Шаман. Суть всех тревожных символов. Часть первая.

— Что скажет мастер? — Полюбопытствовал шаман, усаживаясь рядом с Райаном.

Тот, скрестив ноги, восседал на полу и покачивал головой, мысленно напевая, очевидно, какую-то мелодию. Глаза его смотрели то ли в пустоту, то ли в глубь самого себя. Хотя, взгляд был направлен на листы ватмана, исчерченные узорами, образами и предметами.

— О том, что на рисунках, или о том, что в рисунках?

— Просто... если есть, что сказать — скажи.

— Рука у тебя еще слаба. Но эта выставка будет жива, Лё. Если она будет. Твои картины автономны и они сами найдут себе дорогу. У них характер...

— Они злые, да?

— Лё... Их автор — Лё, хотя нарисованы они рукой Агнеса.

— Ты пагубно влияешь на мою психику... Ты постоянно поддерживаешь мое раздвоение личности!!

— И тем не менее, Агнес.

Мцибор обнял шамана рукой за талию и притянул его к себе. Уткнулся носом в шею, подбородком в плечо и сидел так некоторое время.

— Райан... — Едва слышно прошептал Лё. — Почему все так... как будто бы постоянно перед неминуемой катастрофой?

— С чего ты взял?

— У тебя сердце бьется... так... Или. Я не знаю... Ощущения. Предчувствия.

— Нет никаких предчувствий. — Резко оборвал его Мцибор, подняв голову. Глаза его вспыхнули красным и снова потемнели — точки концентрации всего черного цвета в мире. Зрачок отражал видимое, а потому казался светлее самой радужки. — Есть только вероятности. И ими можно управлять.

— Тогда убери это страшное, чтобы я перестал сходить с ума.

— Очень легко. — Мцибор сглотнул вставший в горле комок и горько усмехнулся. — Все уже сделано, родной. Все идет так, как нужно, а страх твой — лишь секундное замешательство.

Агнес взглянул в глаза вестника и быстро отвернулся. Что-то обожгло его сердце, душу, опалило изнутри и ударилось в слезные железы. Он судорожно задышал.

— Иногда ты пугаешь меня... так сильно.

— Тебе хочется убежать от меня?

— Мне хочется вытащить из тебя это...

— Оно не во мне, оно — я. Я, родной, эта выжженная пустыня, эта смола, горечь — это все я.

— Ты... — Повторил Лё тихо. — Ты вестник и только это меня пугает. Я знаю, что обнимая тебя — я обнимаю смерть, фортуну, преднознаменование, отчаянье, ужас, надежду... Это так много для меня одного. Это все в тебе — оно сильнее и...

— И поэтому все так и сложилось. Меня можно потреблять в небольших количествах. И не часто.

— Опять ты... — Агнес покачал головой. — Ты опять хочешь сказать, что ты вестник, а я привязан к своему городу только потому, что в глубине души я боюсь быть по-настоящему твоим? Тебе не кажется, что мой мнимый страх — это слишком незначительная причина для того, чтобы "все так и сложилось"?

— Все идет так, как должно идти. Мы можем очень постараться и обрубить нежелательные ветви на этом древе жизни, но мы не можем изменить все дерево целиком.

Мцибор улегся посреди раскиданных по паркетному полу листов и положил руку под голову. Другой рукой провел по спине шамана. Рука замерла где-то чуть выше поясницы... Взгляд остановился тоже.

— Райан... — Агнес не был уверен, что тот его слышит. — Почему ты... Ты первый враг всех моих депрессий, ты делаешь мою жизнь светлее... Но... только ты можешь принести в обычное утро столько фатального драматизма. — Он попытался улыбкой развеять возникший ужас, но тот не оставлял его, разрастаясь ядовитой травой внутри грудной клетки. Стебли ее тянулись в горло и он чувствовал их пряную, разъедающую горечь.

"Больно, очень больно... Но это ведь не моя боль!"

