"Долог путь до Эскобара"

Однако, откровенность — откровенностью, а есть вопросы, на которые отвечать определенно не стоит: им еще вместе работать. И никогда не знаешь заранее, где ступишь на минное поле. Поэтому Иллиан скрупулезно уточнил: — Честных ответов? Ведь на какие-то вопросы отвечать просто не захочется.

— Значит, ответ будет честный или не будет никакого, — с досадой, что приходится объяснять очевидное, отмахнулся Эйрел. — Это тебя устроит, формалист?

— Я не формалист. Я службист, канцелярская крыса и ходячая энциклопедия. — Ага, собеседник фыркнул от смеха. Досада успешно сглажена шуткой. — Кстати, это был вопрос? Да, устроит.

— Откровенно, ничего не скажешь, — улыбнулся Эйрел. — Ладно, спрашивай.

Иллиан помедлил и присел рядом на одеяло: если уж разговор доверительный, незачем перекрикиваться через всю каюту. Легко сказать, "спрашивай". Одни вопросы казались простыми, но пустяковыми, другие важными — и совершенно не предназначенными к произнесению вслух, третьи просто дурацкими... Он решил начать с простого и хоть отчасти относящегося к ситуации.

— Твоя бутылка почти полная. Зачем ты держишь ее в ящике, если не пьешь?

Форкосиган не удивился, не обиделся. В раздумьи потер пальцем губы и наконец ответил: — У меня со спиртным... особые отношения. Это лишнее, тем более в походе. А то, что эта бутылка просто есть под рукой, отбивает желание выпить. Знаешь, вот тебе аналогия. Когда я учился в Академии, мой отец-граф строго ограничивал мои карманные деньги курсантской стипендией, я старательно экономил... и как-то обнаружил, что в увольнительную просто пройтись по оружейным магазинам с полным кошельком в кармане столь же приятно, как размотать всю сумму на покупки. И вовсе не так разорительно. — Пауза: вежливое молчаливое предложение Иллиану переспросить что-то непонятное. Не переспросил? Хорошо. — Ну как, теперь моя очередь?

Иллиан кивнул. — Ага.

— Чего ты ждал, когда позволил себе поставить этот чип? И что получил на самом деле?

Да, Форкосиган попадает своими вопросами в цель с точностью снайпера, кладущего иглу за игрой в "яблочко" мишени.

— Ждал? Подвига во славу Империи и... разрешенного правилами жульничества для себя самого. Получил — необходимость постоянно тянуться вверх и стенку между мною и такими же младшими офицерами. Сослуживцы попроще, должно быть, считают меня мутантом. Но это не важно.

— Это изменилось отношение к тебе, — уточнил Форкосиган. — А ты сам изменился, как полагаешь?

— Наверное. Я стал осторожнее, и не в здоровье дело. Когда каждую свою глупость приходится помнить в подробностях, изо всех сил стараешься их не совершать. Лишь бы не увлечься и не забыть, что избежать неудачи не значит добиться успеха. — Иллиан улыбнулся. — Но пока с памятью у меня все в порядке, и я за собой приглядываю.

— Интересно. Теперь давай ты.

— Уж если мы заговорили о глупости... Вся эта мистификация может кончится чем-то очень глупым или скверным. А ты не боишься, что будешь выглядеть ду... не слишком достойно?

— Логично. — Эйрел покачал головой. — Наверное, стоит прежде всего сформулировать мои цели. Так вот, никакого намерения меряться с Форратьером по очкам у меня нет. — Безапелляционное отрицание подчеркнул символический хлопок ладонью по одеялу. — Мне все равно, и что он про меня думает, и кого в нашем поединке считает победителем. Когда я получал эту должность, мне пришлось либо сразу смириться с необходимостью терпеть Джеса, — он поморщился, как будто съел что-то очень невкусное или действительно проснулась его гипотетическая язва, — либо отказываться. А этот поганец не стоит ни моей отставки, ни ссылки в патруль.

Похоже, Эйрел Форкосиган не впервые уговаривает себя, что в тот раз смирение оказалось правильным выбором.

