Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Любая модель будущего всегда несет в себе отпечаток сегодняшней действительности со всеми ее плюсами и минусами. Научное представление, исследуя сегодняшнюю действительность, познает как раз все эти плюсы и минусы и показывает преобладающие тенденции. Опираясь на такое знание, общество может влиять на условия, порождающие минусы, негативные тенденции, и, таким образом, может изменять действительность, условно говоря, "создавать" свое будущее, — Альберт на мгновение остановился, сделал глубокий вздох и продолжил. — Всякая же идеологическая схема будущего, опирается не на знание действительности, а еще до подобного знания, заранее, на основе прежних представлений о прошедшей действительности создает образ будущего, который всегда есть образ приукрашенной или искаженной прошлой действительности. Потому идеология постепенно превращается в искусство идеалов, оказывающихся на поверку иллюзиями, оформленными пустышками в сознании.
— Выходит, ты меня призываешь не прислушиваться вообще ни к какой идеологии? А как же твоя идеология, твой антигосударственный настрой? Ведь это тоже какая-то идеология. Значит, не слушать и тебя?
— Не о том речь, Аркад. Всякая идеология, направляющая свою энергию не на изучение истории существовавших идей, а на создание, как любят говорить идеологи, журналисты и политики, концепций будущего развития общества, становится неизбежно реакционной. Как и любая иная форма познания окружающего мира, идеология ограничена пределами своего собственного предмета познания, выход за которые превращает ее из положительного знания об идеях в реакционную утопию. Это ты должен был бы знать из курса об идеологических утопических идеях прошлого. А мое мироощущение и соответствующие поступки никакого отношения к идеологии не имеют.
— Да, ты меня озадачил, Альберт! Я как-то раньше об этом не очень задумывался. Я всегда предполагал, что без планов на будущее, в идеале, жить нельзя, особенно государствам. И хотя я часто скептически выслушиваю разные поучения по визору — нет, конечно, нельзя сказать, что я великий критик генеральных идей — но, в общем, я считал, что основная линия развития общества, уходящая в будущее, идеологами нарисована достаточно правдиво и убедительно.
— Аркад, от всякой концепции требуется проверка ее опытом на ее достоверность и истинность. Точно так же, как сейчас мы проделываем это с твоими уникальными способностями. К идеологической же концепции будущего такоге требование поставить невозможно. Знаешь, почему? Потому что будущее как целостность находится за рамками нашего опыта, хотя и имеет, должно иметь в нынешней нашей действительности некоторые свои признаки в виде тенденций. Поэтому всякую подобную концепцию всегда можно отнести к науке только как рабочую гипотезу, не более того. И наряду с другими рабочими гипотезами необходимо провести общественную экспертизу, поскольку она касается самой жизни людей. А вот общественной экспертизы как раз и не получается в силу государственных ограничений, цензуры, интересов политиков и тому подобного. Всякая новая свежая идея, новое открытие, изобретение возводится в ранг государственных приоритетов, подвергается засекречиванию и преподносится публике как обеспечение национальных интересов. Какие это, к черту, национальные интересы, если от меня, представителя этой нации, скрывают сведения, касающиеся моего будущего! Это интересы ничтожной кучки грязных политиков, и ничего более.
Альберт перевел дух от возмущения, переполнявшего его, и закончил:
— Наше любимое государство действует на наше же благо! И вот эти интересы кучки политиков официальной идеологией, а вслед за ней и многими журналистами возводятся в ранг истинных принципов, правильных концепций, под которые мы должны подогнать нашу с тобой жизнь.
— Пожалуй, ты прав, Альберт. А ты знаешь, из тебя вышел бы неплохой философ — ты так умеешь прочищать мозги. Удивляюсь, как я раньше об этом не думал.
— Наша нынешняя жизнь по-неволе заставит быть философом, если хочешь выжить и остаться свободной личностью, а не продавать свои мозги за комфортные условия пребывания в закрытых лабораториях.
* * *
По своей натуре Аркад был человеком достаточно мягким. Но в то же время злости против всякой несправедливости в нем было, пожалуй, больше, чем физической силы для защиты себя в обычной уличной драке. Слова Альберта растревожили источник, питающий злость. Но она не выпирала в нем наружу, как накачанные мышцы, а тихо клокотала на дне его души и лишь в определенных ситуациях давала о себе знать. В такие моменты с ним лучше было не связываться. Но он умел сдерживать себя. Вспоминая подобные нечастые моменты в своей, сравнительно еще молодой, жизни, он внутренне был горд своим умением. Ведь, в конце концов, сила человека заключается не в том, что он в состоянии уничтожить множество своих врагов и делает это; а в том, чтобы перебороть себя и властвовать над этим внутренним даром.
Очередные испытания и этот разговор его утомили. Поздно вернувшись домой, он сразу лег спать. "Завтра — никакой работы и никаких исследований, — подумал он, — пора отдохнуть, развеяться. Надо съездить на природу, выбрать какой-нибудь домик на берегу озера, порыбачить". "Да, так я и сделаю", — думал Аркад, засыпая.
