| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
После такого предложения уездный страж порядка предпочел исчезнуть с глаз долой, бормоча под нос матерные ругательства в адрес наглых крестьян и борзой армейской молодежи. Более его покрытую кабаньей щетиной морду и красный нос картошкой в этот день никто не видел, скорее всего уехал в город, доносить до уездного начальства — работа у него такая собачья.
Через четверть часа крестьяне принесли штабс-капитану список, желтая старая бумага, откуда только взяли такую, для кого-то она сегодня станет приговором. Потенциальных арестантов было первоначально трое, но после обстоятельного допроса старосты и еще ряда свидетелей две фамилии вычеркнули, этим повезло. Человек мало сведущий в реалиях той эпохи вправе усомниться, как так? Крестьянское восстание подавили одной угрозой применения силы, без стрельбы, что же это бунт такой? Все дело в том, что как в те далекие времена, так и сто лет спустя власти почитали "бунтом" любую попытку крестьян хоть как-то отстоять свои права. Знаменитый наш "реформатор" при последнем царе, П. А. Столыпин дал для истории великолепный пример такого подхода: "Шапки не сняли, раком не встали? Конвой — всех посечь, зачинщиков арестовать!". И это при том, что крестьяне в ХХ-ом веке формально были свободными и даже имели некое подобие самоуправления, так чего же ждать от держиморд образца начала века ХIХ-го? Эти кадры вели себя порой как никому не подконтрольные удельные князья, для них закон был в принципе не писан, особенно по отношению к "быдлу", "черни", "хамам" — так тогда вполне официально именовали простой народ.
Бог с ними с историческими коллизиями, но Сашку озадачили весьма непростым и неприятным делом. Предстояло найти и задержать единственного "бунтовщика", им оказался тот самый однорукий солдат-ветеран, в деревне он чужак, на него и все грехи навесили. Пока шатались по деревне, разыскивая нужный дом, увязалась следом целая толпа, впереди как всегда детишки всех возрастов, за ними бабы с девками и поодаль шли мужики. Вели себя, крестьяне прямо скажем, не очень доброжелательно, особенно представительницы прекрасного пола, так и норовили поддеть острым словом, мужская половина пока угрюмо помалкивала. Комплиментов от девок и баб в свой адрес Александр выслушал немало, от классического уже "бессовестного ирода", до неизвестного ранее "хухрика". После долгих поисков, никто из сельчан не захотел им помочь, маленький отряд все же нашел нужную хату на восточной окраине села.
Хороший дом, машинально отметил он, почти как в современной деревне, только второй этаж местные аборигены не надстраивают, видимо из-за использования в качестве кровли соломы. Помнится, в Сосновке жилища местных сходу поразили его своим убожеством, не иначе без опеки барина наш мужик живет заметно богаче. Отдав свое ружье Григорию, Александр нерешительно двинулся в сени, большой полосатый котяра выскочил навстречу, прямо в ноги, зашипел и скрылся в густых зарослях мяты на огороде. Тишина, слышно только как вполголоса переругиваются на улице нижние чины с крестьянками, да за тонкой дверью в горницу причитает слабый женский голос, словно по покойнику. Он нерешительно толкнул дверь и замер:
-Заходи служба, чего встал на пороге! -донеслось из горницы.
Надо же, все многочисленное семейство в сборе, только одних детей шестеро, и остальные родственники искалеченного отставного солдата подошли простится. Этого, то он и опасался, сейчас такое начнется... Но на удивления обошлось без потасовки и даже без оскорблений, никто не хватал его за одежду и не препятствовал "исполнению долга". Мужик простился с домашними и подхватил заранее подготовленную котомку, баба попыталась было заголосить, мол на кого ты оставляешь, сгубят тебя в городе, но однорукий в момент ее оборвал:
-Цыц Маланья! Турки не убили, так чай и наши супостаты не осилят. Посижу в остроге неделю и вернусь обрат.
