— Не сомневайтесь, молодой господин. Вашу невесту буду беречь, как зеницу ока, — и вдруг всполошилась. — А кто ж за вами тут будет ухаживать? Знаете, Теодора хорошая женщина, вы обратите внимание. Но девочке, то есть, синьорине Орсеоло, конечно, присмотр нужнее.

Марта ушла, а мне нужно было придумать предлог, чтобы выехать в город — к Лауре.

Я думал, что проспал завтрак, но, увы, Марта разбудила меня загодя. Лоренцо выглядел как обычно, мне даже обидно стало. Рауль чуть ли не фехтовал вилкой и ножом, как будто видел в нем то, что не замечал я. Учителя наворачивали завтрак так, будто во сне были волами, на которых пахали.

Я решился: нет ничего более тайного, что не скрывают.

— Синьор Марко...

— Отец, — перебил господин.

— Отец, если позволите. Я давно обещал Марте брошку. Вернее, мой долг вырос до трех брошек.

Марта за моей спиной прыснула.

— Я хотел бы выехать в город, чтобы исполнить...Если осталось что-то от моего жалованья...

Я начал мямлить, с ужасом замечая недовольство на лице Марко.

— Вы мой сын и наследник, синьор Доминико. Вам положено месячное содержание. Извольте получить его у бухгалтера. И не забудьте, что ваши уроки состоятся по расписанию.

Лоренцо уткнулся смеющимся лицом в салфетку.

Марта у кого-то там тоже отпросилась, а ко мне навязалась в спутницы под предлогом: "Молодой господин не знает, какие брошки положены скромным вдовам и дуэньям".

Я, конечно, подозревал, что Марко отправил ее присмотреть за мной, но полагал, что девушка не сможет препятствовать моим действиям и будет держать рот на замке.

"Нужно верить верным", говорила мама. "Если хочешь верного — роди его. Хорошо вам, женщинам!" — смеялся отец.

Господи, как я соскучился по дому! Ничего, вот на днях поеду представлять маме невесту и ученицу — оторвусь по полной! Лучше к вечеру, когда и братья дома будут.

Я узнал дом терпимости со стороны канала по лепнине и развевающимся занавескам из окна Лауры. Я даже не подозревал, что детали так врежутся мне в память.

Наказав Марте сидеть в гондоле, я надел маску кота и постучал в дверь. Не обращая внимания на хозяйку, препятствующую мне своими расспросами, я попытался прорваться на второй этаж. Но тут подключился Исмаил. Этот вертлявый мальчик слишком много возомнил о себе. Я отпихнул его обеими руками, но неожиданно получил сдачи. Мы покатились по полу, сцепившись, как обезумевшие. Я вдруг почувствовал запах: у пацана явно была течка, и он еще пах моим Вороном!

Я бы точно перегрыз ему горло, но сверху раздался гневный окрик, и мы оба получили по голове достаточно крепко, чтобы поинтересоваться, кто там.

Я не удивился появлению рядом с Лаурой моего Ворона. Хотя моего ли?

Он держал нас за шкирки, как нашкодивших котят, а потом так же презрительно бросил на пол и ушел наверх, не желая ни выслушивать, ни оправдываться.

Лаура отпихнула ногой в вышитой туфельке Исмаила, обняла меня, прошептала на ухо:

— Жди меня в гондоле, я оденусь.

Я ждал на причале и помог прекрасной даме в маске и густой вуали спуститься в гондолу.

Счел нужным пояснить:

— Марта — дуэнья моей невесты. Я хочу сделать ей подарок. Марте. Не посоветует ли уважаемая синьора хорошую и недорогую ювелирную лавку?

— Да, я быстренько выберу и побегу — у меня еще столько хлопот! — живо сообразила Марта, поглядывая на нашу спутницу.

Лаура привела нас в действительно хороший магазин. Марта не привередничала и выбрала только одну брошку, но я настоял и купил к ней серьги и кольцо. Марта была чуть ли не в обмороке от счастья.

Мы отправили ее на домашней гондоле назад с напутствием покататься еще пару часов и подышать воздухом.

Лаура за все время не произнесла ни слова. И когда схватила меня, чтобы повести вперед, я с ужасом увидел, что рука мужская.

