Ну что ж, как бы там ни было, а будем считать, что ограбление состоялось. "Мне лично вот так каэтся".
10. Почему у осла уши длинные?
Я встал с кресла, отчего пачки с глухим стуком попадали на пол, и одна из них разорвалась. Оттуда посыпались новенькие, только что напечатанные и ещё пахнущие краской, связки сотенных. Я испуганно присел и стал запихивать их обратно. Потом вдруг остановился.
"Не мандражь. Попей водички , уйми дрожь в руках. Никто тебя не видит. Кому ты нужен?"
Последнее соображение изрядно охладило меня. Я махнул рукой на свои страхи и пошёл на кухню. С наслаждением припав к крану, я сделал несколько крупных глотков. Потом набрал в чайник воды и поставил его на плиту.
"Отпраздновать бы надо!" — подмигнул я своему отражению в грязном осколке зеркала, приделанном над раковиной.
Я прошёл в комнату и присел над разорванной упаковкой.
"Эт" сколько ж получается? — стал я прикидывать. — В одной связке, судя по ярлыку, десять тысяч. Сто сотенных бумажек".
К горлу подкатил комок: таких денег я в жизни в руках не держал! Примите во внимание, что тогда шёл 1979-й год, а по тем временам и сто рублей были — ого-го! — какими деньгами (для меня, естественно)! А тут десять тысяч в одной только вот этой перепоясанной полосатым ярлыком связочке! А сколько ж тогда будет в целой упаковке?!
Я посчитал. Оказалось, что только в одной разорванной пачке — миллион рублей!!!
Мне стало не по себе. Сразу припомнились наши с Игорем чисто умозрительные и довольно часто повторяющиеся разговоры о том, как бы каждый из нас поступил, доведись ему обзавестись этим самым миллионом. Разговоры, само собой, были отвлечёнными, никакой реальной почвы под собою не имеющими. Они оставляли после себя лишь досаду на наше нескладное бытиё.
И вот он, миллион! Преспокойненько лежит у моих ног. И, к тому же, не один! Вон их сколько! Раз пачек десять и в каждой — одинаковое количество денег, то и миллионов тоже — десять?!
Я судорожно сглотнул и через силу улыбнулся: представил вдруг физиономию Игоря, когда я преподнесу ему на тарелочке с голубой каёмочкой чемоданчик с означенной суммой.
А, кстати, где он, мой "чемоданчик"-то?
Я прошёл в зал, где у меня была мастерская. Посреди захламленного помещения стоял мольберт с неоконченной картиной. Пахло красками, моментально призывая и настраивая на рабочий лад.
Нет, не до этого сейчас!
Поискав по всем закоулкам, я, всё-таки, нашёл свой заляпанный красками дипломат. Далеко не в самом лучшем месте. Забытый и запылённый, он давно не вынимался оттуда. Пластмассовая ручка давно сломалась и я заменил её на самодельную, что не раз вызывало насмешки окружающих. Ничего, в самый раз. Зато уж точно никому в голову не придёт, что такого особенного в нём лежит!
Вытурив из дипломата членистоногих квартирантов и вытерев тряпкой пыль внутри и снаружи, я стал аккуратно укладывать туда вожделенный миллион. Он там охотно разместился, даже ещё и место осталось.
Взвесил чемодан в руке: а ничего! Выдержать должен. Ручка жалобно поскрипывала под непривычным грузом: похоже, она была иного мнения.
Однако, пора и в путь! На глаза попались разбросанные по комнате упаковки с миллионами: господи, а это-то куда девать? Взгляд остановился на диване, заменявшем мне кровать. Точно!
Подняв его сиденье, я побросал туда пачки с деньгами и, придавив задницей незатейливый тайник, удовлетворённо потёр ладони: так-с! Новоявленный Остап Бендер начинает свою деятельность! Как это он там говорил? "Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!" Или не так? Ну, не важно. У нас оно начинается! Ага, вспомнил: "Лёд тронулся!" Вот как.
Тронешься тут. От одних только переживаний. Они хоть и приятные, но всё же...
Облачившись, я взял дипломат, приятно оттягивавший руку, старательно закрыл свою теперь оч-чень денежную берлогу и вышел на свет Божий. Чуть морозный воздух приятно охладил разгорячённое лицо.
