Холивар. Квест "Проклятый город".

Ничего не ответив на столь явную заботу, я замолчал, дожидаясь подхода полового с большими деревянными кружками. Уронив перед каждым из нас по две кружки и забрав пять медяков, тот исчез в полумраке заведения.

Приникнув к кружкам, мы жадно отпили по паре глотков и уставились на хобгоблина. Особенно хорошо это получалось у гнома; такого хмурого, цепляющего взгляда я еще ни у кого не видел. Хоб пытался, что-то провякать, но у него получалось все хуже и хуже, наконец он замолчал, пытаясь осмыслить наше поведение. Дождавшись пока до него не начало доходить, я сказал:

— Угощайся, — и махнул гоблину в сторону свободной кружки. — Ты ждал нас.

Интересно всегда следить, как любой разумный пытается резко поменять свою линию поведения. Так, когда мы сели, это был наглый уверенный в себе тип (хотя про хобов этого обычно не скажешь), сейчас же, когда выяснилось, что мы пришли именно к нему, он попытался измениться на трусливого, но жадного обычного гоблина. Гном, который когда ему было выгодно, проявлял чудеса сметки, изворотливости, ума и недюжинного знания и умения, почесал ухо, показывая, что он берет на себя хоба, пока я с ним разговариваю. Т.е. не даст ему свинтить в сторону. Тем не менее хоб попытался начать со всей распальцовкой следующим образом:

— Ну вы чё фраера залетные? Вас фартовые ждут, дела побросали, а вы мля, чмари болотные...

Удар гнома в рыло этому уроду, прервал словесный понос.

— Говори, да не заговаривайся, — хмуро посоветовал ему гном.

— Ай, молодца,! — пронеслось у меня в голове, — гном гномом, а соображает. Хотя понять че нам сказали — не мог, если спциально не изучал, разве что так — на интуиции.

Дождавшись пока хобгоблин отклеится затылком от стенки, вытрет свою зеленоватую кровь с морды, и начнет немного соображать, я отпил немного пива. На удивление, пиво было обычным. Т.е. неплохим — не хорошим, так, в меру разбавленная ослиная моча, какую подают в большинстве пивных точек.

— Ты что-нибудь понял из этого собачьего тявканья? — спросил я у гнома. Тот отрицательно покачал головой.

— Вот и я не понял, — сказал я, поворачиваясь к хобу. Тот с тоской посмотрел в зал и попытался выйти из-за стола со словами:

— Звиняйте, ошибочка вышла.

Гном без замаха воткнул свой короткий меч в стену перед пытающимся выползти наружу гоблином. Проследив за мечом, от подрагивающей рукоятки, до вогнанного на треть в бревенчатую стену лезвия, хобгоблин судорожно сглотнул, посиреневел и уселся обратно на свое место.

Я ласково сказал:

— Давай не будем портить друг другу настроение, а тем более изъяснятся на этой дурацкой мове, которую вы называете своей речью. Тем более блатной музыкой здесь и не пахнет, а разъясняешься ты на лоховском жаргоне, пытаясь показать свою крутизну.

Гном, не раскачивая, выдернул меч из стенки и положил на лавку возле себя.

— Я ничего не знаю,— пробормотал хоб. — Я просто посредник и мне немного известно.

* * *

— Я не знаю никакой дороги, у меня нет никакой карты, меня просто попросили здесь посидеть и сказать...

Гном, оторвавшись от своей кружки, смачно заехали ею же в лоб этому придурку.

— Ой! — сказал хоб и снова влип башкой в многострадальную стенку.

— А что тебе известно? — ласково спросил я. Гном сидел, погрузив лицо в тот тазик, который они называют кружкой. Я же сидел, смотрел и в который раз поражался. Как же быстро трактирщики просекают то, что им необходимо. Так, например, здесь нигде не встретишь глиняных кружек, как в империи, которые так удобно бьются об головы в грубых кабацких драках. Ведь это ж какой убыток! Вот и приходят они каждый индивидуально, но совершенно к одному и тому же выводу — надо кружки делать из дерева. Пусть они становятся такими тяжелыми, что впору их использовать вместо дубин (а ведь было и такое! Вспомните что ли Марселя— кружечника, орудовавшего в столице во время беспорядков и убивавшего свидетелей тяжелой пивной деревянной кружкой. Да такой кружкой если хорошо ударить, то можно и убить. А что? Легко! Но разбить её саму — вряд ли).