И тут заметил на пальце знакомое кольцо. Где были мои глаза, когда я помогал "даме" спускаться в гондолу!

Ворон приподнял вуаль и подмигнул мне.

— Ты как будто родился в юбке, — прошипел я. — Какого черта ты лезешь в мои дела?

— Я нередко пользовался маскарадом, чтобы проникнуть в некоторые дома с хорошенькими мальчиками, которым запрещали со мной водиться, — небрежно пояснил Лоренцо.

Я тут же вырвался и пошел, куда глаза глядят. И чуть было не упал в канал, если бы мне не воспрепятствовали.

Наверное, мы выглядели комично: худенький юноша плачет на груди высокой женщины — и все же продолжает вырываться, отпихиваясь всеми лапами.

Я чувствовал себя несчастным и обманутым который раз. Лучше бы я оставался жить в родной семье и зарабатывал на улицах в дождь и зной на корм для канареек и на свечи для кораблей. Мой любимый город никогда не предавал меня. И люди до недавнего времени тоже.

Было стыдно своих рыданий, и я усилием воли загнал слезы в глубину сердца.

Ворон прижал меня еще крепче и спросил:

— Ты даже не хочешь услышать ответ? Твои дела — не только твои, они наши общие. Насчет моего прошлого: ты хочешь, чтобы я врал?

— Я не хочу, чтобы ты дразнил меня своими любовными похождениями. И Исмаил — он пах тобой!

Лоренцо силой поднял мое лицо, сказал грубо:

— А что мне оставалось делать, если ты неумело оттрахал меня ночью, а хотелось большего? Завалить тебя прямо на занятиях с учителями?

Чувствуя, как снова закипают злые слезы, я ответил:

— Значит, перед Марко во время завтрака ты бы не решился? И перед твоим Раулем?

Эмоции на лице Лоренцо сменяли друг друга так быстро, что я не успевал составить новую язвительную реплику. И вдруг он надел на лицо маску спокойствия.

— Малыш, я думал в первую очередь о тебе. А ты забыл, зачем мы здесь, в этом квартале?

Я оглянулся по сторонам — и разум медленно возвращался ко мне сквозь пелену обиды и отчаяния.

— Лаура, — сказал я.

— Лаура, — тут же откликнулся Лоренцо, волоча меня за собой вдоль канала вперед, к той самой ювелирной лавке, откуда я убежал, стремясь утопиться в зловонной жиже канала. — Она не предавала тебя. Как и первый раз. Она не знала, что я ищу ту же самую женщину, что и ты. Фредерику. В отличие от тебя, я знал, что отец не просто увлечен ею. Он снял ей дом, посещал ее. И ждал рождения ребенка. Я стал искать эту женщину после того, как ты появился — и отец сказал мне о намерении усыновить тебя и объявить наследником.

Я затормозил, удерживая Лоренцо всеми силами. Можно сказать, волочился за ним мертвым грузом.

— Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, кто Лаура для тебя.

— Святая Дева! Я думал, ты спросишь об Исмаиле, — через силу улыбнулся Ворон. — Лаура — подруга моей покойной матери. Она принесла меня к порогу виллы Дожа. Детка, ей не столько лет, сколько кажется. Я не мог бы доверить тебя никому, кроме этой святой женщины. И вот... Лаура не нашла мне Фредерику — из солидарности продажных женщин. Но она нашла ее для тебя. И сказала мне.

Я молча сел на мостовую, ожидая дальнейших откровений. Но Ворон подхватил меня на руки и потащил вперед.

Я понял, как смешно и подозрительно мы выглядим со стороны, поэтому вырвался и пошел рядом. Не могу противостоять физической силе. И если мастер Рауль поможет мне стать сильнее — я буду стараться, видя, во что он превратил Лоренцо.

— И к чему этот маскарад? Хотя платье, должен сказать, идет тебе идеально. Наверное, я выглядел смешно в своих попытках сыграть роль Фредерики?

— Не кусайся, котенок, ты хорош в играх, где нет жертвы и ловца. В этой интриге положись на меня, иначе кто-то погибнет. Мы поговорим потом, когда найдем недоброжелателя в нашем доме. Потом, когда я снова украду тебя и уложу в своей спальне.

