Заклинатель

Но на фразе "ксеноморфная нечисть" я призадумался. Как там спросил Вэл? "Контакты с ксеноморфами были?" Причём он спросил меня, когда пытался выяснить природу моего умения видеть невидимых для остальных переселенцев призраков. Какая связь между умением видеть — и контактами с ксеноморфами? Тем более что последних чуть не напрямую называют людоедами? И ещё один предположительный вывод: Вэл сталкивался с теми самыми ксеноморфами? Ну, раз он вопросы такие задаёт?

Назад. Назад. Назад. Экран триди-визора ещё немного посветился и стемнел.

Я плохо разбираюсь в политике, да ещё перегружен информацией. Завтра, во время работы, будут часы всё упорядочить и разложить по полочкам, насколько я это смогу сделать. Думаю, Лоренс и Лидия не откажутся помочь, если у меня возникнуть вопросы. Я бы попросил Арни, но Шериф сейчас занят, ему не до психопатов, с которыми то и дело приходится возиться индивидуально.

На этой оптимистической ноте я расправил совсем уж смятую локтем подушку и, свалив на неё тяжеленную голову, уснул.

... — Бри-ис!!

Из тёмной камеры я внезапно выпал в белое от яркого света помещение.

Высокий визг, в котором я едва узнал своё новое имя, с хрипом оборвался на пределе возможностей голосовых связок. Он перерезал мне сердце и надолго оглушил.

Рядом со мной люди. Скосив глаза сначала в одну сторону, затем — в другую, я с замиранием перепуганного визгом сердца обнаружил, что стою в ряду детей-призраков. И что все они безучастно смотрят... в окно? Ну да, в окно. Как в полицейских участках, когда на тайное наблюдение за допросом приходят следователи.

О детях-призраках я забыл, едва взглянул в это окно.

В середине огромного помещения, тоже белого от освещения, застыли двое. Человек и зверь. Человек небольшого роста, в лёгком серебристом (правда, трудно сразу догадаться, что в серебристом, поскольку сейчас на нём мерцали огненные всполохи) костюме, вместо швов в котором, сияя, перебегают голубовато-белые провода, и с металлической маской на глазах. По корявой линии, спускающейся из-под маски, по шраму — я узнал парнишку, который в группе выше всех. Кажется, ему лет семнадцать. Он стоит, широко расставив чуть согнутые в коленях ноги, ссутулившись. В руках — что-то вроде кинжала и меча с тонким лезвием. Оружие скрещено перед зверем...

... из-за которого парень кажется совсем маленьким. Зверь похож на бронированную пиявку, переливающуюся цветами бензиновой лужи — от желтовато-зелёного до чёрно-синего, с неожиданной деталью — с чудовищными крабьими клешнями чуть ниже оскаленной морды. Если бы зверь не стоял в метрах трёх от мальчишки, то здорово нависал бы над ним, точно вставшая на дыбы легковая машина.

На обычный человеческий взгляд они просто стояли. Скульптурная группа. Но что творилось между ними на расстоянии этих трёх метров ментально!

Со зверя словно бешеный пот стекал — чёрно-багровый, который мгновенно превращался в направленный поток и рушился на мальчишку. Если бы тот не выставлял жёсткий щит холодно-алого цвета, собиравшегося в скрещенье оружия. Сам мальчишка, от головы до пояса, почти пропадал в стремительных оранжевых струях, которые преображались в алые к моменту выхода на оружие.

Ментальная звериная ярость разбивалась о небольшой, но крепкий ментальный щит человека и опадала чёрными космами, а те, не достигнув пола, оплывали в бледные, призрачные дымки и пропадали.

Взрослых призраков нет. Дети, стоящие рядом, не шелохнутся.

Кто из них звал меня?

Видят ли они меня?

А я... себя? Опустил глаза. Руки не мои. Уж на что моё новое тело худое, но эти тонкие детские руки... И вдруг я понял. Девочка с неподвижными глазами, которая разговаривала со мной бесплотным голосом — одна за всех остальных, кто слушал мои сказки. Я... в её сознании? В её... голове? И? Сделать так, как делал до сих пор — и она поймёт, что я в её голове? Ничего больше не придумав, я смутно представил мельком виденное однажды лицо. Погасшие глаза выключенного робота.