-Не убивайтесь вы так, у него же Анненская медаль, и значит от наказаний телесных освобожден. -Сашка попытался утешить жену солдата, но вряд ли она его поняла, столько горя и тоски было у нее в глазах, а на детей лучше не смотреть, малыши 'ревмя ревут' — так это в народе называют.
-Правду ты глаголешь унтер, да только у нашенских господ другие законы, не про нас писанные. Пошли чай спина у меня дубленая, за 15 годов эдак отделали, ровно юфть стала, выдюжу.
Никогда он так себя паршиво еще в жизни не чувствовал, пока вели под конвоем ветерана по деревенской улице, прямо на виду у крестьян. Может кому-то и понравиться такое, но Сашка в этот момент ощущал себя полицаем на службе у немцев, наверное, так же вот они забирали по приказу господ-оккупантов своих соотечественников, заподозренных в оказании помощи партизанам. Потом когда вышли из деревни и отстала, наконец, толпа провожающих селян, стало на душе полегче. По дороге старик разговорился, пояснил, в чем дело у них было, из-за чего местные мужики подняли "бунт". Прошлый год был из-за дождей неурожайный и денег на традиционную взятку уездным чиновникам у них по весне не хватило. Слуги государевы вероятно обиделись, и давай напрягать единственное в уезде село казенных крестьян всевозможными повинностями. Все лето и весну, когда день месяц кормит, бедолаги ремонтировали без перерыва дороги и мосты, копали канавы, разумеется за свой счет, без оплаты и на собственных харчах. К осени терпение лопнуло и порешили они жалобу направить к единственному крестьянскому заступнику и хранителю — царю, снарядили челобитчика с бумагой в Питер. Перехватил его исправник по дороге, и в село с инвалидной командой пожаловал, потребовал выдать автора "кляузы", пугал жестокой расправой. Для воспитания в народе уважения к закону власти любили тогда устраивали массовые порки, могли посечь все село от старого до малого, не делали исключение даже для беременных женщин. В тот раз крестьяне не дрогнули, и "представитель власти" убрался не солоно хлебавши. Полдюжины хилых солдат 'гарнизы' с ржавыми штыками должного впечатления на мужиков не произвели. Потом дед еще много чего рассказывал, как служил под началом Суворова, строгий был начальник, никому спуску не давал, не то что ваш капитан, этот вежливый, ровно с господами с темным народом разговаривает. Другой бы на его месте не потерпел и палить в толпу из ружей точно приказал, а то еще и в штыки двинул. По пути солдаты долго его расспрашивали, как воевали тогда с турками и штурмовали неприступный Измаил:
-Дедушка, а правду говорят, басурмане де тамошние пленных совсем не берут? -спросил любопытный Григорий старого солдата.
-Не скажу братец, башибузуки те зарежут нашего брата почитай сразу, так и наши казаки их тако же не жалуют и мы бывалоча прикалывали, был такой грех. -старик задумался, точно что-то вспоминая, и неожиданно добавил, -Как замирились опосля с турками, у нас цельное капральство туды за Дунай ушло, всем ведетом сбегли в ночь...
Пока так разговаривали о добрались до острога, полчаса ушло на втолковывание сонному чиновнику в тюремной конторе: кто, куда и зачем, пока наконец арестанта не приняли под роспись и не выдали положенный для отчетности документ. Нижние чины снабдили ветерана на первое время табаком и скинулись деньгами, кто сколько смог, таков местный обычай — шапка по кругу пошла. Что с одноруким солдатом стало дальше Александр так бы и не узнал, если бы не помог случай. Нет сомнения штабс-капитан Денисов составил правдивый рапорт о так называемом "бунте" в Егоровке, да только военный и чиновничий миры бесконечно далеки друг от друга как две галактики. Может и самом деле старому солдату повезет, посекут как положено розгами, помытарят допросами и отпустят домой к жене, а может выйдет ему дорога бы по этапу, прикованному к железному пруту как бунтовщику. Сколько еще будет таких исковерканных судеб на жизненном пути Сашки — неизвестно. Ясно только одно этот "золотой век России" на деле только скверно позолоченный, под тончайшим слоем дворянского счастья: "балов, салонов и милых чудачеств" скрывается ржавое железо кандалов для всех остальных.
