Том 3. Древо Иггдрасиль

Перед этим он подошел к Мейде и ласково приобнял, подбадривая.

— Я доберусь до этого мерзавца, — сказал он так тихо, как только мог. — Все будет хорошо.

— Все и так хорошо, Ацумори-сама, — выдавила Мейда.

Аяо заметил, что она еле сдерживает слезы; похоже, нэ-сан своей истерикой все же сумела пробить ее оборону.

Аяо посмотрел на сестру — и осознал одну, очень важную вещь: нэ-сан ревновала, ревновала его к Мейде, и из ревности этой рождалась самая настоящая ненависть, и своим поступком Аяо лишь подлил масла в костер этой ненависти.

4.

Закончив, Аяо неловко развесил постиранное белье по квартире, затем — взял свой портфель, погладил Мейду по волосам, попрощался с нэ-сан, что пребывала в мрачной меланхолии — и направился в школу.

Сакура облетала, и пожухлые розовые лепестки усеяли землю. Палило солнце; Аяо пожалел, что у него нет кепки, или шляпы, или какого-либо другого головного убора. Обидно будет, если наказание для Танимуры-сенсея придется отложить из-за солнечного удара.

По пути он встретил Когу, что, судя по всему, тоже опаздывал на первый урок. Они поздоровались — "оссу, Аяо-чан", "оссу, Кога-кун" — и продолжили свой путь, теперь уже бок о бок.

Аяо пребывал не в том настроении, что разговаривать на отвлеченные темы — но Кога-кун, часто этим грешивший, был сегодня немногословен, суров и собран; будто это не Аяо, а он шел в школу, чтобы подраться с преподавателем.

Поэтому разговор пришлось начать Аяо.

— Кога-кун, как ты думаешь?...

— Я говорил, что на самом деле я гораздо младше, чем выгляжу? — перебил его Кога.

— Нет, — сбитый с толку, ответил Аяо.

— Ну так знай это, — сказал Кога и затих.

До школы они добрались в полном молчании.

5.

Класс: никаких отклонений от общепринятой схемы, никаких новшеств — прямоугольники парт, выстроенные в три ряда, массивный и неповоротливый учительский стол, рядом с ним — меловая доска, окантованная металлическим профилем; два шкафа у противоположной стены, забитые старыми учебниками и художественной литературой.

Была перемена, и класс бурно обсуждал последние новости — информация текла совершенно свободно; факты перемещались от человека к человеку, обрастая все новыми и новыми подробностями. Орино Май, размахивая линейкой, вела бурную дискуссию с Ацумори Аяо. Мейда-чан сегодня не пришла в школу, поэтому Май осмелела. Вальяжный Кейтаро Ичиру сидел на подоконнике и чему-то улыбался. Минамори Тецуна сидела, угрюмо рассматривая собственные ногти — тосковала без своей подруги Аюми, наверное.

Кацуджи Кога рисовал на тетрадном листе: человечек, еще один человечек, над ними — туча. Мило и незамысловато. Ямагата Матоко немедленно подрисовала человечкам крылья и клыки, а тучу парой штрихов превратила в мужскую задницу.

— Зачем? — возопил Кога.

Матоко удивилась.

— Это смешно, — сказала она.

— Совсем не смешно, — нравоучительно произнес Кога. — Хотя ладно, смешно. Но не очень.

Порой Матоко огорчала его.

Вздохнув, Кога поднялся со своего места и подошел к окну. Ему хотелось свежего воздуха. Кейтаро Ичиру смерил Когу злобным взглядом; не сказав ни слова, он встал с подоконника и вернулся за свою парту. Кога не знал, в чем причина такого отношения к нему; да ему и особо хотелось знать это. Кога распахнул окно, и ветер ударил ему в лицо; Кога вдыхал свежий, насыщенный кислородом воздух, и наслаждался.

Он не заметил, как сзади к нему подошла Минамори Тецуна.

— Знаешь, я бы на твоем месте сильно не радовалась, — прошипела она.

— Что? — обернулся к ней Кога.

Тецуна ухитрялась даже нелепую школьную форму носить с достоинством. Красный топик ее словно источал презрение, мини-юбка пылала гневом; желтого цвета косички самим своим существованием выражали неодобрение и негодование. Кога даже позабыл, что Тецуна ниже его чуть ли не на две головы.