"Только не думай — говори".

"Зачем? Зачем я здесь?"

"Зверь сейчас убьёт Винсента. Счёт идёт на секунды. Придумай что-нибудь. Ты взрослый. Ты знаешь больше нашего".

Девочка не сводила глаз с поединка.

Я?! Придумать?! Она сошла с ума?! Или думает, если я рассказываю сказки... "Счёт идёт на секунды".

"Почему зверь убьёт Винсента? Они же одинаково сопротивляются!"

"У Винсента кончаются силы. Зверь сейчас сделает шаг — и... Есть одно "но". Если Винсент победит, ему придётся драться с двумя такими. Брис, придумай что-нибудь!"

"Первое, что приходит на ум, — передача энергии. Вы можете такое сделать?"

Бронированная пиявка сжалась и подтянулась ближе к Винсенту. Сделала шаг.

"Я не знаю..."

Вспомнив, как в школе домашних экстрасенсов нас учили передавать энергию на расстояние, я с отчаянием сказал: "Попробуйте смотреть на оружие Винсента, вкручивая энергию в его защиту. Воронкой. Слева направо". И подумал: одна надежда только на то, что если даже нам, простым смертным, плохо тренированным, удавалось прочувствовать прилив энергии после таких упражнений, то у этих специально обученных ребятишек должно получиться что-то очень ощутимое.

И вздрогнул, когда малыш рядом начал поднимать руку.

"Опусти! Вэл увидит, заподозрит!" — предупредила девочка.

Значит ли это, что она передала детям мой совет? И малыш, растерявшись, принялся было передавать энергию с помощью пальцев? Так легче сконцентрироваться, по себе знаю. Впрочем, незачем спрашивать.

Покачнувшийся было, Винсент снова утвердился на ногах, а его ментальный щит засиял ослепительно-белым светом, заставившим пиявку отпрянуть. И, чёрт бы его... но мальчишка сумел использовать единственный шанс — единственную секунду, когда можно было разрушить собственный щит и ударить мечом, кинувшись на ослеплённого зверя. Он даже не ударил — метнул пылающее концентрированной энергией оружие в ощеренную пасть бронированной морды. Чудовищная пиявка окаменела, будто прислушиваясь к себе. Чёрно-багровая муть вокруг неё быстро рассеивалась в воздухе. Винсент подпрыгнул и, оттолкнувшись от пола, взлетел на её голову, где и погрузил кинжал в то, что можно назвать её загривком.

Она обвалилась с грохотом, который нетрудно было услышать в воображении, и Винсент уже успел соскочить с падающей туши и вроде бы даже собрался схватиться за оружие, торчащее из её пасти...

"Брис! Что делать, чтобы он не..."

Винсент оглянулся. Попятился.

"Всё. На них у нас энергии не хватит..."

И я ничего не смог сделать. Только смотреть, как твари из кошмаров, ворвавшиеся из ниоткуда в помещение, в первую же минуту убили мальчишку, а потом сожрали его.

Пока они, огрызаясь и дерясь между собой, выхватывали растерзанное мясо друг у друга, в помещении появились взрослые призраки — в своих бронетанковых скафандрах, с теми самыми десятимиллиметровыми пульсовыми лазерами, которыми пугали меня. Минут пять ожесточённой схватки — и к туше, убитой Винсентом, прибавились ещё две. После чего взрослые призраки вышли, и в помещении погас свет.

"Почему они убили этих тварей?" — хмуро спросил я.

"Чтобы держать их, нужна установка с силовым полем. Здесь, в этой комнате, её нет. Легче убить зверя, чем пытаться загнать его в силовую клетку. Тем более что этих зверей здесь много". В голос девочки снова исчезли эмоциональные нотки. Бесплотный, бесстрастный, он ужасал, потому что говорил ребёнок лет тринадцати.

"Они вас всех будут... ну..."

"Я поняла. Будут. Но не сейчас. Они поняли, что плохо рассчитали дозы стимуляторов, и будут искать новые. Ты сможешь придумать за это время что-нибудь, чтобы помочь нам?"

"Не обещаю, но попробую. И я не совсем понял, что сделал Вэл с Винсентом. Вэл заранее знал, что Винсент умрёт?"