Хмурое утро, веселая барабанная дробь рвет промозглый воздух, Александр вместе со всеми остальными нижними чинам стоит в оцеплении у эшафота, здоровенного. Это грубо сколоченный из балок и неструганных досок, помост на базарной площади уездного городка. Чиновник в треуголке и мундире со шпагой у бедра, зачитывает простуженным гнусавым голосом обвинительный приговор: 'За подстрекательство к возмущению крестьян супротив законного порядку бу-бу-бу... приговаривается означенный оставной солдат Савватий сын Фролов... взыскать причиненные казне по причине неповиновения убытки!'. Жители Егоровки теперь должны будут возместить все расходы на вызов солдат для подавления мятежа, хорошо хоть не расстреливали никого, а то бы еще уцелевшим пришлось и за патроны заплатить. Это Катенька намбер два Россию так облагодетельствовала, подсчитав однажды траты от необходимости вооруженного подавления многочисленных народных волнений, пришла к остроумному решению взыскивать эти деньги с самих крестьян. В императорском указе, отчасти прочицитированном чиновником было сказано так: 'Ежели впредь последует какая от крестьян непокорность, и посланы будут воинские команды, то сверх подлежащего по указам за вины их наказания дабы чувствительнее им было, взыскивать с них и причиненные по причине их непослушания казенные убытки'. Век золотой Екатерины... недаром пришлось тогда запретить известное матерное слово из пяти букв, поскольку народ слишком часто употреблял его для обозначения данной монаршей особы.
Раньше он по невежеству думал, что это сценическая площадка на базаре для скоморохов, а вот оказывается, какие занятные шоу здесь устраивают, только плахи с топором не хватает. Судя по воспоминаниям старожилов раньше она имелась, были и специальные колья, на которые нанизывали отрубленные головы, но после пугаческого бунта убрали подальше. Обычно подобные расправы в провинции проводятся прямо во дворе острога, но в этот раз власти решили произвести на народ 'воспитательное воздействие'. Зрелищами местные жители не избалованы, и поэтому публичная казнь является незаурядным, запоминающимся событием в жизни людей. Такие представления собирают огромное число зрителей — тысячи горожан, жителей окрестных деревень съезжались на базар задолго до экзекуции. Однорукому ветерану суворовских походов не повезло, суд не принял во внимание всех смягчающих обстоятельств дела и руководствуясь только формальными признаками вынес решение не в его пользу — виновен!
-Смотри, зачли всеж ему крест святой Анны! Так бы пятьдесят ударов кнутом получил, а не двадцать, -вслух поделился невеселыми размышлениями, стоящий рядом с Сашкой штабс-капитан, -Вот как у нас ценят заслуги перед отечеством, за орден, добытый кровью, скостили служивому три десятка плетей!
На помосте между тем суматоха: солдаты инвалидной команды и палач все никак не могут привязать преступника к 'кобылке', специальному станку для наказаний, одной руки у мужика нет, а за тело веревки по технологии захлестывать нельзя, помешают нанесению ударов. Обыватели в толпе тем временем открыто потешаются: 'Эки бестолковы нашенски Аники-воины! Даже пороть идна не могут!' После долгих препирательств, в ходе которых немало зуботычин перепало исполнителям от разгневанного начальства, собравшиеся на эшафоте сообразили под конец, и прихватили калеку за уцелевшую руку и за шею. Палач в красной рубашке привычно взмахнул кнутом, и громко выкрикнул: 'Отойди, ожгу!' Сашка смотреть на экзекуцию не стал, опустил глаза в землю, разглядывая носки своих сапог. После 'бунтовщика' из Егоровки, веселое представление продолжилось, секли розгами на "кобылке" пару пойманных накануне на базаре мелких воришек и затем какую-то молодую бабу. Она орала что есть мочи благим матом, но ни малейшего сочувствия в толпе не вызвала, а вот старого солдата собравшиеся горожане жалели, то дело слышалось что-то вроде: 'Эхма, пропал мужик то ни за грош... теперя сгниет на каторге... Сгубили ироды хорошего человека.'