— Ты сказал, что я — фортуна. И это еще одно мое лицо. Но прежде всего я вестник. Мое появление говорит людям о смерти. И ты думаешь, что будучи рядом со мной, обнимая меня, целуя моё лицо, шею и плечи — ты не будешь чувствовать на губах ее вкус? Агнес... Родной мой. — Мцибор тяжело приподнялся на локте и прикоснулся к приоткрытым губам шамана кончиками пальцев. — Тебе НЕ кажется, что мы ходим по краю пропасти. Дело в том, что это действительно так... Никому ничего никогда не кажется. Запомни это! Ничего никому и никогда... Мы в любой момент можем рухнуть... Нет, любимый, это я могу упасть, потому что я вообще в этом мире существо лишнее. Но ведь ты упадешь за мной. А у меня единственное желание в этой жизни — чтобы ты был счастлив. И живой... Пока ты согласен балансировать со мною вместе, держать меня за руки, быть готовым ждать меня... Пока так — мне ничего не страшно. Кроме одного...

— Райан...

Мцибор чуть надавил указательным пальцем на ямку над верхней губой застывшего шамана.

— ...Кроме того, что мой ад вдруг станет нашим общим.

— Там, где ты, для меня не может быть ада. Там же ты...

Райан горько усмехнулся.

— Спасибо тебе за то, что говоришь мне это. И за то, что решил зачем-то делить со мной мой больной путь. Но пойми меня, я... Я ведь постоянно рискую тобой, ты постоянно рискуешь собой...

— Это мой выбор.

— И в этом мое счастье. Я рожден, чтобы быть одиноким, чтобы умереть в одиночестве. Ты — мой подарок небес и я даже не знаю, что же я такое сделал, что ты сейчас есть рядом, сидишь здесь, облокотившись спиной о мое бедро. Представляешь, как это много для меня? Когда ты уйдешь, это меня убьет.

— Поэтому я никогда не уйду.

Мцибор провел ребрами ладоней по лицу, запустил пальцы в волосы. Он выглядел уставшим, даже вымотанным. Лё знал, что все эти несколько минут, пока он сидел и с отчаяньем смотрел в стену, Райан делала все, чтобы вернуть себе свою боль и освободить его от нее. И ему это удалось, как всегда.

— Райан, чем ты так умудрился прогневать кого-то Там? — Вторая попытка улыбнуться далась Агнесу немного легче. — Вестник — это дурацкий статус.

— Это мое наказание и испытание. Я самый счастливый вестник, Лё. И самый несчастный... Страх, Агнес. Именно он делает людей смертными.

— Я не понимаю. — Шаман встряхнул волосами. — Ты сам постоянно говоришь, что в жизни каждого существа, кем бы он не был, могут быть исключения из правил. Почему бы не предположить, что ты — то самое исключение, которому позволили привязаться и быть от этого счастливым. Ты ведь привязан ко мне?

— Привязан, связан, весь, неотъемлемо твой.

— Тогда давай представим, что у нас получится быть счастливыми? Что твой страх напрасен, как и мой, а нас никогда не разлучат?

— Знаешь, почему вестнику нельзя привязываться к чему-либо или кому-либо? — Райан постучал пальцами по полу и резко поднялся — сел, потянулся к кружке. — Мы забыли про кофе...

— Потому что вестник в любой момент может сгореть? Ерунда, мы все смертны...

— Потому что крылья тяжелеют. — Райан усмехнулся, отпил кофе из крохотной керамической чашки. — Где бы я не находился, я всегда беру с собой всю свою любовь к тебе, а она огромна. Я знаю, что это не правильно, но не могу по-другому. Я не знаю, сколько мне осталось, я никогда не знаю, сколько мне осталось...

— Ну все, хватит! — Разозлился Лё. Повернулся, схватил Мцибора за плечи и понял, что встряхнуть того не удастся — худой вестник обладал нечеловеческой силой. Поэтому он просто сжал пальцы, впиваясь в ткань футболки ногтями. — Ты учишь меня быть счастливым и радоваться каждому мгновению и смеешь раскисать на моих глазах!

— Ну, мы же договорились, что я имею право нарушать свои же принципы. — Обессилено улыбнулся Мцибор. И вдруг засмеялся. Своим обычным искренним смехом. — Ну прости ты меня, дурака, мне же еще психиатры в детстве диагноз поставили!