— Фу! Никогда, — я задрал нос как можно выше и чуть не упал, споткнувшись о ступеньку, ведущую в нижний квартал. "Дама" поддержала меня под локоть и уже не отпускала.

О, я знал о существовании этих кварталов. Мама предостерегала насчет посещений Нижнего города. В некоторые здания нельзя было войти иначе, как с воды.

Она плескалась и подъедала дерево входных дверей. Кое-где в дома можно было попасть внутрь через окна — прямо из гондолы. Тут был свой мир, путями сообщения в котором были маленькие юркие плоскодонки.

И здесь жила любимая синьором Марко женщина? Почему она предпочла комфорту подаренного ей дома эту утопающую, отверженную часть любимого моего города? Значит, есть что-то необычное здесь, если тут живут, рожают и...все-таки живут? И как к ним относится равнодушный к добру и злу синелицый Бог глубин? Каково во время зимних бурь им, живущим на краю мира?

Волны врываются в дома, плывут утварь и нищие пожитки, дети захлебываются в колыбелях... Зато ветер и свобода жить, как душа велит? Никто не указ?

— Вот он, дом. Первый с конца.

— И как мы туда попадем?

Лоренцо сделал красноречивый жест в сторону проплывающей мимо лодчонки. Щербатый парень лихо подогнал хлипкое суденышко прямо под наши ноги, уже вымокшие в воде.

— Молчать умеешь? — не изменяя голос, спросил Ворон.

— Я подвезу "мамочку с сыночком", куда им надобно, подожду. Такса тройная.

— Будешь молчать или пойдешь сразу же на корм рыбам, — сказал Лоренцо, спрыгнув в лодку и приставив кинжал к горлу наглеца. Я спрыгнул следом. С моим Вороном мне ничто не было страшно.

Лодочник молча заработал веслами.

Через несколько минут мы оказались у жалкого дома. Ступени подмывала вода, наверняка ее было достаточно и в прихожей, но на окнах пышно цвели выставленные на слабое солнышко герани, отороченные плескавшимися на ветру чистыми занавесками.

— Ждешь, — кратко сказал ему Ворон.

Подобрав пышные юбки, под которыми, слава Богу, оказались штаны, хлюпая по воде отнюдь не женскими туфельками, он постучал в дверь. Я уже стоял рядом. Услышал плач ребенка и просто толкнул створку.

Конечно, в прихожей стоял слой воды. Три ступеньки вели вверх, в темные помещения, воняющие мокрой штукатуркой и грибком.

Не хочу даже вспоминать.

Вернулись мы в лодку вчетвером: Ворон, подоткнувший подол, чтобы не мешал, с женщиной на руках, а я с ребенком в мокрых пеленках. С мальчиком, который устал плакать.

Все время, пока мы добирались до виллы Дожа с пересадкой из лодки в нормальную гондолу, я не переставал думать: "Почему, почему эта женщина предпочла мокрую смерть себе и сыну сытой и спокойной жизни под ладонью синьора Марко?".

А потом вспомнил слова Лоренцо, что он с семи лет знал, что Марко не признает его сыном.

И почему я не удивился, когда на белых ступенях нас встретила Марта? И с ней еще женщина, наверное, Теодора, о которой она говорила, как о своей замене в доме синьора.

Лоренцо положил женщину на мрамор и пошел наверх, на ходу отрывая юбку от платья. А я не смог, я стоял с мокрым ребенком на руках. И когда женщина — а я в доме не смог опознать в ней ту, красивую, властную, которая наняла меня для игры на маскараде — открыла глаза...Да, я увидел, как мы похожи. Умирающее сходство.

Я положил мальчишку на ее грудь. Она прижала его и протянула ко мне руку.

— Моя судьба. Мальчик мой. Не оставь.

Сверху лестницы летел Марко, но быстрее его был доктор Альберто. Они обменялись двумя словами, из которых я услышал имя Фредерика.

Я поддерживал голову женщины, чтобы она увидела любимый город, кусочек моря, небо и Марко.