У Тецуны была странная привычка — в гневе надувать щеки. Выглядело это ужасно смешно, и Кога едва сдержал улыбку.

— Я,.. — начал он, но тут в грудь его уперся палец Тецуны.

— Ты самое тупое и жестокое существо, которое я когда-либо видела, — сказала она с тихой яростью. — И не вздумай оправдываться. Все так и есть.

— Да в чем же дело? — спросил Кога кротко.

"Превосходное начало дня, — подумал Кога грустно. — Накахара-сан, мать, теперь вот Минамори Тецуна. И в чем же я так провинился перед небесами? Отказал бедному в помощи? Обворовал детский дом? Солгал? Да, была ложь, не спорю. Но не мог же я сказать Матоко-чан, что эта ее шутка — полный отстой? И я солгал, и карму свою испортил. Результат закомерен — я самое тупое и жестокое существо, которое когда-либо видела Тецуна-чан".

— Не делай вид, что не знаешь! — произнесла она зло. — Мерзавец.

— За что-то мерзавец-то? — вздохнул Кога.

Тецуна схватила его за воротник.

— Ты даже не навестил Аюми-чан в больнице! — воскликнула она. — А она ждала, когда ты придешь!

"Поразительно," — прокомментировал Кога, про себя, конечно.

— А знаешь, что сегодня произошло? — продолжила Тецуна. — Аюми-чан с утра позвонили соседи. Квартира, в которой она живет с матерью, разгромлена, везде кровь. А Накахара-сан пропала! Представляешь, каково теперь Аюми-чан? Нет, ты не представляешь! Потому что в таком случае бы уже давно был в больнице, и утешал бы ее, и держал ее за руку, ты, урод!

Тецуна отвесила ему пощечину. Звон разнесся по всему классу — и сразу двадцать пар глаз обратились к Коге.

А Тецуна, гордо вскинув подбородок, прошла к своему месту.

Кога, несколько сбитый с толку, поглаживал щеку; часть сосудов лопнула, и сейчас, наверное, по коже его расползается красное пятно. Кога смутился. Поведение Тецуны было ненормальным; и причем здесь Накахара Аюми, и он, Кацуджи Кога?

Он вспомнил о Рейко-сан — и испустил тяжелый вздох. Да, вернуть ее Аюми-чан будет сложной задачей. Сможет ли она связно выразить свои мысли? Сможет она объяснить, в чем ее проблема? Сможет ли рассказать, кто именно разгромил ее квартиру, и зачем ему это понадобилось?

"Встречайте, благородный детектив Кацуджи Кога распутывает дело, — подумал он кисло. — Детектив Кацуджи-сан, почти как торговая марка, брэнд. Куда там жалкому Эдогаве Конану!"

Ямагата Матоко смотрела на Когу с подозрением. Страдая в глубине души своей, он все же подошел к Тецуне и произнес:

— Сегодня я навещу Накахару Аюми-чан... то есть Аюми-сан. Обещаю.

"Я еще и обещать должен. В кого же я превратился?"

— Пойдем вместе, — сказала Тецуна, чуть смягчившись. — Давно уже пора.

И добавила:

— Мерзавец.

6.

Ацумори Аяо еле отделался от Май-чан; она все пыталась завести с ним разговор о вчерашнем, пускай и намеками: "Аяо-кун, ты слышал, что Накахара-сан сегодня не пришла в школу?" или же "Аяо-кун, а вот что ты думаешь о стульях?"

Аяо ответил, что о Накахаре-сан он слышал, а о стульях он думает, что они деревянные или же стальные; затем он задал Май-чан собственный вопрос — что, по ее мнению, нужно Минамори Тецуне от Коги-куна?

Май-чан отвлеклась, и Аяо воспользовался этим шансом, чтобы покинуть класс.

Он спустился вниз, в кабинет физической культуры, надеясь там встретить Танимуру-сенсея.

Школьные коридоры были измазаны в пене: Китагава Рика гонялась за своей подругой Маю, поливая ее белой струей из огнетушителя. Несколько струек перепало и Аяо. Счистив с рубашки пену, он посмотрел на замерших перед ним Рику и Маю, и изрек:

— Вы бы поосторожнее.