— Черт с ним, с дражайшим вице-адмиралом, — продолжил он, махнув рукой, — пусть на все лады склоняет мою репутацию. Врать не буду: меня это чертовски злит, тем более что и характер у меня не самый легкий, и Джес знает, куда ударить. Но! — Жестом лектора Эйрел резко воздел указательный палец. — Настоящего вреда от этого нет. Следует пресекать только две вещи: его попытки окончательно подорвать мой авторитет среди подчиненных или повредить мне физически. Так?

— Так — согласился Иллиан.

— А остальное, — со вздохом подытожил Эйрел, устало опираясь спиной о стену и явно раслабляясь после мини-лекции, — будем терпеть. Это безопаснее; ключевое слово, да, Саймон? Кстати. Лови подачу: в твоем задании речь шла именно о моей безопасности?

Нет, пожалуй, они не дошли еще до грани "ответа не будет". Ничто из объяснений Эзара не было абсолютной тайной из разряда "перед прочтением перерезать горло", а рассказать теперешнему Форкосигану о своих тогдашних сомнениях было бы только правильно.

— Сложно ответить. — Иллиан замялся и быстро поправил: — Не потому, что не хочу. Формально — да, именно о ней. А дальше я могу только перебрать варианты. Форратьер с кронпринцем — твои враги, но угрозы покушения от них вряд ли кто ждал. Я уже думаю, не мое ли присутствие провоцирует их нападать раз за разом. "Безопасность от тебя самого" — это скорее метафора. В политических интригах мой опыт невелик. На роль личного телохранителя подошел бы кто-то габаритами покрупнее. Разве что... император хотел дать тебе в качестве прикрытия человека, которому он сам может полностью доверять? Его доверие, потом твое... Вопрос доверия иногда важнее любых талантов.

— А ты обрадовался этому назначению? Победоносная кампания, медаль, повышение — так?

"Искренне. Ты договорился отвечать искренне или не отвечать совсем".

— Вовсе нет. Скорее насторожился. Во-первых, я уже знал, что на совете лорд Форкосиган выступал против эскобарского плана. Во-вторых, опасался, что ты приравняешь меня к своим политофицерам, поскольку не очень-то жалуешь шпионов. А в прямом столкновении у меня шансов нет.

— Ты меня боялся? — тихо уточнил Эйрел.

— Нет. — Иллиан пожевал губу, задумался. — Разве что, боялся не подойти? Не знаю. В общем, это новый ответ, длинный и непростой, а сейчас моя очередь спрашивать!

— Я же говорю — формалист. — Эйрел с хрустом потянулся, закинув сцепленные ладони за голову. — Давай. Ну?

— Ты сам произнес имя. — Иллиан сделался серьезным, выдержал крошечную паузу. — Джес. Адмирал Форратьер. Он тобой одержим. Это даже ревностью нельзя назвать — тут что-то пострашнее. А что ты о нем думаешь?

— Я же говорил только что... — раздраженно начал было Эйрел и смолк. Смолк так надолго, что Иллиан уже успел проклясть собственное бестактное любопытство. Джес Форратьер... да пошел он к черту! А вот разрушить из-за него только-только сложившееся доверие было бы особенно обидно. Но тут Эйрел снова заговорил:

— Ладно, я же сам обещал отвечать честно. Я Джеса терпеть не могу, презираю, придушить готов — да, все правильно. Он портит все, что мне дорого, к чему ни прикоснется. Форратьер во главе флота — хуже чумы, в буквальном смысле. Моральная зараза. — Эйрел глубоко вздохнул. — Но было же время, когда он был моим лучшим другом! Мы были когда-то... — неужели он скажет "близки"? нет, — очень похожи. Вдруг он — то, чем я мог бы стать? Напоминание о моих собственных грехах? Может, именно по этой причине ему так легко удается меня задеть. А вовсе не потому, что он, как он сам считает, мастер тонких манипуляций.

— Но не стал же, — осмелился вставить Иллиан.