На всякий случай надо сначала наведаться к Игорю домой: он жил в соседнем подъезде. Само собой, там его не оказалось. Кто бы сомневался! Постояв в раздумье на крыльце подъезда, я, всё же решил идти пешком. Развеяться немного, а то скоро совсем ногами разучусь пользоваться. Да и солнышко светило вовсю — звало в дорогу. Оно здесь совсем не такое, как в космосе. Там едкое и злое, а здесь тёплое и ласковое. Да и идти-то всего-ничего: через железную дорогу и ещё метров двести — через поле.
По дороге мне никто из знакомых, слава Богу, не повстречался. А незнакомым было как-то не до меня. Люди были ещё очень даже с хмурого спросонья и заняты каждый своими проблемами. Спешили на работу.
На работу...
"Ё-моё! — оторопело моё законопослушное "я". — А как же с работой-то?!"
Я остановился и потерянно посмотрел вслед мужику, вид которого мне со всей неумолимостью напомнил, что и я сегодня, оказывается, должен идти в первую смену! То есть, к восьми утра!
Вот это, господа-товарищи, и называется: инертность убогого мышления.
— Какая там, к чертям, работа?! — расхохотался я вдруг довольно громко. — Какая смена?!
Мужик испуганно обернулся и прибавил шагу. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы представить, что он в этот момент обо мне подумал.
Вот-вот, господа-товарищи, о таких, как я, и говорят: "законопослушный идиот". Тянет этот идиот всю свою безрадостную и серую жизнь лямку и не задумывается, хорошо это или плохо? Положено, и всё тут! А случись что-либо из ряда вон, так сразу — голову в песок.
Лакейская твоя душонка, а?! О какой работе теперь вообще можно вести речь?! В прежнем понимании, конечно. Твоя работа теперь совершенно иная — делать людей счастливыми! А не железки на заводе поганить. С этим и твои коллеги по прежней работе отлично справляются. Так что иди и назад не оглядывайся! Туда, мил друг, теперь все пути-дороги отрезаны!
Да кто бы был против?..
Справившись с минутным замешательством, я удовлетворённо хехекнул и, потешаясь над собой, бодренько зашагал через железную дорогу — прямиком к гаражам!
Игоря я застал в очень понуром состоянии. Сто процентов — очередного клиента вчера "обрабатывал"! А теперь, естественно, свет ему не мил — у дурня башка, видите ли, раскалывается!
Но, надо отдать должное, меня он встретил более-менее дружелюбно.
— Каким ветром? — Он опустился на полуразбитый ящик из-под бутылок и нервно закурил.
— Проведать тебя пришёл, — фыркнул я пренебрежительно: в мастерской сильно пёрло нитрокраской.
— Ну, тогда садись, коль пришёл, — он небрежно гыркнул по по цементному полу таким же "стулом". — В ногах, говорят, её нет, правды-то...
Я осторожно присел и поставил у ног дипломат.
— Ну, чё? — он пустил из носа струю едкого дыма. — Рассказывай, как докатился до жизни такой?
Я закашлялся и отмахнулся:
— Блин! Мало краской прёт, так ты ещё и с этой отравой! Может, на улицу выйдем? Там и побазарим.
— А чего так? — искренне удивился он. — Ворота ведь открыты, свежий воздух поступает!
— Господи! Да с такой работой, ты уж и забыл, что такое — свежий воздух!
Я намеренно подводил разговор к интересующей меня теме.
— А твоя — прям лучше! — осклабился он сквозь дымовую завесу. — Я-то хоть бабки зарабатываю, а ты что? Звал ведь я тебя? Звал! Дак нет, у тебя один ответ на всё: "Не хочу!" — передразнил он пискляво, припоминая недавний наш "деловой" разговор.
— И много ты зарабатываешь? — ухмыльнулся я.
Он вытащил из кармана кучу мятых червонцев:
— Во! Видал? Вчера подсыпали. И эту вот колымагу, — пнул он с ненавистью колесо стоявшего рядом "Жигулёнка". — Авансец! — И медленно, наслаждаясь эффектом, потряс деньгами у меня под носом: — Хошь отцеплю?
Мне стало смешно:
— Не надо.
