Великий князь (гл. 1-13)

" Да...," — подумал я, — "извечная беда России, бардак из ничего — правая рука гребёт не туда куда левая. Хотят как лучше, а получается как всегда". Между тем, натренированный в Думе к длинным речам, Родзянко продолжил, хотя и не о проблеме сложившейся на железной дороге, он заявил:

При объявлении войны у меня было такое впечатление, что министерство Горемыкина всецело поняло громадность задачи, которая возникает в виду этой войны. Хотя должен сказать что, к сожалению и против чего я всегда ратовал, оставаясь в меньшинстве, общее направление не только правительственное, но и думских кругов и даже общественных кругов, было таково, что война продлится только 6 месяцев. Это я думаю, господа, вы все помните. Мне казалось, что это положительная нелепица, потому что Германия затеяла войну не для того, чтобы в 6 месяцев добиться Эльзаса. А для того, чтобы добиться союза центральных государств (единой Европы под диктатом Германии), что потом и оправдалось. Но, к сожалению, правительство полагало, что война эта будет не длительная, что напряжение всех воюющих стран будет так велико, что война скоро кончится. Я сошлюсь, например, на мнение лидера кадетов Милюкова, который был убежден, что война будет продолжаться 8 месяцев. И в правительстве, сколько я знаю, эта точка зрения преобладала. Таким образом, все их расчеты по снаряжению и были построены вот на этом основании. Но вы помните, конечно, дни энтузиазма, 26 июля. Созыв Думы, наше заседание и прочее. Это, конечно, была вспышка патриотическая, которая засим, в силу обстоятельств, должна была замениться отношением деловым. И когда Дума была распущена, и вступило в действие правительство Горемыкина, тут уже явилась масса организационных вопросов, принципиальных, по устройству командного состава. Не до того было. В это время я много беседовал и старался убедить Горемыкина и Кривошеина. С Маклаковым (министром внутренних дел) у меня были отношения довольно рогатые. Извините за выражение. Но тех, с которыми я мог говорить, и даже со Щегловитовым немного беседовал, я предупреждал, что, по всем имеющимся данным, оставлять так это дело, в надежде, что война скоро кончится, нельзя. У нас уже тогда обнаружился недостаток снарядов. По расчету первых же боевых действий тратились такие безумные количества боевых припасов, которые не имели себе подобного. Так же было относительно обуви и одежды. Сейчас положение дел близкое к катастрофическому. Вы Михаил Александрович, своим предложением о производстве чудо-оружия, вдохнули в меня надежду, что победы будут, и положение в стране нормализуется.

На такой пассаж нужно было отвечать, и я ответил:

— Я тоже надеюсь, что "Катюши" и напалм помогут русской армии, но это не панацея от всех бед. Армии нужен крепкий тыл, а тут чёрт знает что творится. Развелось море всяких партий и движений. Понятно, что тяжело, что просчитались мы в оценке длительности войны, но делать то нечего — нужно жить и бороться за свою родину. На фронте понятно как себя вести власти, а вот в тылу как? Обеспечить народ теми же благами что и до войны страна не в состоянии. Репрессиями народ не успокоим — только злее станут люди. Демагогия и какие-нибудь указы на потребу плебсу уже вряд ли помогут успокоить общественность, а тем более профессиональных бунтарей. Остаётся только одно — обескровить самые радикальные партии. Предложить активным членам этих партий и движений новую цель. Если вы проведёте исследование национального состава руководящего звена радикальных партий, то увидите, что большинство из этих людей далеко не великороссы. Как правило, это евреи, поляки, и представители кавказского региона. Вот и нужно предложить этим людям заманчивую цель, ради которой они перестанут бороться с самодержавием. Прекратят расшатывать страну, руководствуясь принципом — чем хуже, тем лучше. А нам нужно действовать по принципу — разделяй и властвуй. В первую очередь из радикальных партий нужно выбить наиболее многочисленную когорту — и это, несомненно, иудеи. Предложим им, сосредоточится на исполнении вековой мечты еврейского народа — создание государства Израиль. Продвигать эту идею будет мой секретарь господин Джонсон. Очень удачно, что по крови он англосакс. Евреи будут думать, что эту идею поддерживает не только Россия, но и Англия, по крайней мере, часть её общественности. Россия должна поддержать эту идею на официальном уровне. По крайней мере, все будут знать, что Великий князь Михаил Александрович, сторонник создания государства Израиль.

Родзянко и князь Львов, были озадачены моим предложением, Гучков ставший уже сторонником этой идеи, воскликнул:

— Хорошее предложение и своевременное. Этим мы снимем напряжение в западных губерниях. Если евреи действительно поедут в Палестину, создавать своё государство, то можно будет забыть о таком явлении как погромы, да и о черте оседлости. Кстати и финансов у государства прибавится. Не секрет, что у еврейских банкиров очень большие деньги, а если Россия будет инициатором создания государства Израиль, то думаю, проблем с кредитами у нашего государства больше не будет.

