Время войны (вторжение)

Какие-то изможденные ребята в форме военной школы вполголоса переговаривались между собой.

 А у нас-то почему все наоборот?  в недоумении спрашивал один.

 Ну как ты не понимаешь?!  возбужденно увещевал его другой.  Они же напали внезапно. Их здесь никто не ждал. Но ничего. Скоро подойдут наши подкрепления, и тогда мариманы тоже побегут.

30

На первом селекторном совещании штабов после высадки земные генералы с грехом пополам убедили маршала Тауберта отложить разбор полетов до вечера. Но теперь вечер уже наступил, и в связи с этим маршал устроил подчиненным новый разнос.

Он как раз только что узнал, что амурцы форсировали пограничные реки и за несколько часов продвинулись вглубь целинской территории на расстояние от десяти до восьмидесяти километров.

Амурские танки проходили по целинским понтонам, амурские самолеты сбрасывали десанты, а целинская народная армия даже не пыталась обороняться. В стороне от узких полос прорыва она по приказу из Центара сама шла в атаку и, неся чудовищные потери, тоже форсировала реки, только в противоположном направлении.

Здесь амурская армия и правда стремительно отходила, заманивая противника в полосу обеспечения, чтобы потом отрезать ударом во фланг и идти вперед, не встречая никакого сопротивления.

История столетней давности повторялась один к одному. Могучая целинская армия снова наступала на те же грабли.

Но на этот раз был еще и дополнительный фактор. Две трети легиона маршала Тауберта охватывали этот огромный фронт широкими клещами, а дезинформаторы продолжали работать, не покладая рук, окончательно запутывая целинских командиров всех уровней.

Все складывалось как нельзя лучше. Амурское наступление одним махом решало массу проблем легиона. Но Тауберт снова был недоволен.

 Я приказал закрыть границу и не допустить амурского вторжения!  кричал он.  Их наступление надо немедленно остановить! Это наша территория, и она должна остаться за нами.

И он чуть было не отдал приказ повернуть оружие против амурцев.

Возражения землян на него больше не действовали, но тут воспротивился даже старший военный советник Конкиста-дора.

 Легион не выдержит войны на два фронта,  сказал он.  На данный момент амурцы  естественные союзники легиона, и к ним надо относиться соответственно.

А Сабуров, пользуясь случаем, решил закинуть удочку насчет союза с мариманами. И заметил, обращаясь не столько к Тауберту, сколько к эрланским советникам:

 На западе легионеров принимают за островитян. Все, кто пытается передать информацию с Закатного полуострова в Центар, упорно говорят о марианском десанте. А насколько нам известно, мариманы будут рады помочь любому, кто задумает сокрушить ЦНР  даже не ради территориальных приобретений, трофеев и контрибуций, а просто чтобы обезопасить свои острова от набегов с севера. Если мы предложим им союз, то получим добровольцев, оружие, технику и боеприпасы.

 Вам мало той техники и боеприпасов, которые захвачены на Закатном полуострове?  саркастически спросил Тауберт, разглядывая цифры из последней разведсводки на дисплее.

 Мало!  ответил Бессонов.  Сутки еще не кончились, а некоторые фаланги уже израсходовали по два-три боекомплекта. А их всего шестнадцать на всю войну. И потери в технике на востоке уже выше запланированных. А что будет, когда начнется организованное сопротивление?

 Если вам мало трофеев, почему до сих пор не начато наступление на Гаван и Уражай?!  взорвался маршал.  По моим сведениям, полная готовность к операции была достигнута восемь часов назад!

 Я называл причины по меньшей мере десять раз,  огрызнулся Бессонов.

 А я по меньшей мере десять раз говорил, что они неубедительны, и наступление должно начаться немедленно.

 Может быть, вас убедит возможность захватить в плен второго человека в Народной Целине?  произнес начальник разведки Сабуров.  Если мы начнем наступление сейчас, Пал Страхау наверняка развернет свой самолет.

 Сколько часов вам надо на его захват?  раздраженно спросил Тауберт.

 С последующей радиоигрой  не меньше суток. По моим сведениям, в округа поступила команда готовить все армейские части к отправке на восток. Для тыловой и гарнизонной службы остаются только внутренние войска, школы и училища. Если Страхау подтвердит Бранивою, что на западе все в порядке, 5-я армия может начать погрузку уже завтра. И тогда мы перехватим ее на марше, в вагонах.

 А если она не начнет погрузку, вы потребуете у меня новой отсрочки?

 Вряд ли, маршал-сан,  ответил Сабуров.  Не думаю, что при сложившихся обстоятельствах нам удастся водить Центар за нос больше двух дней.

31

Чайкинская военная школа, бывшая имени Тимафею, а ныне безымянная, ввязалась в бой случайно.

В первой половине дня она получила из штаба округа и городской военной комендатуры несколько противоречивых приказов и пыталась выполнить их все одновременно, хотя для этого пришлось бы двигаться в разные стороны.