Девочки в унисон кивнули — и побежали дальше по коридору.

Аяо разжал кулаки.

"Еще бы немного, и я бы не удержался, — подумал он. — Не удержался бы..."

Он мечтательно прикрыл глаза, представив себе сладостную картину: Рика и Маю, перемазанные собственной кровью, рыдающие, блюющие от боли; кожа содрана, из мяса торчат сломанные кости; по телу их стекает кровь, собираясь в паху, оседая на нежной коже алыми шариками.

Аяо расслабился.

"Накахара-сан, смотрите — я умею держать себя в руках. Я ведь хороший ученик, не правда ли? Что скажете, Накахара-сан? Ах да, вас же оттрахали и убили, поэтому ничего вы мне не скажете. Жизнь порой так жестока к молодым, уверенным в себе женщинам!"

Аяо спустился по лестнице. Кабинет физической культуры; кладбище старых мячей и порванных скакалок. Как славно, что в Японии такой мягкий климат! Школа может сэкономить на полноценном спортзале, и все занятия по физкультуре будут проводиться на улице, на свежем воздухе — и лишь маленький, пропитанный потом кабинет под номером "23" будет напоминать о том, что среди предметов есть и такой, как физическая культура.

Аяо толкнул дверь и вошел внутрь. Пахло обувью и старой овцой: рядом располагалсь раздевалка, где потные, уставшие после пробежки, разминки и игры в волейбол школьники, и мальчики, и девочки, переодевались, стягивали с себя нормальную одежду, и надевали дурацкую красную форму. Аяо поморщился и зажал нос рукой.

Это здесь Танимура-сенсей посмел посягнуть на Мейду-чан, его Мейду-чан? Поразительное неуважение, буквально-таки святотатство, плевок в душу. Аяо решил, что обязательно отрежет негодяю руки — так будет правильнее.

Жаль, но в кабинете Танимуры-сенсея не оказалось. Мухи вились под потолком, лопнувшие мячи грудой валялись в углу, стоял в гордом одиночестве белый стол, и лежал на нем раскрытый журнал — а сенсея нет, будто никогда его и не существовало.

"Уволили его, что ли?" — подумал Аяо.

В самом деле, а вдруг решила Накахара-сан провести штатное сокращение, выбрала в качестве жертвы Танимуру-сенсея — и огласила свое несправедливое решение в этом же кабинете, среди спортивных плакатов и никому не нужных грамот; а Танимура-сенсей, обидевшись на жизнь, взял и изнасиловал самую младшую из своих учениц.

"Логично," — подумал Аяо, и приуныл, потому что в таком случае Танимура-сенсей был уже далеко, и настолько же далеко откладывался миг мести.

Разочарованный, Аяо покинул кабинет физкультуры.

Мейда так и останется неотомщенной?

"Не стерплю, — пробормотал он, — не стерплю, и все тут".

Он вспомнил бледное лицо Мейды-чан, ее несчастный взгляд, темную кровь, что стекала из ее влагалища — и дыхание его перехватило от гнева.

Танимура-сенсей умрет.

Аяо поднимался наверх, и ярость его постепенно нарастала — от почти что равнодушного "Ну и ладно, отрежу руки и отпущу" до гневного "Убью"; и, что самое странное, второй вариант сулил Танимуре-сенсею гораздо меньше страданий.

В коридоре, у окна, стояла Михара Касуми. Она придерживала массивную грудь рукой; черный бюстгальтер просвечивал сквозь красную ткань. Касуми с кем-то разговаривала по телефону. Она шутила, смеялась; вид у нее был счастливый.

"Касуми-чан, — отметил про себя Аяо. — Староста, глава школьного совета. Уж кто-кто, а она должна знать про Танимуру-сенсея".

Касуми-чан была предельно вежлива, приятна в общении, и никогда не отказывала в помощи. Аяо знал, что прежние его отношения с Мейдой, с нэ-сан, с Когой, с Май — были совсем другими; он ощущал это на подсознательном уровне. Но вот Касуми-чан... Нет, их точно раньше ничего не связывало. Обычный ученик, обычная староста; милые беседы в духе "Не забудь выполнить домашнее задание!" — и взаимное уважение друг к другу. Так было, и так будет до тех пор, пока их обучение в старшей школе Шико не подойдет к концу.