— Нет, не стал, — согласился Эйрел. — Знать бы еще, где мне посчастливилось подхватить иммунитет... или где он успел набраться этой подлой безнаказанности. Нет уж. Проще утешаться мыслью, что Джес всегда был паршивцем, просто я в двадцать с хвостиком оставался олухом, ни черта не умевшим разбираться в людях. — Вздох. Потом Эйрел отмахнулся, словно останавливая собственные излияния. — Не веришь? Ну и правильно делаешь. Никогда не недооценивай Джеса Форратьера: он кто угодно, но не ничтожество. И в их с Зергом паре мозги достались ему. — Снова пауза. — Впрочем, не поздно ли я тебя учу? Ты в секретариате давно?

— Четыре года.

— Значит, имел возможность наблюдать за Форратьером во всей его красе. — Иллиан кивнул. Эйрел помолчал: то ли собираясь с духом, то ли подыскивая наиболее точную формулировку. — Джес нынче забрался так высоко, что остается только удивляться, как у него кровь носом не идет. И склонности, которые он считает нужным выпячивать, дворцовые нравы превращают в извращенную моду. Тебя это коробит?

— Да. И сильно.

— Тогда можешь сказать, насколько ты в силах отличить неприязнь к человеку от неприятия его... предпочтений? Это и есть мой вопрос.

— Стараюсь их разделять, по возможности. — Иллиан развел руками. — Все упирается в самоуважение. Предпочтения — слово-то какое нашел. Вообще-то, что такое эти предпочтения, я знаю по себе. Ну и? Значит, я сам аморален? Или Форратьер такая абсолютная зараза, что пачкает все, куда только ни посмотрит? — Иллиан помолчал, запустил пальцы в коротко подстриженную шевелюру. — Стоп, не пойдет. Тема щекотливая, вот и я все пытаюсь спрятаться за красивые слова. А отвечать надо просто: да, мне нравятся не только женщины. К сожалению, это отчасти совпадает со вкусами милорда Форратьера. Но сужу я собственные поступки по своим, а не по его меркам.

Эйрел не переспросил недоверчиво, не удивился признанию. Лишь подался вперед, на какие-то сантиметры сокращая дистанцию, и рокочущий баритон сделался самую малость тише, когда он спросил:

— И как тебе удается примирить знание о себе самом и то, что видишь в... отвратительной тебе персоне?

— С трудом, — признался Иллиан. — Сперва приходится запрещать себе самоуничижение. А потом учиться по-настоящему видеть не эту помянутую персону, а людей, которых уважаешь и ценишь. Правда, есть одна опасность: вглядевшись слишком пристально, рискуешь не отвести глаз. — Он фыркнул, — шутка это, шутка! — развел руками, потом помедлил и все же решился договорить: — От тебя — особенно. Извини.

В шутке оказалось не меньше половины правды. Даже в буквальном смысле слова разглядывать Эйрела было завораживающе любопытно: обманчиво тяжелые черты лица совершенно менялись, когда он улыбался или его взгляд загорался внезапным интересом. А почему бы и нет? Иллиан твердо и спокойно поглядел Эйрелу в глаза. Он ничего не говорил сейчас. Просто держал паузу, как держат распахнутой дверь.

Но Эйрела паузой не смутишь. Он хмыкнул, окинул Иллиана ответным взглядом и уточнил — скупо, с почти убедительной строгостью, полностью презрев игру в "вопросы-по-очереди":

— Будь добр, поясни. Это было откровенное предложение или попытка лести? Вариант с методом контроля я просто не рассматриваю.

— Предложение, — столь же лаконично пояснил Иллиан. И с пунктуальностью хорошего аналитика добавил: — Нескромное.

Очевидно, от своих штабных аналитиков адмирал Форкосиган привык получать доклады по совсем другой тематике. Эйрел внезапно поперхнулся смешком, неубедительно выдаваемым им за кашель, и спешно прикусил губу. Лицо его побагровело — от сдерживаемого хохота или накатившего смущения, сказать было невозможно. Иллиан наблюдал за эволюциями форкосигановской мимики пристально, беззастенчиво и без малейшего сострадания.

— По спине похлопать? Водички? — участливо уточнил он у кашляющего Форкосигана.