— Вот, опять: "Не надо!" — фыркнул он. — Гордые мы! А, небось и на жратву не хватает? — Он ткнул носком туфля в мой дипломат и небрежно обронил: — Чего далеко ходить? Ты вон даже чемодан себе путёвый справить не в состоянии, а я — не, ты только послушай! — скоро тачку зацеплю!
— Конечно, нулёвую? — съязвил я, придержав рукой покачнувшийся дипломат.
— Дурной, что ли? "Нулёвую"! Да ты знаешь, сколько сейчас нулёвая стоит?.. Не-е-ет, — он мечтательно затянулся и положил ногу на ногу, при этом опять задел дипломат, теперь уже нечаянно. — Мы на старенькой. Зато отлаштую — бегать будет, как цыпочка!.. Да что ты всё за чемодан свой хватаешься?! — возмутился он, видя, что я опять придержал его рукой, чтобы в пыль не бухнулся. — Как будто у тебя там миллион! — Он взял "чемодан" за жиденькую ручку и небрежно прислонил его к стене.
— А ты проверь! — хитро прищурился я.
Но он и ухом не повёл. Только подтащил к себе газовую горелку, приспособленную им для подогревания пищи, и, кривясь от сигаретного дыма, лениво спросил:
— Чапить бум?
Меня аж подбросило:
— Мать твою! А чайник-то!
— Чего "чайник"? — в недоумении уставился он.
— Да ё-моё! Чайник поставил дома на плиту и совсем забыл о нём! Я щас!
Я выбежал на улицу и припустил вдоль гаражей.
"Вот пожара мне сейчас только и не доставало!"
Пробежав метров пятьдесят, я остановился и сплюнул с досадой:
"Вот балбес! И чего ноги бью? Браслет у нас — на кой?"
Оглядевшись, нет ли кого поблизости, я забежал за ближайший гараж и шепнул:
— Сезам, домой! Откройся!
Так и есть! Вонь на кухне стояла несусветная! Вода в чайнике давно выкипела и от стенок с громким треском отваливалась накипь.
"Вы, батенька, козёл! — "похвалил" я себя. — Чайник теперь — ни к чёрту!
И, отключив газ, я опять выпрыгнул возле гаражей.
— В сортир, что ли, бегал? — Игорь показал свой нос из-под капота машины, когда я вновь нарисовался на пороге. — А чё ж тогда:: "чайник", "чайник"...
— Та! — отмахнулся я. — По дороге вдруг вспомнил, что газ я, всё-таки, отключил.
— Стареем, — он постучал в недрах машины для порядка, покряхтел, чего-то там закручивая, и выглянул на свет Божий. — Ну чё? — Он кивнул в сторону импровизированной плиты.
— Мог бы и не спрашивать, — пожал я плечами, усаживаясь поближе к стеллажу, заменяющему его хозяину и обеденный стол, и верстак, и даже, частенько, постель.
Он приладил к горелке засиженный мухами и видавший виды чайник, похожий больше на банку из-под краски и опять "включил" свою "шарманку":
— Вовчик, а почему у осла уши длинные, не скажешь?
— Можешь не продолжать, — отвернулся я, зная наперёд всё, что он мне скажет.
— Потому что его за уши в рай тянули, а он сопротивлялся, — продолжал он проталкивать свой любимый афоризм. — Вот, как ты, — он исподлобья сверлил меня взглядом, вытирая руки промасленной тряпкой. — Сколько зову к себе, — всё "нет" да "нет"! — Он в сердцах зашвырнул тряпку в угол гаража, где валялся разнообразный автохлам, и уселся напротив меня. — Ну скажи мне, как ты собираешься жить дальше?
— Картины продавать, — невозмутимо ответил я, смотря ему прямо в глаза.
— Да кому они, на фиг, нужны, те картины твои?! — взорвался он, ударив кулаком по верстаку, отчего у меня сразу возникли ощущение, что чаепитие у нас не состоится. Но "чайник" мужественно удержался на своём ненадёжном постаменте. — Эти бабы голые, да всякая там хрень потусторонняя! Где ты дурака такого найдёшь, чтобы за это — ещё и бабки платил?!
— Да уже нашёл...