После слов Гучкова, озадаченность его коллег по Думе ещё больше усилилась. Ещё бы, известный своим русофильством человек выступает в пользу евреев. Но как бы политические монстры не были растеряны, школа словесных баталий проявила себя. Они вступили в полемику между собой. А я сидел и внутренне усмехался над их фантазиями по поводу такого искусственно созданного государства. Над тем, что и князь Львов и Родзянко, были уверены, что еврейское государство нежизнеспособно. Князь Львов по этому поводу даже воскликнул:

— Да как жиды могут прожить одни? С кого же они будут тянуть жизненные соки? Вокруг же одни евреи, а кушать то хочется. Не поедут они ни в какой Израиль!

Когда я это услышал, то чуть не расхохотался, но силой воли заставил себя сидеть спокойно с серьёзной миной на лице. Как я мог убедить этих людей, что у Израиля после его образования всё будет нормально. Он станет самым процветающим государством на Ближнем Востоке. Эта моя внешняя серьёзность и неучастие в начавшейся словесной перепалке, был мудрый ход. Я стал как бы арбитром, который разводил спорщиков по углам и на этом зарабатывает определённый авторитет. А вот Кац не удержался и влез в эти словесные дрязги. Мотивы его были понятны — защищал парень идею создания еврейского государства. Как оказалось, он тоже это сделал правильно — в глазах этих Думских функционеров высшего звена мой секретарь оказался экспертом по еврейскому вопросу. И это послужило хорошим подспорьем в определении того кто же будет заниматься этой проблемой. Без всякого моего участия, Родзянко предложил создать независимый комитет по вопросу не только еврейства, но и других малых народов Российской империи. и председателем его назначить Джонсона. Все Думцы эту идею поддержали, а я как бы нехотя, произнёс:

— Ну что же, я согласен. Конечно, Джонсон загружен моими поручениями, но я понимаю важность вопроса взаимоотношений великороссов и малых народов империи. Поэтому согласен чтобы он занялся этими вопросами, а не моими личными делами. Повторяю личными, а не теми, которые помогут России выиграть войну. Вопрос организации производства напалма и "Катюш" так и оставляю за Джонсоном.

Кац на эти мои слова воскликнул:

— Михаил Александрович, да выпуск нового оружия стоит у меня в приоритете. Обещаю, что на эту задачу я отдам все свои силы. И она будет выполнена, тем более мне окажет помощь такой важный государственный деятель, как Александр Иванович.

Кац в своих словах чётко гнул линию, которую мы с ним разработали, а именно попытаться согласовать создание какой-нибудь общественной структуры под эгидой Думы. А уже потом где-нибудь к февралю, пользуясь политическими технологиями 21 века, перетащить властные полномочия в эту структуру. Чёрт с ним пускай эта структура называется комитетом по национальной политике, лишь бы на этом этапе поддерживалась Думой. Потом мы её распиарим, подберём хороших профессионалов, чтобы в 1917 году на неё можно было опереться, чтобы не допустить катящихся на Россию катаклизмов. Я с удовольствием слушал, как Кац распинается, описывая, каким видит этот комитет, как с его помощью он понизит градус противостояние национальных окраин и метрополии. Неожиданно мой друг отошёл от согласованной линии, высказал такое, что у меня чуть не случился нервный тик. Глядя на председателя Государственной думы, он требовательно произнёс:

— Я согласен стать председателем общественного комитета по национальной политике, но только в том случае если дума окажет ему всемерную помощь и в первую очередь с помещением, где будут размещаться службы. А этих служб должно быть достаточное количество, так как страна у нас большая и национальностей в ней много. При этом представителей этих национальностей нельзя принимать в одном помещении, могут быть эксцессы. Ненавидят некоторые друг друга: мусульмане — евреев, шииты — суннитов, осетины — ингушей и тому подобное. Люди они все горячие и не дай Бог случится поножовщина. Так, что нужно отдельное здание с придомовой территорией, где можно поместить охрану, которая в нужный момент пресекала бы межнациональные столкновения. Такое здание я знаю, оно находится в удобном месте и, в общем-то, может быть безболезненно освобождено от прежних хозяев. Это Смольный институт благородных девиц.

Родзянко на секунду задумался, а потом как мне показалось, обращаясь именно к Великому князю, спросил:

— Я не против, но куда барышень определим?

Совершенно не зная истинного положения дел с этим институтом, а находясь под впечатлением названия Смольный (Штаба будущей революции в октябре) я ответил, основываясь на логике событий происходивших в нашей с Кацем реальности:

— Да кто сейчас посещает подобные заведения? Все благородные девицы работают в госпиталях, чтобы помогать раненым. Ну а кто любит себя больше чем страну, обучаются где-нибудь в нейтральных странах на денежки богатых родителей. Конечно находясь на фронте, я не в курсе, что творится в Петрограде, но мне кажется, что дело обстоит именно так. Если всё-таки кто-нибудь из барышень проходит обучение в стенах Института благородных девиц я готов предоставить им свой дом в Петрограде. Для комитета он маловат, а вот для барышень продолжающих обучение думаю, будет в самый раз. Жена по моему поручению уезжает из Петрограда в Англию, я на фронт, так что помещение можно использовать для временного размещения Института благородных девиц. Девушки в таких заведениях, как правило, аккуратные и думаю, не повредят мою мебель, картины и столовые сервизы.