— Гиперактивность?

— Ага. — Мцибор теперь вовсю улыбался. Протянул руку к лицу Агнеса, провел ладонью по выбившейся длинной пряди волос, заботливо заправил ее за ухо шамана.

— Ты меня убьешь своей активностью. Гиперактивностью. — Строго сообщил Агнес и оглянулся на дверь. Дверь была крепко заперта на защелку. — Мы будем вместе. И все выдержим. Даже твой страх.

— Когда ты так говоришь — мой страх уходит. — Умиротворенно признался вестник. И замолчал.

Лё покачал головой. Это продолжалось уже на протяжении пяти лет. Мцибор постоянно боялся его потерять, а Агнес никогда не мог понять, почему тот так упорно боится его потерять. Да, он ни раз говорил о своем праве на свободу, о своей независимости. Но, независимость, по его мнению, в том и заключалась, чтобы быть вместе и не бояться ничего понапрасну. Конечно, у Лё случались увлечения, что было естественным для любопытного и общительного молодого человека, но он никогда не давал Райану повода усомниться в том, что тот является для Агнеса самым главным и основным. Ну и что, что он никогда этого не говорил... Все можно было понять и так, а Мцибор на то и вестник, чтобы без труда угадывать о том, что творится в душах людей. Ревность? Лё никогда не понимал причин ревности Райана, ведь он неоднократно ему говорил о том, что не бросит его ни при каких обстоятельствах. Этого было уже много для самого Эгоцентризма. Он же не ревновал Мцибора, хотя и знал, что тот постоянно находится среди огромного количества людей, а с его сокрушительным обаянием, для вестника было бы не проблемой соблазнить любое понравившееся существо, кем бы оно не было. А даже, если бы Райана и заинтересовал кто-нибудь, Лё смирился бы с этим и дал ему возможность немного отвлечься. В конце концов, в первую очередь они были друзьями... Агнес был уверен в этом.

— Три часа...

— Три часа, как ты должен был быть на работе?

— Да.

Мцибор покачал головой.

— Как это безответственно с твоей стороны. — Он говорил абсолютно серьезно, от чего Лё досадливо поморщился. — Не понимаю, как Эд еще терпит это.

— Но я ведь провел с тобой это время! И у меня свои понятия об ответственности. Я знаю, когда можно переступать черту, а когда...

— Марш на работу, душа моя. — Вздохнул Райан. — Наверняка в твоей организации меня уже не выносят даже те, кто ни разу в жизни меня не видел.

— Брось, если бы без меня произошла какая-нибудь катастрофа, я бы уже давно был о ней извещен. — Махнул рукой шаман и тут же по всем законам жанра остолбенел от пролившейся в воздухе трели телефонного звонка. Мелодия относилась к группе неопределенных номеров...

Мцибор проводил его веселым взглядом, едва успев выхватить из под ног шамана кошку и чашку с остывшим кофе. Меламори недовольно завертелась в руках своего настоящего хозяина, но быстро поняла, что лучше сдаться сразу и улеглась вестнику на колено.

— Я слушаю. — Раздалось из соседней комнаты немного недоуменное. — Здравствуй, Лена.

Мцибор напрягся, но тут же укорил себя за глупость и излишний контроль. Однако в солнечном сплетении завозилась привычная ревностная тревога.

— Нет, я не могу сегодня... И завтра тоже. Но ты можешь приехать к нам, если тебе нужно поговорить... Конечно, пустят.

Мцибор Новак покачал головой, обозвал себя пароноидальным шизофреником и окончательно успокоился.

— Вербую новых сотрудников. — Гордо сообщил Агнес, появляясь в мастерской. — Мне пора на работу.

— Неужели? — Райан усмехнулся. Некоторое время фокусировал прищуренный взгляд на шамане и наконец улыбнулся. Не шаману, а каким-то своим соображениям. — Иди. — Он пожал плечами и уставился на разложенные на полу рисунки.