У меня ее сразу отобрали — эту женщину, эти оба. Я едва успел выхватить ребенка — и тут же меня под руки потащили наверх Марта и Теодора, даже не пытаясь прикоснуться к ребенку в моих объятиях. Дитя моего Марко — я чувствовал его.

Не оглядываясь на прошлое, мы спешили к будущему.

Я сидел в теплой кухне, ничем не напоминающей мамину, большой, внезапно затихшей, в кухне, в которой меня прикармливали пирожками и поили молоком. Теперь я следил, как женщины купают малыша, заворачивают и дают мне в руки теплую бутылочку.

— Корми, твой, — стирая пальцем слезу, сурово сказала Теодора. Марта горько плакала в углу.

Оказалось, Фредерика умерла там, на ступенях.

Оказалось, доктор Альберто ее отец, и происки с листком многолетней дневниковой записи — его штучки. Он мстил за дочь, которая сама ушла от Марко, не желая расставаться с сыном.

А Марко ей об этом сразу сказал, как и матери Лоренцо. Сына, мол, заберу у тебя, продажная женщина.

Я бы возненавидел Марко, если бы не любил так сильно.

От переживаний дня, от слабости, еще не ушедшей после выздоровления, я так и заснул — в тепле, с ребенком на руках.

Никто не смог его у меня отнять, я кусался и лягался, потому что руки были заняты.

— Ополоумел от переживаний, — сказал чей-то голос. — Доктора бы ему.

— Докторов в моем доме отныне не будет, — твердо прозвучал голос синьора.

Я очнулся.

— Нужно проверить, не заболел ли ребенок, как мать, — пролепетал я.

Марко был живым, его лицо подергивалось, как будто он скрывал громадную боль.

— Я уже вызвал врача из города. Альберто уволен, и это самое лучшее, что я мог предложить, учитывая, что он дед моего сына. А ты, — взгляд переместился на меня. — Позволь взять ребенка — женщины о нем позаботятся. Ты его спас, ты и назовешь его. В зале ждет священник.

— Не я, — пришлось откашляться. — Не только я. И Лоренцо.

Мой Ворон уже в мужской одежде стоял в тени.

Синьор оглянулся и поманил сына к нам.

— Имя?

— Марко, — одновременно произнесли мы.

от 21.03.10

Отоспаться мне снова не удалось. Марта явилась вместе с Теодорой и стала рассказывать, где в моей комнате что стоит, да чем меня кормить.

Я не выдержал и рявкнул:

— Марш отсюда! Мне одеться нужно!

— Так я здесь для этого, молодой господин, — спокойно сообщила Теодора. — У меня трое сыновей, так что насмотрелась я на мальчиков до конца жизни.

— Где ребенок?

Тут уже зачастила Марта:

— Нашли ему кормилицу из наших. Просто красавица. Чистая и умная. Ох, наверное, вы ее знаете: жена Беппо из Верхнего города.

Ну вот! У моего старшего брата родился ребенок, а я даже не поздравил! Сегодня же домой!

Но еще до завтрака меня вызвал к себе синьор Марко. Не знаю, что вело меня, какое такое, возможно, слепое чувство, но я сразу прошел вперед и обнял его, сидящего у стола обеими руками, не осмеливаясь посмотреть в лицо, изломанное горем.

— Сядьте в кресло, Доминико, — разжав мои руки и легко отодвигая, сказал Марко, овладев собой. Думаю, лишь мне он позволил увидеть свои чувства, вызванные смертью Фредерики. Слава Богу, он оставался человеком и любил эту женщину. А то мне уже становилось страшно от осознания, что Дея — его единственная любовь. Такие страсти кончаются только со смертью кого-то из пары.

Мама была его парой? Но он не был ее парой. И тут — Фредерика. Жаль, что она поступила так безрассудно — умерла.

— Сегодня занятий не будет, в доме траур. Умерла мать моего ребенка. Конечно, я не признаю его официально, как и Лоренцо, потому что их матери были продажными женщинами. Вы мой единственный наследник. Вы единственный смогли найти Фредерику...моего сына. Еще немного — и было бы поздно. Я благодарен вам и признаю ваше право задать мне вопросы, касающиеся этой связи. Как и право на жизнь младшего Марко.