Извините — отвлекся...

— С чего ты взял урод, что нам нужна какая-то карта? — холодно промолвил я.

— Ну как же, — стушевался хобгоблин, облизывая разбитые губы и явно мечтая оказаться там, где нас нет. А еще лучше, чтобы мы оказались от него подальше, например где-нибудь в желудке тролля. Ну что ж, пусть меня извинят, но я не мог помочь ему в выполнении его мечты.

— Рассказывай, — велел я и приготовился слушать.

Хобгоблин с тоской посмотрел в зал. Явно его помощь где-то задерживалась. Деваться было некуда и хоб начал рассказывать.

Все, в принципе, оказалось так, как я и думал.

В городе подзабыли, кто такие охотники, и когда в гости к одному из хозяев грязной половины пришли непонятные люди — хорезмец элементарно решил срубить бабки. Но так как обратились к нему официально, то сразу же в своем доме мочить гостей он не стал, а придумал не очень хитрый план, как вытащить из лоховатых крестьян и гнома лишние деньги. Это была наша общая недоработка, засветить здесь перед полукриминальным элементом монеты с гномьей башней. Как я уже упоминал, в нашем мире пользовались особым спросом три типа монет: монеты гномов (гномья башня, вес девять и семь десятых грамма), имперские орлы (монеты светлой империи — 12,5 грамма) и корабли Черного Властелина (монеты черных, на аверсе которых был изображен стилизованный двухмачтовик — 6,7 грамма).

Если бы мы, обменяли гномью башню у менялы на монеты имевшие здесь хождение, то может быть все и обошлось. А так представьте себя на его месте: идут три лоха, которые предлагают деньги, по сути, за совершеннейший пустяк, причем расплачиваются новенькими монетами гномьей башней. Заметьте! Ни разу не пользованными! (опытный человек это сразу чувствует). И самое поганое, судя по всему монет этих у них еще есть. Доказано, что только бедный человек обладает чистой совестью, так вот и надо, чтобы у этих людей (то есть у нас) совесть была чиста. Скорей всего несколько человек сидят здесь, чтобы вытряхнуть из нас деньги силой, если не получится по другому. В конце концов, нас явно проследили, когда мы отвели хвост в гостиницу (но не в ту где остановились все а в другую, где мы сняли номер на пару дней. Такая дыра, прости господи). Если бы соглядатаи выявили опасность (типа: оборотня, рыжей убийцы, дроу), то возможно не стали бы рисковать и выполнили взятые на себя обязательства, а так, получается мы перехитрили сами себя.

Хоб извивался и юлил, стараясь обезопасить сам себя, все время с надеждой посматривая на ооочень шумную компанию, гужбанящую в дальнем углу. Знаками указав на них Седому с дроу, что-то самозабвенно обсуждавшим между собой и, казалось, не обращающим внимание ни на что другое, мы снова вернулись к рассказу хоба. Как оказалось, карта у него какая-то есть, только он ничего про нее не знает. Она старинная и потертая и не раз использовалась для разводки клиентов. Наконец он оживился, кося глазом в угол. Судя по сценарию, написанному не нами, назревала тупая кабацкая драка.

Сильновыпивший человек, с примесью орочьей крови, из компании сидевшей около небольшого окна, встал и безо всяких разговоров заехал в морду гному, сидевшему за соседним столом. Голова того мотнулась и ударилась затылком об стену, но тот сделал вид, что не заметил удара. Спокойно допивая пиво, он даже не смотрел на стоящего перед ним человека, его товарищи тоже делали вид, что их это не касается. Разочарованно отвернувшись, человек огляделся вокруг. Скользнув по нам взглядом, он остановился. Мне даже показалось, что лицо его приняло осмысленное выражение, хотя я не уверен. Хобгоблин, за нашим столом, постарался втянуть голову в плечи и вжаться в стену.