На другой день, загрузившись всем необходимым для рыбалки, он отправился в ближайший пригород, где, как он знал, за небольшую плату можно было найти пристанище на сутки или двое у какой-либо пожилой пары. Добравшись до места без проблем и найдя нужный дом, Аркад всю вторую половину дня сидел с удочкой. Наловив мелкой рыбешки местному коту хозяев, он устроился на веранде этого уютного домика полюбоваться нежным закатом.
Аркад сидел в кресле, расслабившись после хорошего солнечного дня. Веранда, где стояло кресло, открывала вид на небольшую лесную поляну, за границей которой в густом зеленом лесу далее двух десятков футов ничего не было видно. А в его видениях плескалось море.
Нежный шелест небольших затухающих волн на мелком золотистом прибрежном песке. А чуть далее за ними, футов в мятидесяти от берега, густая зелень глубин, в которых перемещается бесчисленное множество различных морских обитателей. Здесь и лангуст, в испуге застывший в какой-то коралловой расщелине, выставивший из нее только клешни да длинные подвижные усы, словно отростки антенны. Огромный глупый морской попугай сиренево-желто-зеленого оттенка, перетирающий своими тупыми зубами, как тисками, коралловые отростки. А рядом, в норе, притаилась мурена, выставив наружу только голову с глазами, как у перископа подводной лодки, готовая в миг накинуться на жертву, соответствующую ее аппетиту. Здесь же в колышущейся зелени дна мелькают стайки серебристых рыбешек, любопытных, тыкающихся носом в любой движущийся предмет, соизмеримый с их размерами, но одновременно и пугливых настолько, что готовы быстро удрать от зашевелившегося камня.
Видения стали уплывать. Что-то или кто-то их разрушил. Аркад очнулся, вышел из задумчивости и почувствовал на своем правом бедре какую-то тяжесть. Как если бы он долго сидел в одном положении и от этого затекла нога. Он машинально попытался было распрямить ногу, но почувствовал не затек, а физическую тяжесть. Он окончательно пришел в себя. Взглянув на свою ногу, он увидел крупную кошачью морду, умильно поглядывавшую на его лицо и исполнявшую тихий блюз. Самое удивительное заключалось в том, что на ноге располагалась только морда. Все же тело кошки, если это была кошка, а не кот, свисало вниз, обвивая ногу словно змея. И как она держалась в таком положении, получая при этом явное удовольствие, было непонятно.
Он хотел было уже сбросить этот груз с ноги, но что-то его остановило. В мозгу проскочила искорка, сигнал; и даже не сигнал, а быстрая картинка маленьких серебристых рыбок из его предшествующего видения. Как будто бы кто-то или что-то вернуло его в кратковременной памяти к моменту, оказавшемуся нужным для кого-то. Аркаду не пришлось долго размышлять, ему достаточно было только посмотреть на кошку на своей ноге. Мурлыкая и покачивая головой сверху вниз, она как бы говорила — да, это я навеваю тебе недавние твои образы вновь, потому что они мне тоже нравятся. Наверное, надо было вчера меньше пить — мерещится черте что. "Может, похмелиться, и все пройдет", — мелькнула вдогонку мыслишка.
Кошка, или кот, не дала ему этого сделать. Поглядывая в лицо человека, она правой лапой стала поглаживать его ногу, изредка выпуская коготочки, как бы привлекая его внимание.
— Что ты хочешь, киска? — он машинально погладил ее по голове.
Кошка среагировала не адекватно. Она впилась когтями левой лапы так, что Аркад чуть не подскочил. Моментально спрыгнув с его ноги, она, порывисто дергая хвостом, отошла от него фута на три, повернулась к нему мордой, уставилась в его глаза. Ее взгляд говорил сам за себя — чего ты ждешь, пошли, мне нужно это, и ты должен это сделать. Не получив нужной для нее реакции человека, кошка вновь подошла к нему, взгорбилась, обтирая свою шерстку, обошла его ногу, отошла на шаг и вновь уставилась в его глаза, как бы приглашая его следовать за собой. И она действительно двинулась, но не в сторону двери домика, а вниз по ступенькам крыльца, в сторону лесной чащобы.
В том направлении, в футах стапятидесяти от дома, был небольшой пруд, в котором он сегодня рыбачил. Он был озадачен. Неужели это живое существо заглянуло в его видения в полудреме и позвало его? Такого не может быть. "Видимо, я действительно много вчера выпил", — подумал он. Однако это было не так. И кошка это подтвердила своими последующими действиями. Она вновь вернулась на веранду и стала лапой постукивать по его ноге. При этом она пристально смотрела в его глаза. После этих действий она слегка выпустила коготочки в его ногу, развернулась и вновь стала спускаться по ступенькам веранды, как бы приглашая за собой...