— Да, когда тебе будет удобно. Да, приезжай. Буду рада тебя видеть. Ну конечно же, ты не станешь стеснять меня. Пока. Целую, — закончила разговор Касуми. Сунув телефон в сумочку, она повернулась к Аяо, и выжидающе улыбнулась.

— Касуми-чан, — начал он.

Едва Аяо открыл рот, Михара Касуми высыпала на него кучу подробностей: и то, что сегодня Накахара-сан не пришла в школу, и то, что место ее временно занял Танимура-сенсей, и то, что в туалете прорвалась канализация, и то, что скоро наконец-то выборы премьер-министра, и то, что она только что закончила разговаривать со своим старым другом — "Можно сказать, осананаджими!" — и то, что друг этот немного поживет у нее, Аяо же не возражает, ведь они соседи, не правда ли?

Аяо успел выловить из этого потока нужную информацию. Теперь, в принципе, можно было развернуться и уйти. Но Касуми ждала ответа на свой последний вопрос; Аяо заверил ее — нет, конечно же, он возражать не станет. И, на всякий случай, поинтересовался насчет имени неведомого старого друга.

— Такамура Коске-кун, — сказала Касуми. — Почти как Такамура Котаро, или Такамура Казухиро. В общем, у него небольшие проблемы в семье. Будь с ним подобрее, хорошо? Он такой слабенький, такой нежный мальчик. Не обижай его, ладно, Аяо-кун?

— Не буду, — пообещал он ей.

Касуми-чан осталась позади; впереди же был директорский кабинет, где укрылся ненавистный Танимура-сенсей.

Аяо шел, размышляя о загадочном Такамуре Коске — кто это, и как может выглядеть?

Короткие черные волосы, грубые черты лица, суровый взгляд — таким предстал Такамура Коске в воображении Аяо.

"Нет, он же "нежный мальчик", — сказал себе Аяо, но все же не смог избавиться от столь навязчивого брутального образа.

Аяо остановился перед директорским кабинетом и взялся за ручку.

"Трудное решение", — подумал он и перевел дух.

А затем распахнул дверь.

7.

Танимура Реджиро восседал за директорским столом. Крепко сложенный, мускулистый, с толстой шеей и с громоздкой прической, он производил впечатление, и смотрелся намного лучше, чем Накахара-сан. Правда, Танимура-сенсей так и не снял спортивную форму, и сидел, водрузив ноги в белых кроссовках прямо на стол. В зубах его дымилась сигарета. Вопиющее нарушение школьных правил.

Да, Накахара-сан себе такого не позволяла. Поэтому, наверное, и побывал у нее во влагалище Стул-сан, отвратительный, грубый насильник. С Танимурой Реджиро Стул-сан вел бы себя намного осмотрительнее.

— Привет, уродец, — протянул Танимура-сенсей.

Ацумори Аяо осторожно прикрыл за собой дверь.

— Танимура-сенсей, у меня к вам вопрос, — сказал он. — По вашему, между прочим, предмету.

— Какой, нахуй, предмет?! — заорал вдруг Танимура-сенсей, убирая ноги со стола. — Ты сюда драться пришел, или как?

В руках его возникла бейсбольная бита — белая, тяжелая, с гладко отполированной поверхностью. Идеальный инструмент, если бы хотите разбить кому-нибудь голову.

Лишь сейчас Аяо сообразил, что он-то совершенно безоружен. Он заозирался по сторонам. Урна, забитая бумагами — не то; шкаф — не то; горшок с кактусом — не то; статуэтка Будды — и это не то! Проклятье, что же делать?

— Танимура-сенсей, — стиснув зубы, произнес Аяо. — Так можно задать вам вопрос? Боюсь, мне больше не к кому обратиться по этому поводу. Вся моя надежда — исключительно на вас.

— От страха с ума сошел, уродец? — проскрежетал Танимура-сенсей, поигрывая битой.

Одним прыжком он перемахнул через стол — лишь сверкнули его белые кроссовки — и обрушил биту на Аяо. Удар этот нельзя было уловить глазом; смазанным пятном бита метнулась сначала вверх, а затем резко вниз, рассекая воздух. Аяо еле успел увернуться. Бита опустилась на пол и оставила в пластичном линолеуме глубокий след.