Эйрел только головой помотал. — Если бы по глотку чего-нибудь покрепче, — наконец выдавил он, — и вместе с тобой, Саймон. Жаль, что нельзя.

"Итак, что мы имеем? Эйрел. Сидит прямо на кровати, рядом, рукой подать. С расстегнутым воротом. Раскрасневшийся, немного ошарашенный и явно взбудораженный происходящим. Сильный и властный, но... не слишком. Не настолько, чтобы благоговейно трепетать и ждать, пока тебя одарят вниманием. Можно попробовать потянуться и взять самому. Например, ситуацию в свои руки."

— От тебя и так пахнет хорошим спиртным, — напомнил Иллиан. — Меня это устроит. А красный ты настолько, словно уже успел выпить. Жарко? Верхнюю пуговицу расстегнуть?

Его пальцы ловко справились с чеканным бронзовым кругляшом. А вот разрешения провести губами по шее, от края бежевого воротника гимнастерки к самому уху, он у Эйрела уже не спрашивал. Отстранился, повернул его голову к себе. Прославленный адмирал и великий Форкосиган остолбенел? Очень хорошо. Теперь повторить опыт. В губы? Наверное. Так же, как Эйрел целовал его самого позавчера, только теперь стена уже не у лейтенанта за лопатками. И покороче. Успеть полюбоваться выражением лица, смешливым изумлением, прорвавшимся сквозь обычное бесстрастие. Отодвинуться. Все, перекур.

"Молчишь, Эйрел? Ошеломленно молчишь, как будто видишь меня впервые. И уж точно не ожидал от меня инициативы. Ты же привык брать, протягивать руку сам, исходить из собственных желаний — не важно, стыдясь или едко бравируя ими. Невыигрышная стратегия. Несмотря на всю пресловутую репутацию, в твоем досье за последние годы нет записей о... личных связях. Лишь короткое уведомление "раз в несколько месяцев посещает каваран-сарай, постоянных предпочтений нет". Что это: скрытность, порядочность, самоконтроль?"

Загадка. Самый жгучий вызов любопытству Иллиана.

"Вы были фатально неосторожны с пьяными поцелуями, мой коммодор!"

* * *

Неправда, что положение личного императорского порученца, оснащенного к тому же супер-секретной электроникой, дает своему обладателю хоть какие-то преимущества. Красные лейтенантские кубики перевешивают все специальные статусы. И в толпе таких же младших офицеров, усаженных рядами в конференц-зале, лейтенант Иллиан выслушивал инструкции к будущим учениям по плановой эвакуации.

Докладывал старпом "Форхартунга" коммандер Фуше, человек обстоятельный до педантичности, какому только и можно было поручить монотонное перечисление кодовых планов, тренировочных групп и аварийных выходов. Лейтенанты и мичманы, знакомые с этой процедурой и ранее, тем не менее роптать не смели, зато находили себе способы отвлечься от скуки происходящего, каждый в меру своей изобретательности. Самые смелые, преданно глядя Фуше прямо в глаза, тем временем локтем незаметно подвигали к соседу лист бумаги: искусство письменного трепа они не успели забыть с Академии. Да, наверняка почти вся сидящая здесь молодежь имела честь выйти из стен самого престижного на Барраяре военного учебного заведения. Иллиану в их возрасте на Академию элементарно не хватило денег, слогов перед фамилией да и, чего греха таить, способностей.

Ну и что? Зато теперь на зануднейшем совещании у него было неоценимое преимущество перед страдающими от скуки лейтенантами — эйдетический чип. Ему не нужно было изучать заклепки на ближайших стенах, отсчитывая минуты до смены вахты, или рисковать недовольством старпома, тихо переговариваясь с приятелями. К его услугам был личный, глубоко законспирированный, кинозал. Кто знает, какие картинки прокручивает в памяти изобретательный лейтенант, полуприкрыв глаза? Единственной проблемой было не увлекаться, машинально делая на листе бумаги пометки "для памяти": человек знающий мог бы резонно счесть это издевательством. И еще сохранить на физиономии серьезное выражение сосредоточенности, а отнюдь не счастливую улыбку, наводящую на мысль о сытом коте и большом количестве сливок.