Если уж быть точным, то насчет "анненовской" медали штабс-капитан немного ошибся, по закону бунтовщика против законной власти следовало еще заклеймить и ноздри выдрать, дабы на всю жизнь наука осталась. Снисхождение местных властей, скорее всего, было вызвано не соображениями гуманности, и не заслугами старого солдата перед страной — эка невидаль в России-матушке, а всего лишь отсутствием в уезде квалифицированного и опытного палача. Обычному кучеру, что по субботам сечет дворовых у "господ", такую тонкую работу поручить нельзя — он просто не справится, тут особый "талант" нужен. Не выдерживали обычно экзекуторы долго и спивались, на эту специальность всегда в России был дефицит. Измельчал со временем народишко, даже кнутобойца приличного найти нельзя, приходится нанимать кого попало. Вот и этот не то ямщик, не то пастух, не то арестанта из острога подрядили за бутылку, скорее всего — последнее. Исполнитель лупит свою жертву почем зря, как лошадь погоняет, лишь бы побыстрее закончить порученную работу. Настоящий профессионал же бьет размеренно, три удара в минуту — это если обычное наказание и преступнику надо сохранить жизнь. Тяжкое испытание, но знатоки говорят, что и женщины переносят... иногда. А вот когда избран темп — один удар в минуту, но с оттяжкой — пощады не жди, смертный приговор получается фактически, редко кто переживет такую экзекуцию, разве что уж совсем двужильный мужик попадется. Так вся эта судебно-палаческая кухня выглядит со слов штабс-капитана Денисова, ему пожалуй стоит верить, решил Александр. С одной стороны это — полковой адъютант, "правая рука" командира полка, и все юридические вопросы в его компетенции. С другой... ведь сам Иван Федорович чуть было не попал под кнут, первоначальный приговор ему изменили после того как неожиданно в "бозе почил" император Павел Первый. Своего рода амнистия вышла, как и многим тогда, вот только не до конца, не оказалось у Денисова в "верхах" заступника и про него забыли. Смягчили же наказание лишь потому, что офицеров с мало-мальским приличным образованием не хватает, а уж способные "тянуть" службу генерального штаба и совсем на вес золота ценятся.
Самое тоскливо время в солдатской жизни — долгая зима, все нижние чины вынуждены сидеть день деньской после обеда по баракам, если более податься некуда, а так чаще всего и бывает. Занятий в поле, пусть тяжелых в холодное время, но отвлекающих от всяких дурных мыслей не проводят по причине отсутствия зимней одежды. Поэтому и пик самоубийств в войсках нередко приходится на этот период. Когда в полку стали вызывать добровольцев в охотничью команду, то от желающих просто отбоя не было, хоть и предстояло ловить отнюдь не зайцев, а дичь немного покрупнее. Александр, честно говоря, не собирался в "охотники", не было у него тяги к истребления различных зверюшек, что больших, что малых. Но его и не спросили, более того назначили командиром этого сводного отряда из десяти бойцов, начальство решило, что стрелку-охотнику полезно иногда попрактиковаться по живым мишеням. Так сложилось — в это год он убил своего первого и единственного медведя, больше такую дичь промышлять ни разу не довелось. Обычно солдат в те годы не посылали для подобных мероприятий, но тут пришла заявка от уездных властей: дескать, страшный косолапый хищник истребляет скот и терроризирует крестьян и никакого сладу с ним нет.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