Наверное, Родзянко ожидал нечто подобное от Великого князя, он удовлетворённо кивнул и как решённое дело, заявил:

— Если Михаил Алексеевич поможет с помещением для воспитанниц Института, то не вижу проблем с занятием Смольного института комитетом по национальной политике. С градоначальником я переговорю, а с попечительским советом мы попросим связаться князя Львова. Георгий Евгеньевич, входит в попечительский совет Института благородных девиц и ему будет проще договориться, чтобы администрация Института и оставшиеся в Петрограде воспитанницы могли пользоваться, любезно предоставленным Михаилом Александровичем помещением.

При упоминании его имени князь Львов оживился и тут же заявил:

— Что же Михаил Александрович, правильно говорил, что все благородные девицы сейчас работают на благо России — или в госпиталях либо в благотворительных организациях. Я это знаю точно, так как будучи одим из председателей ЗЕМГОРА, лично распределял барышень по Петербургским госпиталям. Так что Смольный Институт сейчас практически пустой. Думаю, что если там разместится новый комитет, то это будет хорошее дело. До меня уже доходили слухи, что в здание Смольного института хотят заселиться социалисты.

Видно Родзянко и Гучков не любили социалистов, так как после сообщения князя Львова, они начали поносить эту европейскую заразу. А через несколько минут все трое думцев насели на Каца с требованием, чтобы тот быстрее организовывал комитет по национальной политике и занимал здание Смольного института. При этом обещали созданному комитету всемерную поддержку Думы. А Гучков и князь Львов персонально, пообещали финансовую поддержку всем начинаниям господина Джонсона. Одним словом, нашли мы с Кацем свою золотую жилу. Удачно пришла моему другу мысль, попытаться влезть в Смольный. Одним этим выстрелом мы убивали трёх зайцев; во-первых, изъяли у будущих революционеров место дислокации их штаба; во-вторых, вполне легально и естественно, получим в городе место, где можно будет незаметно к февралю 1917 сосредоточить воинский контингент; ну а в-третьих, на этом ещё и заработаем. А что? И Гучков и князь Львов, весьма богатые и влиятельные люди, кроме личных состояний, они председательствуют и в некоторых общественных организациях с немалыми бюджетами. А если эти люди что-нибудь обещают то, как правило, отвечают за свои слова. Дальше беседа приобрела затяжной, не очень-то интересный мне характер. Смысла что-то высиживать уже не было, можно и проколоться на незнании местных реалий. Поэтому, я, сославшись на своё самочувствие и необходимость проведения лечебных процедур, откланялся. Связь договорились держать через Джонсона который теперь будет, видится с руководством Думы часто и с завтрашнего дня начинает заниматься организацией комитета по национальной политике.

Анализ нашего первого выхода в свет мы с Кацем начали, как только вышли из кабинета Родзянко. По обоюдному мнению вроде бы нигде особо не напортачили. Правда, у моего друга были некоторые претензии к моему поведению — мол, не так себя должен вести брат императора. На это я ему парировал, что фронтовики (кем и является брат императора), гораздо ближе к народу, чем думают всякие там начитанные интеллигенты. А вот в приличном обществе, секретари никогда не перебивают своего патрона. Но это были стандартные колкости друг к другу. А если быть объективным, то никто из нас не запорол своих ролей. А ещё по обоюдному мнению, сегодняшняя встреча в Думе, является прорывом в нашем плане изменения истории. А что? Контакт с людьми, которые могут своими поступками изменить историю, установлен. Теперь только остаётся воздействовать на этих видных Думцев в нужном направлении. Ну, естественно и самим действовать, а не только рассуждать и строить планы. Никто ведь не прилетит на голубом вертолёте, чтобы отменить ссылку в Пермь — самим нужно было думать о себе. Было признано очень перспективным предложение Родзянко организовать комитет по национальной политике. Я сразу же заявил Кацу, что как только доберусь до своего корпуса, то направлю в Питер полковника Попова Николай Павловича — большого спеца по национальным взаимоотношениям и не только. Он построит всяких там Петроградских большевиков, меньшевиков и прочих эсеров, в одну линейку и заставит маршировать, под Боже царя храни. А ещё я восхитился ходом моего друга — это надо же, занять до большевиков Смольный. По крайней мере, уже этим мы изменим историю. А удержать его, думаю можно и нужно. Пришлю на охрану этого объекта пару сотен кавказцев из "дикой" дивизии и пусть хоть сам Ленин попробует их распропагандировать на нарушение присяги (клятвы), а я посмеюсь.