалить от этого придурка. Заявить такое в эфир! Если русские влепят ему пару очередей в хвост, будут правы.

— Но он старший в нашей группе.

— С чего это? Никто его не назначал, а здесь не армия. Тем более, у нас другая цель. Посмотри карту, нам не пора забирать левее?

Девушка перевела взгляд на планшет, лежащий у нее на коленях:

— Да можно.

Фриц включил передатчик:

— Камрады, у меня что-то с элеронами.

Посыпались предположения о возможных причинах и советы, как можно выйти из положения. И те, и другие частью серьёзные, частью шутливые.

— Не помогает. Попробую сесть на то поле на востоке. Если сумею починить — догоню.

— Фриц, — съязвил Ганс, — тебя наверно, сбили русские зенитчики! Ты слишком выделяешься на общем фоне.

— Тогда меня возьмут в плен, — отшутился Фриц, — и будут поить 'русиш водка'.

Красно-белый самолет сбросил скорость и пошел вниз, уклоняясь влево. Но вместо того, чтобы сесть, пролетел над полем и снова начал набирать высоту, уходя на юго-восток.

Сел Фриц только через час. На точно таком же лугу, как и собирался. Разве что на самом краю располагалась небольшая деревушка. Пилот открыл дверцу, выпрыгнул наружу, с удовольствием потянулся и помог выбраться из кабины девушке, прячущей под банданой разноцветные лохмы.

— Ну что, Танька? — спросил Федька Брусникин. — Пойдем, глянем на родину Ургросcфатера?

г. Рига. Штаб 27-й армии.

Сергей Громов, лейтенант

Едва успел Сергей выйти из дверей медсанчасти, как незнакомый сержант, подойдя и отдав честь спросил:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? Вы лейтенант Громов?

— Я, товарищ сержант. А в чем дело?

— Вас просят прибыть в Особый отдел.