Один приказ, впрочем, требовал оставаться в казармах до получения дальнейших распоряжений, и этот вариант командованию школы был больше всего по душе. Но тут раздался новый окрик из штаба округа:

 Почему школа до сих пор не вышла в направлении Рудны?

Начальник школы был человек умный и ясно чувствовал какую-то нестыковку. На кой черт посылать в Рудну военную школу, если в округе полно боевых частей. А главное, совершенно ясно, что бои идут в самом Чайкине, и выводить части из города в такой обстановке  это преступление.

К тому же дезинформаторы легиона уже сами запутались в собственных приказах, и их успех предопределялся только массовым идиотизмом офицеров, занявших командные должности после того, как в чистках были угроблены все сколько-нибудь компетентные кадры.

Но начальник Чайкинской военной школы был совсем не таков. Его выпустили из тюрьмы несколько дней назад и готовили к отправке на восток, но пока не решили, на какую должность его назначить, и временно поставили во главе военной школы.

Так что, поразмыслив как следует над приказами, которые сыпались на школу, как горох, генерал Леучинка пришел к единственному разумному выводу: штаб округа и городская военная комендатура захвачены врагом.

И Лучинка, не задумываясь, отдал своим людям самую логичную в этой ситуацию команду:

 Не подчиняться никаким приказам, переданным по радио и телефону. Будем ждать нарочных с пакетами или подхода наших войск.

 Но ведь штаб округа приказывает нам покинуть город!  возмутился начальник штаба школы, но Леучинка до ареста был генерал-лейтенантом, а начштаба только неделю назад стал подполковником, так что весовые категории были слишком неравны.

 Я верю только первому приказу штаба округа  оставаться в казармах,  сказал генерал тоном, не терпящим возражений.  Штаб наверняка захвачен противником. Никто в здравом уме не пошлет военную школу из Чайкина в Рудну, что бы там ни происходило.

 Да не там, а здесь!  не успокаивался начштаба. -В городе враг, и мы должны вывести школу в тыл.

 А почему тогда штаб сообщает, что противник про-р-вался на Рудну, и нужны подкрепления для ликвидации прорыва?

Крыть было нечем. Перегруженные работой дезинформаторы не позаботились об отдельной легенде для военных школ и училищ. Да и вообще, в последние часы дезинформаторы заботились только об одном  как обеспечить прибытие генерального комиссара Страхау в Чайкинский аэропорт.

Не допустить, чтобы Страхау развернул самолет, не долетев до Чайкина  вот была главная задача генерала Сабурова и его людей во второй половине дня. А все остальное пришлось пустить на самотек.

Но в случае с Чайкинской военной школой это было даже хорошо. Она продолжала сидеть в своих казармах, и могла бы оставаться там до вечера, не случись новый поворот.

Чтобы прикрыть городской аэропорт от любых неожиданностей на время посадки самолета со Страхау на борту, штаб легиона стягивал к аэропорту дополнительные силы. И какое-то спецподразделение на целинских машинах поехало туда короткой дорогой как раз мимо военной школы.

Может, курсанты с офицерами и не поняли бы, то это едет, но спецкоманду сопровождали эрланские БМД и легкие танки, и усиленный наряд на КПП открыл по ним огонь без команды  строго по уставу, как при нападении на охраняемый объект.

Пушка у десантного танка Е1778  всего 60 миллиметров, но против пешего противника и этого достаточно. Спецкоманда поехала дальше, но пара танков осталась и учинила побоище.

Курсанты школы  мальчики от двенадцати до семнадцати лет  пытались сопротивляться, но у них не было даже гранат. Генерал Леучинка отдал приказ уходить врассыпную, но он дошел не до всех, а насчет пункта сбора никто вообще ничего не понял.

В результате два танка погнали курсантов в разные стороны.

Начштаба Василиу собрал одну группу уцелевших далеко к северу от школы и решил вести их прочь из города, в тыл. Шоссе на Рудну было далеко, да и слухи о прорыве врага беспокоили подполковника  зато рядом оказалась дорога на Дубраву, и Василию повел своих курсантов по не й.

На выезде из города они встретили бронегрузовики 66-й фаланги, но тут курсантам повезло. У легионеров после боя на границе краев были трудности с боеприпасами, и они не стали тратить на пацанов последние патроны.

За грузовиками следовал целинский танк ТТ-55 с голыми людьми на броне, и один из них, рискуя жизнью, закричал курсантам:

 Не ходите туда! Не ходите! Там мариманы!

Подполковник Василиу тоже усомнился, действительно ли они идут в тыл, но все-таки довел команду до Гиройсака, где пришлось остановиться. Местные говорили, что к северу идет бой.

А потом в городок вошли и жертвы этого боя. остатки полка майора Никалаю, разбитые, но гордые, потому что они вели с собой пленного.

Курсантам было очень интересно полюбоваться на живого маримана вблизи, хотя больше всего на свете им хотелось его убить.

Подполковник Василиу, который знал мариманский язык в пределах курса военной академии, попытался допросить пленного, и как показалось вначале, добился успеха.

 Руки развяжи,  сказал летчик. Он говорил не на литературном мариманском, но это ничего не значило. На островах полно разных диалектов.