"Да. Винсент самый сильный из нас. Был. Поэтому на нём и испробовали схватку сначала с одним, а потом с двумя. Чтобы знать, как действовать с остальными".

"Как тебя зовут?"

"Таис".

"Таис, держи меня в курсе".

"Ладно. А сейчас уходи. За нами придут и могут догадаться".

И она отпустила меня. Я открыл глаза и уставился на тусклый по-вечернему свет из коридора в тёмную пещеру моей камеры. Смотрел тупо. И всё пережёвывал одну фразу. "Держи меня в курсе". А что я мог сказать ещё?..

Внезапно глаза облило горячим — и я зарыдал от обиды и бессилия. Прикусив палец, чтобы не издавать звуков. Уткнувшись лицом в подушку. Я что-то умел — и не мог помочь детям... Мне хотелось кричать и бить кулаком по стене и по полу...

Затихнув, некоторое время я немигающе смотрел в ничто. И, постепенно успокоившись, заснул.

Утром я, наверное, выглядел здорово потрёпанным. А может, выдавали осунувшееся лицо и впавшие глаза. Лидия поглядела на меня почти испуганно, и её рука вздрогнула — как я понял, погладить меня по плечу. Даже Лоренс сочувственно спросил, не хочу ли я занять пустующее место в его камере.

Они решили, что я плакал от одиночества.

А что? Одинокий восемнадцатилетний парень... Забывший прошлую жизнь. Человек, которого чуждаются. Да, наверное, они так и решили.

Но я решил тоже. Для меня часто в прошлом пустыми были слова: "Начну жизнь с понедельника". Не знаю, какой сегодня день, но утром, несмотря на половину бессонной ночи, я встал, как обычно, рано и выполнил всё, что вспомнил из наставлений наших преподавателей из школы домашних экстрасенсов.

____________

*В. Бутусов. "На берегу безымянной реки".

11.

Плюхнувшись на мягкую кожаную подушку сиденья и захлопнув дверцу, я с опаской оглядел кабину. Всё казалось знакомым, и я успокоился.

Михал специально дождался, когда я заведу мотор, и только после этого тронул свой грузовик с места. Я видел в его зеркальце, как он постоянно оглядывается на меня. Ехать за ним было удобно, потому что думать о дороге почти необязательно. Кажется, Брис и правда умел водить машину: грузовик я вёл тютелька в тютельку по следам впереди идущей машины.

С этой мысли я перескочил на более конкретную: могу ли я воспользоваться теми навыками и умениями, которыми владел Брис? Ну ладно — грузовик. Может, у меня самого к вождению скрытый талант — точнее, нереализованный, поскольку я ещё ни разу и не думал сесть за руль? Или это влияние Бриса? Его умения?

Вчера ночью в меню триди-визора, собранном, как я понимаю, самим Брисом, промелькнуло знакомое слово — "кёкусинкай". Эта борьба мне знакома не потому, что я ею занимался. Я человек мирный. Был. Нет, просто в моём последнем выпускном классе два парня ходили в секцию кёкусинкая, и мы всем классом выбирались на их соревнования среди юниоров подбадривать и переживать за них. Хорошо выбирались, вздохнул я ностальгически: скандируя имена наших, орали так, что нас однажды чуть не попросили из зала... Как же по-настоящему называлась борьба? Кёкусинкай-карате? Да, кажется, так... Нет, ребята говорили — кёкусинкай кумите.

Похоже, проверка, оставил ли мне Брис в наследство свои навыки, будет очень лёгкой. Надо найти в современной всемирной паутине хотя бы один ролик с кёкусинкаем и попробовать повторить движения. Если они окажутся привычными для меня — значит, начну тренировки: за время моего появления в его теле организм потерял много крови и без привычных тренировок ослабел. Пища здесь, конечно, хоть разнообразием не отличается, но явно высококалорийная. Кажется, я уже прихожу в норму — Бриса. Насколько я видел себя в зеркале, парень отличался сухощавостью, и много ему не надо. Чёрт... Мне — не надо.

По ветровому стеклу сыпануло пылью и мелким камнем. Ветер сегодня посильнее вчерашнего. В автобусе по дороге на работу слышал, как обсуждали новость: должны прилететь учёные-мелиораторы. На Сцилле много подземных озёр. Хотят их заставить подняться. Даже любопытно, получится ли у них? Влажности побольше — хоть дышать можно будет. А там, если деревья поднимутся, может, и ветра поубавится.

К вопросам, множащимся с огромной скоростью, прибавился ещё один. Тот, которого мне пока не хотелось даже касаться. Дети-призраки. Оказывается, я ещё не пришёл в себя после вчерашнего. Едва вспоминал — тут же вставала перед глазами сцена убийства Винсента. Ради чего? Чтобы узнать его возможности и на их основе определять дозы стимуляторов для остальных. Наркотиков, если уж называть вещи своими именами.

Вчера я не мог спрашивать маленьких призраков о том, что мне нужно знать. На фоне смерти Винсента вопросы казались пустыми и ненужными. Сегодня до многого начал доходить сам. Дети умеют вырабатывать энергию, но сами не додумались объединиться, чтобы помочь Винсенту. Почему не додумались? Потому что их обучали только индивидуальным принципам работы с энергией. Значит, надо учить их командным... Смешно. И грустно. Я думаю так, как будто вот-вот усажу их за парты... Господи, как мальчишку жаль...

На меня снова накатило то, из-за вчера плакал. Снова захотелось выбежать в коридор и кричать переселенцам: "Они убили Винсента! Они убили одного из детей! Очередь за остальными! Что делать?! Неужели мы не можем им помочь?!"

Хорошо ещё, показались строения шахты, и я пришёл в себя, вынужденный внимательно следить за дорогой.

Грузовик Михала пропал за воротами шахты. Я притормозил и аккуратно въехал во двор. Поворот направо. Въезд в грузовую, которая похожа на крытую стоянку для автомобилей. Здесь несколько метров по тоннелю, поворот — затем подать машину назад, чтобы уже раскрытым фургоном уткнуться в платформу так, чтобы она нависала над основанием фургона. На эту платформу, как на поднос, водители каров укладывают ящики с породой, после чего диспетчер вводит платформу прямо в фургон, поднимает её край. Ящики остаются в фургоне, а платформа уезжает на место. Всё. Теперь дело за мной. По знакомому пути я возвращаюсь к выходу из шахты — и на завод по переработке, где меня встречает следующий диспетчер.

Платформ всего три. Людей мало. Водители, здесь, в помещении, работающие без капюшонов с защитой от ветра, сначала нагружают одну машину, затем переходят к следующей. Михал предупредил, что мы с ним ездим пока вместе, поэтому нагружают сразу два грузовика. Но это ещё дольше, чем обычно.

— Хочешь посмотреть? — заметив мой интерес к внутренним корпусам, спросил Михал. — Иди, прогуляйся недалеко. Загрузка будет долгой. Позову, если что.

Откинув капюшон и облегчённо вздохнув (дышать-то здесь гораздо легче: ветер дыхания не сбивает), я пока неуверенно прошёл сбоку платформы. На меня внимания не обращали. Никто, кроме Михала. Заметив, что я поймал его взгляд, он кивнул. Поэтому я уже спокойней двинулся дальше, присматриваясь к месту, откуда выезжали кары. Рассказывая вчера про шахту, Лоренс сказал, что породу собирают в кучи, но не упомянул, что эти кучи находятся в самом низу шахты. Видимо, полагал, что и так понятно. Я для себя уяснил, что кучи сначала поднимают наверх (ещё одна платформа вроде грузового лифта), а уж потом водители автокаров складируют породу в ящики. Почти конвейер.

Понаблюдав за паковкой ящиков, я обошёл лифтовую грузовую платформу и, дождавшись, когда она опустеет и снова уйдёт вниз, заглянул в открывшуюся пропасть. Пока не такая уж и глубокая. Но дух всё равно захватывает. Особенно когда стоишь на краю укреплённой — бетоном, что ли? — площадки и всматриваешься в фигурки людей, суетливо двигающихся внизу. Держась за шершавый угол сваи, я думал, что в последнее время жизнь моя похожа на эту пропасть: чем дольше вглядываешься в неё, тем глубже и непроглядней она кажется.