Агнес вздохнул и отправился в комнату. Там, придирчиво копошась в стопке одежды на подоконнике в поисках чистой рубашки, он с легкой растерянностью размышлял. Предметом его размышлений как и чаще всего за последние несколько лет, служил Райан — кому же еще занимать большую часть его головы и сердца? В последнее время его вестник все чаще и чаще погружался в глубины черной меланхолии, чем действительно пугал и без того нервного Агнеса. Агнесу казалось, что это отдаляет их друг от друга... Каждый раз, когда Мцибор Новак погружался в свои нерадостные размышления, о которых Агнес до сих пор имел самые смутные представления, ему казалось, будто между ними образуется стеклянная стена, сквозь которую даже прикосновения рук казались холодными и будто бы из тонкого стекла. Однако, с каждым таким приступом необъяснимого фатального ужаса эта стена становилась все мощнее и заметнее.

"Черт возьми, Райан, ты добьешься того, что я действительно начну тебя бояться" — Подумал Агнес раздражительно и тут же сам растерялся от собственных мыслей.

9.

Стоило шаману переступить порог родного офиса, как вся утренняя сердечная смута, осадком осевшая на дно его души и терзавшая его всю дорогу от дома до работы, молниеносно растворилась в воздухе, вместе с каким-то коротким выдохом. Просто исчезла, не простившись и ничем о себе не напомнив. В офис билось искрящееся солнце, в офисе пахло по-особому, как может пахнуть только на любимом рабочем месте — любимыми запахами. Канцелярией, кофе, озерным воздухом из приоткрытого окна.

— Кооот. — Протянул тоскливо Агнес, рушась на ближайший к двери стул. — Почему у нас ничего не случилось?

Ему хотелось полностью стереть из памяти утренний разговор и срочно отвлечься на любое, требующее внимания и азарта дело. Пусть кого-нибудь где-нибудь ритуально убьют, в конце концов... Кот пожал плечами. Он задумчиво разгадывал кроссворд в журнале и держал между зубами крекер. Гелиевое перо со скрипом ездило по глянцевой бумаге.

— Почему же не случилось. — Крекер выпал изо рта на лист журнала. — В кабинете у Эда обвалилась гардина и он забрал Ллойда в помощь.

— О-фи-геть. — Агнес вытянулся на столе и уперся подбородком в сложенные в замок руки. — А почему не тебя?

— Ты смеешься, что ли?

— Ну там, стремянку подержать.

Сергей Котц отложил ручку и серьезно уставился на лидера команды.

— Лё, что-то с тобой не так сегодня... Зачем Ллойду — и стремянка?

— И правда... — Агнес вздохнул и замолчал.

Ему сейчас же захотелось домой, где его ждал Райан, возможно — в уже приподнятом настроении. Он вообще не понимал, почему должен находиться на службе, когда ему не было никакой необходимости здесь быть, а в его квартире одиноко слонялся Мцибор Новак. Лё не мог переносить однообразия и бездействия. За несколько лет упорных попыток он так и не научился этому.

— Я, конечно, не столь чуткий маг, как ты, Крис или Валерий Михайлович, но что-то...

Агнес удивленно взглянул на Кота. Серьезный Кот настораживал куда больше, чем депрессивный Райан. Не столь часто приходилось членам первой команды наблюдать в этих кирпично-карих глазах такую нешуточную озабоченность. Хотя, чему же здесь было удивляться — их чтец, несмотря на всю свою врожденную веселость, умел читать не только древние заклинания на стенах, символы на всех существующих языках, но и застывший драматизм на лице своих коллег.

"Мир срочно сошел с ума, явно". — Констатировал шаман испуганно.

— Это "что-то" уже испарилось. — Поспешил заверить его Лё.

— Но след остался. А что произошло?

— Ничего выдающегося. Небольшой утренний разговор с Райаном о смерти, обреченности и разлуке.

— О... Ну, вы, как всегда. Ничем другим с утра не могли заняться, горе-любовники?

— Горе-любовники должны горевать. И именно этим мы и занимаемся. — Хмуро бросил Агнес.

Отпустившая его тревога будто бы вернулась. Хотя, это было чувство немного другой окраски.