— Привет, морда! — заорал человек и двинулся через весь зал, цепляя сидевших, а те только старались отодвинуться. Дойдя до нас, человек выдернул из под ближайшего посетителя табурет (по несчастливой случайности это опять оказался гном) и уселся напротив нас:

— Что вы здесь делаете?

— Дела решаем, — ответил я.

— А ты знаешь, сморчок, что дела здесь решаются только с моего разрешения? — и он расчетливо харкнул в мою кружку.

— Блин, ну везет же мне на таких уродов, — с тоской думал я. Почему каждое чмо, считает своим долгом сунутся и выступить. У него самые большие кулаки и он самый быстрый, и самый смелый, и самый умный (ну это я малость преувеличил). А еще когда подогреют себя чем-нибудь вроде пива-самогона-наркоты, то это уже все. Им небо по колено и море по яйца, хотя по сути своей остаются обычной дворовой шпаной, способной обирать толпой тех, кто явно слабее их. Да, я не выгляжу великаном, у меня нет бицепсов, размером с голову тролля, я не сверкаю огромным острым мечом, но неужели среди толпы желающих подраться индивидуумов необходимо выбрать самого на вид безобидного. Они же все крутые, вот и разбирались бы между собой. Осторожные — живут дольше.

Все это я думал, со скорбью глядя на длинную деревяшку торчащую из глаза верзилы, которую я только что отщепил от края стола. Оторопевший гном, только и успел схватить за шкирку взвизгнувшего и попытавшегося удрать хоба. Кровь заливала морду лица, он стал странно молчаливым, добрым и безопасным. Я повернул голову к хобу:

— Сейчас мы с тобой выйдем и спокойно поговорим, чтобы нам никто не мешал.

Хобгоблин перестал вырываться и, по-моему, описался. По крайней мере, завоняло от него ощутимо.

Компания, скорей всего, еще не просекла, что их товарищ немного не такой как обычно. Плаксивым голосом я затянул вечную песню, про то, что мы уходим, что мы не знали и т.д. Оставив на столе горсть мелочи для трупа, типа налог, который он с нас стряс, мы двинулись к выходу. Седой поднялся немного раньше и направился к выходу. Дроу остался внутри. Это мелочь пузатая, эта лягушка недоношенная (именно такими эпитетами наградил его гном, и с ним таки согласен), сумел таки вывернуться и кинуться к выходу со двора, крича Седому:

— Благородный господин (а Седой действительно производит впечатление благородного господина), благородный господин — эти двое, — и представляете, он тыкнул в нашу сторону своим грязным, вонючим когтистым пальцем, — они бандиты и замышляют меня убить и ограбить. Они только что убили совершенно незнакомого им человека, вся вина которого, что он просто подсел за их столик.

— Успокойся малыш, — сильно и мощно пророкотал его голос, и Седой положил руку на плечо хобгоблина, — тебе не стоит их бояться.

Хобгоблин немного успокоился, продолжая с опаской посматривать на нас.

— Тебе стоит бояться меня, — изменил тональность Седой. Хоб с ужасом посмотрел снизу вверх на изменившееся лицо Седого и попытался улизнуть. Однако в следующее мгновение он летел по направлению к конюшне. Ну или тому зданию, которое задумывалось как конюшня, потому что коней сюда никогда не ставили.

В кабаке, между тем, разгорался шум. Слышались удары, что-то билось. (кстати еще один парадокс. Несмотря на то, что кабатчики подают еду в деревянной и оловянной посуде; пиво в больших деревянных выдолбах с крышками; столы и лавки сделаны специально очень тяжелыми и опять таки из дерева; то как же при драках что-то умудряется биться). На крыльцо спокойно вышел дроу. На секунду остановившись и пропустив вылетевшего из дверей чудика, он направился в нашу сторону.

— Ну, что у вас? — спросил он.