— Ну чё ты лыбишься?! — Игоря выводило из себя, что мне даже и не обидно. — Ему, видите ли, весело! В карманах ветер гуляет, а он позволяет себе такую вот роскошь — дурака валять! — Тут, видимо, до него дошло, что я только что сказал, и он резко осадил коня: — Не понял. Кого ты нашёл?
— Мецената! — Я едва сдерживался, чтоб не расхохотаться над его потугами обратить меня в свою веру.
— Ты? Мецената? — язвительно хмыкнул он. — Ну-ну! Он, конечно, тебе золотые горы обещает?
— Он не обещает, — торжествовал я. — Он платит!
— Сколько? На раз в кабак завернуть? — Похоже, он даже обиделся, уверенный, что я всё ещё Ваньку валяю.
— Да нет. Чуть побольше. — С деланно равнодушным видом я поднял с полу дипломат и положил его перед ним на стеллаж. — Вот, смотри! — Я с трудом отомкнул защёлки и театральным жестом откинул крышку.
Реакция Игоря была своеобразной. Пока я возился с замками, он с откровенной насмешкой наблюдал за моими манипуляциями, но когда он увидел содержимое дипломата, выражение его лица стало медленно изменяться: ухмылка погасла, уступив место крайнему недоверию!
— Не понял... — Способность говорить он обрёл где-то через минуту. — Ты где это... украл?
— Картина! — мстительно подбоченился я.
Он осторожно взял одну пачку, другую, оттопырил большим пальцем и проверил внутреннее содержание. Всё было в порядке. Без подвоха.
— Ну и... сколько здесь?..
— Та! — рисуясь, небрежно махнул я. — Мелочь! Лимон, по моему!
Он заворожённо смотрел на чемодан и молчал. Потом достал сигарету, закурил и медленно вышел на улицу.
— Ну и что ты собираешься с ними... делать? — наконец мрачно осведомился он, не оборачиваясь.
— Тебе отдам, — как можно проще ответил я.
— Я серьёзно...
— А я и не шучу! — Я опять сел на ящик, рискуя поцарапать задницу. — Эти деньги я правда принёс тебе.
Он отбросил недокуренную сигарету и вплотную подошёл ко мне:
— Как прикажешь это понимать?
Я выдержал его взъерошенный взгляд и ласково, как душевнобольного, спросил:
— Ты же мечтал о миллионе? Мечтал!
— Хе! Мало ли!.. Мечты те!..
— То мечты, — я мелко мстил ему за былые насмешки. — А это, как видишь, живые деньги! И принёс я их — тебе! Но только — с одним условием!
— Ну?.. — Он всё ещё не верил ни одному моему слову.
— Не "ну", а раз и навсегда бросаешь пить и эти деньги пускаешь в дело.
Он тупо смотрел мне в глаза:
— Какое ещё "дело"?
Я вдруг разозлился:
— Уж это тебе лучше знать! Своя голова, небось, за плечами! Хоть и бестолковая...
Я видел, что в его душе идёт отчаянная борьба. Глаза его постепенно увеличивались в размерах, меланхолическая поволока уступала место необычайному возбуждению.
— Вовчик... Ты чё?.. Ты это... серьёзно?...
Меня прорвало:
— Да в конце-то концов! Я что, не по-русски разговариваю?!
— Да ты не кричи... — растерянно попросил он. — Объясни мне толком...
— Чего тут объяснять?! — кипятился я. — Тебе деньги нужны?
— Глупый вопрос...
— Ну, вот и бери! Ведь, повторяю, я их тебе принёс, дурья твоя башка! Тебе!.. Вот хохма! — хлопнул я себя по коленям. — Ну ладно, я понимаю, бывает трудно занять у человека деньги, но чтобы их трудно было дать!.. Первый раз такое вижу!
В его голосе появились плаксивые нотки:
— Вовчик... Ну, ты сам посуди: ведь так... Ну... Не бывает!
— Чего "не бывает"? — опешил я.
— Да это... Чтоб не было, не было и вдруг — хлоп! — сразу миллион! Да ещё и даром!
Я сразу остыл.
— С чего ты взял, что я их тебе дарю? Я у тебя покупаю!
— Чего покупаешь? — Он испуганно оглянулся на задрипанный "Жигулёнок".
— Голову твою трезвую покупаю, вот что! Ты даже не обратил внимания на моё условие!