Допрос происходил в местном отделении Органов, на окнах были решетки, а в помещении  полно вооруженных людей, и старшие офицеры, коротко посовещавшись, решили, что вреда не будет. Раз он решил говорить, то в виде маленькой уступки можно развязать ему руки.

Военным не терпелось узнать, каким образом мариманы ухитрились высадиться на берег в таком количестве, да еще с тяжелой техникой и самолетами.

Размяв затекшие руки, пленный потянулся к нагрудному карману, и все присутствующие напряглись  но оказалось, что ему нужны были только сигареты.

 Огоньку,  мирно попросил он, и тут Василию совершил ошибку. Он зажег спичку и поднес ее к сигарете.

Молниеносным движением пленный схватил его за кисть, притянул к себе, а в следующую секунду он уже стоял на столе, держа в правой руке пистолет подполковника и прикрываясь офицером, как щитом.

Опешившие военные и органцы не решались стрелять и к тому же не отличались быстрой реакцией. К тому времени, когда они опомнились, пленный успел застрелить троих и одним прыжком добраться до выхода.

Игар Иваноу отлетел в сторону от удара локтем, а майор Никалаю был ранен пулей на излете, пробившей перед этим шею случайно оказавшегося на ее пути органца. Ранен неудачно  чуть левее правого плеча, так что рука повисла плетью, и майор оказался выключен из боя. Чего, собственно, и добивался пленный, который стремился выбить старших офицеров и бил в майора из-под органца, но в горячке на несколько миллиметров промахнулся. Органец лежал мертвый, а майор остался жив и выскочил на улицу следом за пленным и заложником.

По пути пленный успел захватить в коридоре еще один пистолет, выбив его из руки у какого-то лейтенанта, так что на улице он стрелял уже из двух стволов одновременно и первым делом уложил двух органцов возле открытой служебной машины.

Всеобщее замешательство продолжалось. Когда мотострелки майора Никалаю, наконец, изготовились для стрельбы, им помешали курсанты военной школы, которые хватались за стволы с криком:

 Не стрелять! Там лицо подполковник!

В этой суматохе пленный завел машину и рванул вперед.

Мотострелки не хотели упустить своего пленника, да и Никалаю истошно орал: Огонь!  так что они все-таки начали стрелять. Но было уже поздно  машина удалялась, а воины, в боевой подготовке которых мытью полов и чистке туалетов уделялось гораздо больше внимания, чем учебным стрельбам, не отличались меткостью.

Органцы устремились в погоню на двух других машинах, но вернулась только одна.

Вражеский летчик не только ушел сам, но еще и захватил в плен начальника штаба Целинской военной школы.

Теперь старшим был замначальника курса в звании капитана, и он ничего не мог возразить, когда Никалаю объявил, что переподчиняет курсантов себе, и они все идут в Чайкин.

Впрочем, капитан и не собирался возражать. Он был рад, что кто-то решил взять ответственность на себя. И к тому же вспомнил, что генерал Леучинка назначил сбор у зоопарка  главным образом потому, что это было любимое место времяпровождения курсантов в увольнительных, и они все знали туда дорогу. А еще  потому что зоопарк по мнению генерала не относился к тем объектам, которые враг станет захватывать в первую очередь.

И когда капитан сказал об этом майору, тот согласился идти туда. Он тоже был не прочь передать кому-нибудь ответственность, и человек в звании генерал-лейтенанта казался ему вполне подходящим для этой цели.

32

Пока на задворках Серого Дома падали под пулями бойцы в серой форме Органов, зэки, прильнувшие к окнам в камерах, в массе своей радостно кричали Ура! при каждом удачном попадании. Многие из них были приговорены к расстрелу сами, у других смертниками были родственники, жены и дети. Чего же было ждать органцам.

В камерах было полно таких, кто легко согласился бы взять оружие, подобно генералу Казарину и его дочери, чтобы повернуть его против серых мундиров. Но когда среди наступающих появились ребята в армейской форме цвета хаки, и зэки узнали в них курсантов военной школы, восторги поутихли.

Пацанов было жалко  тем более, что среди заключенных в камере Казарина, да и в соседних тоже, преобладали армейские и флотские офицеры.

Но существовали и здравые соображения. Ведь эти пацаны пытались помочь органцам отбить Серый Дом, а зэкам меньше всего хотелось, чтобы это произошло.

Надо заметить, генерал-лейтенант Леучинка по другую сторону передовой тоже не питал больших симпатий к Органам, которые держали его в тюрьме и приговорили к смерти его семью, прежде чем выпустить его самого для отправки на фронт.

Но сторожа городского зоопарка, которые тоже проходили по ведомству Органов и держали связь с ближайшим отделением, ошеломили его сообщением о захвате гробницы Василия Чайкина.

Как это часто бывает, Леучинка мог сомневаться в современной власти и даже любовь к великому вождю Бранивою в тюрьме несколько пошатнулась  но в идее он не сомневался нисколько. И искренне разделял общее мнение, что гробницу надо отбить, отложив ради этой цели все другие дела.