— Нормально, — ответил Седой. — Ребята зацепили рыбку, а я сейчас буду её потрошить.

И Седой кровожадно уставился на хобгоблина.

— Ну, что малыш ты нам можешь рассказать? — спросил он таким ласковым тоном, что мурашки пробежали по мой спине и на месте этого существа я бы рассказал все, о чем меня спросят, да и то что не спросят тоже бы рассказал. Судя по всему. Хобгоблин играть в героя не собирался. Посмотрев с отчаянием вокруг, гоблин уставился в приоторванную дверь конюшни. Я с сожалением сказал:

— Малыш, ты наверное мог посчитать нас с гномом жестокими, но, поверь мне, это не так. Так же как и эти ребята, мы хотим себе только добра. Чем быстрее ты поделишься информацией, тем быстрее тебя отпустят.

Прижатый к стенке хоб плакал, стонал, клялся всем, чем мог. Оправдывался, умолял, угрожал, потом достал какой-то огрызок и долго тряс им, уверяя, что это карта. Дроу, наблюдавший за всем этим с равнодушным и отстраненным видом, как-будто любовался на природу у себя в каменной паутине, мягко подобрал выпавшую из рук хоба карту. После секундного изучения, он заметил приятным голосом, обращаясь только к Седому:

— Фальшивка, сляпанная абы как. Нет ничего. Никаких ориентиров, только непонятные обозначения, если бы не была так велика, то я подумал, что план какого-то здания или пещер, — и он небрежно смяв, выбросил листочек.

Я подобрал и расправил, полюбопытствовав. Действительно, какой-то непонятный план, чего-то смутно напоминающий. Но никаких обозначений нет. Чисто машинально я аккуратно сложил его и спрятал в кошель. Мне внезапно очень захотелось допросить гоблина, но суваться под руку как-то не хотелось.

Седой тем временем развлекался:

— Это чё это? Карта? Да. Что ты гонишь, козел? Этот детский рисуночек ты выдаешь за карту? За это ты просишь сотню гномьих башен? — Седой был вне себя. Повисший в его руках гоблин не вызывал ничего кроме брезгливого сожаления. Сожаления о том, что ему пришлось потратить свое время на этого придурка.

— Вам тогда надо к Охотникам. Там есть один, который раньше часто по городу шарил, — причитал хобгоблин.

— Где нам его найти, — рыкнул седой, ощутимо встряхнув его за шиворот.

— Не знаю, взвыл тот, от отчаяния. — к Охотникам вообще тяжело подобраться. Никто не знает как их найти. Знаю только имя.

— Постой, — сказал я.

Седой заорал:

— Имя!!!

— Митраш или матрич.— заверещал гоблин с закрытыми глазами.

— Погоди, — снова попросил я его.

Седой посмотрел на меня и нехорошо ухмыльнулся. Он поднес хоба поближе к своим глазам:

— Смотреть на меня! — рыкнул он. Гоблин приоткрыв один глаз со страхом смотрел на грозного воина.

— Может быть, Митрич? — с легкой ухмылкой спросил Седой.

— Может и Митрич, — не стал спорить гоблин, — Ой! Отпустите меня пожалуйста! Век всех богов за вас молить буду!

Седой небрежно отшвырнул гоблина об стенку. Проследив за полетом, я понял, что об этом гоблине можно уже не беспокоиться. Такая бесформенная кучка, просто не могла быть, живой. Разумные существа под такими углами не складываются, будь они хоть трижды гоблины. Ай да ладно, наплевать. Одним гоблином меньше, одним больше, сейчас о себе побеспокоиться надо. В конце концов, он просил, чтобы его отпустили — его и отпустили.

С этими мыслями я перевел свой взгляд на нависшего надо мной Седого и сразу же почувствовал себя в роли очередного гоблина, то есть очень неуютно. В голову почему то постоянно лезла кучка тряпья, сломанной куклой валяющаяся в углу.

— Ну и что ты скажешь? — спросил меня Седой даже без угрозы.

— Смотря, что ты спросишь, — постарался как можно хладнокровнее ответить я.