Он вспомнил недавний сон, в котором он общался с одной большой кошкой размером со среднюю собаку и еще каким-то зверем. Подробности этого телепатического общения позже, утром, Аркад уже не помнил. Только отдельные фрагменты, из которых он вывел, что животные скептически относятся к поведению людей. Волей или неволей, но люди своими якобы благими действиями приносят им больше вреда, чем пользы. Поэтому животные контактируют с людьми только в случае крайней необходимости. Сон был великолепным, хотя и не вспомнился потом весь. А здесь, наяву, без мыслей, но кошка с ним общалась. Это было удивительно...
* * *
На другой день, под вечер, вернувшись в город, Аркад стал размышлять, как использовать еще два свободных вечера. Чем занять себя завтра? Куда пойти, может, опять в какую-нибудь компанию? А может, посидеть в баре с хорошенькой девушкой? С кем? Да хотя бы с Соней!
Последний раз у них все так славно получилось, хотя вечер начинался занудно — в компании ее друзей было мало веселья. Много пили, много говорили о политике, и вечер был почти испорчен. Единственное, что его спасло, так это последующие их игры вдвоем в постели. "Завтра никаких компаний, только он и Соня", — решил Аркад.
ГЛАВА 9
"Итак, сегодня — только я и Соня", — размышлял он в поисках записной книжки. Последний раз с Соней они провели прекрасный вечер, не мешало бы повторить. Его новая подружка, которая затащила его на ту последнюю вечеринку, не была недотрогой. После скучной посиделки у ее друзей, о которой он помнил только по хозяйке дома, они полночи бродили по темным полуосвещенным улицам, изредка заглядывая в открытые ночные бары, чтобы пропустить стаканчик, а потом отправились к нему. На этот раз он решил провести вечер так же приятно, как закончился тот.
После нескольких долгих гудков Аркад собрался было уже поменять планы, но, в конце концов, в трубке зазвучал нежный голосок:
— Аркад, как хорошо, что ты дождался. Я только-только вошла. Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
Не давая ему ответить, голосок продолжал щебетать:
— Знаешь, у меня хорошая идея. На этот раз мы не пойдем к Линей. В последний раз у нее было так скучно, мужчины только о политике и говорили. У меня есть другая подруга. Сегодня у нее будет вечеринка. Там будут некоторые знакомые тебе лица, но в основном ты их не знаешь. Она очень хочет, чтобы я тебя с ней познакомила. Знаешь, среди наших друзей ходят всякие разговоры о тебе. Ты всех интригуешь. Я так счастлива! Что ты молчишь? Что ты решил?
— Так, ты же не даешь мне и слова сказать. Где это? Опять будет болтовня? Знаешь, мне хватает поучений одного моего наставника. Может, мы съездим за город вдвоем, без твоих знакомых?
— Нет, нет. На этот раз будет весело, я тебе обещаю. А потом мы пойдем к тебе, как в прошлый раз, если ты хочешь. А можем и ко мне?!
— Ладно, договорились. Во сколько и где встречаемся?
— Ты знаешь "Боэч", ну фирменный магазин с такой вывеской; это сразу за центром, направо. Там есть такая уютная улочка, почти совсем неприметная, на нее люди с окраины практически и не заходят. Вот! А подруга живет напротив этого магазина. Давай встретимся в полвосьмого на углу улицы. Надо будет зайти еще купить что-нибудь сладенького. У подруги все есть, но неудобно идти без всего. Там будет милая компания. Согласен?
* * *
Когда они вечером, наконец, встретились, погода поменялась. Душный и пыльный солнечный день сменился вечером с веселым прохладным дождиком.
Аркад не понимал, почему многим не нравится дождь. Ведь
он все делает чище. Хороший дождь очищает город и души тех, кто в нем живет. Он смывает в сознании накопившуюся грязь душных мелочных мыслишек, навевает немножко грустные, но в то же время прекрасные воспоминания. Стоит ему заморосить, как многие начинают кукситься, брюзжать на окружающих и на весь мир. Аркаду нравился дождь. Дождь, особенно такой, как этот, гармонировал с его характером благодушного скептика. В такие моменты в памяти всегда всплывали немного грустные четверостишия.
Дождь и ветер навевают
Вам тоску не человечью.
Все вам кажется не мило,
Все на свете, все на свете.
Мне спокойнее бывает.
И отрадно все в природе,
Ветерок когда гуляет,
И стучится в окна дождик.
Дождь и ветер, дождь и ветер!
На душе воспоминанья
О невыдуманных грезах,
О давно прошедших встречах.
Вот и теперь дождик навеял небольшую грусть. И они прежде, чем отправиться к подруге Сони, решили немного посидеть в тихом баре здесь же, на этой улице, полюбоваться потоками воды, смывающими уличную грязь, очищающими от дневной пыли стены и окна домов.
Несколько мгновений посвятить грустным воспоминаниям, каждый о своем, прежде чем они окунутся в шумную компанию.
Немолодой полноватый бармен машинальными круговыми движениями протирал сухой салфеткой и так блестевшую стойку, все свое внимание обратив на экран визора, откуда передавали куски записи с дневного заседания Госсовета. Кроме него в небольшом уютном помещении бара находился всего один посетитель, что-то потягивавший из стоявшего перед ним бокала и сумрачно взиравший на дождь через открытые двери бара.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |