Хоббит, который слишком много знал

— Достаточно, — я перебил Никанора, — я действительно выгляжу старше, чем есть на самом деле. Что дальше?

— Дальше вот что. Из первого непосредственно вытекает второе: твой облик — маска.

— Это очевидное следствие, — согласился я. — Но я все еще не понимаю, почему ты считаешь меня хоббитом.

— Не перебивай. Третье. Ты читал Красную книгу?

— Конечно.

— Это был иллюстрированный экземпляр?

— Конечно же, нет! Кому интересно смотреть на картинки, изображающие разумных, которых никто не видел уже три тысячи лет? Глупо думать, что эти картинки имеют портретное сходство с оригиналами.

— Несомненно. Но эти картинки имеют портретное сходство между собой. Существуют определенные каноны изображения каждого из основных персонажей Красной книги. Гендальф — тонколицый и остроносый худощавый старик с глубоко посаженными глазами, Фродо на иллюстрациях больше похож на человека-подростка, чем на хоббита, Бильбо почему-то изображают хоббитом лет шестидесяти, хотя в описываемое время он был куда более глубоким стариком. А знаешь, как принято изображать Саурона?

— Откуда? Я же ясно сказал — я не видел иллюстраций к Красной книге.

Никанор будто не заметил упрека. Он продолжал:

— Саурона принято изображать следующим образом. Рост чуть выше среднего, телосложение атлетическое, но без чрезмерно развитых мускулов, волосы черные, прямые, длиной до воротника, нос прямой, средних размеров, глаза серые, лицо умное и гордое, одежда простая, предпочитает черные и серые тона, любит необычные аксессуары, вроде серебряной заколки в виде розы, или подкладки плаща из волчьего меха. Мне продолжать?

— Не нужно. Значит, я похож на Саурона?

— Не как две капли воды, Саурон повыше, поуже в плечах... но сходство несомненно.

Никанор подождал, пока я проникнусь этой мыслью, и продолжил:

— Зачем юному магу надевать тело Саурона? Напрашиваются два ответа. Либо маг решил показывать каждому встречному, что он твердо занимает сторону тьмы... глупое решение, если учесть, что мантикоры этого не поймут, — Никанор усмехнулся, — умертвия заточены, а мои подопечные никак не похожи на темных магов. Остается второй вариант, — Никанор сделал долгую паузу, — рекомый маг не является человеком, все люди для него на одно лицо, и он не понял, что его новый облик сходен с обликом Саурона. Я прав?

Я машинально кивнул и тут же сообразил, что этого не стоило делать. Интересно получается — с одной стороны, Никанор отвечает на мой вопрос, который я задал по праву победителя, а с другой стороны он фактически допрашивает меня непонятно по какому праву, а я непонятно почему честно отвечаю на его вопросы. Я проверил глаз орла, но он не обнаружил никаких заклинаний, направленных против меня.

— Что это за магия? — спросил я.

— Это не магия, — ответил Никанор, — это психология. Ты отвечаешь на мои вопросы, не потому что я принуждаю тебя, а потому что я задаю их так, что тебе хочется на них ответить. Это особое искусство, не имеющее к магии никакого отношения.

— Будь осторожен, — сказал я, — ведь я могу обидеться на то, что ты применяешь ко мне это искусство.

— Не беспокойся, — сказал Никанор, — любой мастер психологии умеет чувствовать настроение собеседника. Если ты соберешься напасть на меня, я пойму это раньше тебя. Так вот. Четвертое. Ты не человек. Значит, ты или орк, или гном, или хоббит. Телосложение орка сходно с человеческим, будь ты орком, ты страдал бы не от непривычности тела, а от отсутствия клыков, ты постоянно ковырялся бы в зубах, и вообще, твое поведение было бы совсем другим. Остается два варианта: гном или хоббит. Твой удар в прыжке не оставляет выбора — так дерутся только хоббиты, гномы в рукопашном бою практически никогда не отрываются от земли. Я ответил на твой вопрос?

— Мда... Скажи, Никанор, то, что ты заметил... это очевидно для любого человека?

— Нет. Обычный человек ощутил бы только некоторую несообразность в твоем облике и поведении. Думаю, только один человек из ста может связать все воедино.

Я кивнул, стараясь собраться с мыслями. Эко я лопухнулся! Надо подправить облик, незачем изображать из себя ожившую иллюстрацию Саурона. Я спешно внес в свою маску необходимые изменения, я стал ниже и шире в плечах, волосы потеряли угольную черноту и приобрели грязно-коричневый оттенок, лицо стало шире, глаза меньше, нос короче. Я спросил Никанора:

— Так лучше?

— Лучше. Но твой облик все равно привлекает внимание. Ты сложен слишком соразмерно для человека. Нужно внести какую-то неправильность, маленькое, но заметное отклонение от нормы. Такие красивые люди, каким ты представляешься, встречаются очень редко.

Я изменил форму носа, сделав его немного вздернутым и чуть перекошенным на левую сторону. Заодно я соорудил на лбу крупную родинку.

Никанор удовлетворенно кивнул:

— Теперь нормально.

Я облегченно вздохнул. С обликом разобрались. Что у нас следующее? Моргот меня раздери, я почти забыл о том, зачем сюда пришел!

— Так все-таки, почтенный Никанор, — спросил я, — здесь ли находится гнездилище мантикор?

Никанор досадливо поморщился.

— Это не гнездилище, это переносной алтарь. Он здесь.

— Проведи меня к нему.

— Ты хочешь его уничтожить?

— Естественно.

— Зачем?

— Разве тебе непонятно? Я хочу избавить Средиземье от самого большого зла, которое появлялось за последнюю тысячу лет.

— Самого большого? Ну-ну. Ты знаешь, как произошло вторжение мантикор?

— Конечно, это знает каждый, получивший полноценное образование. В 2925 году в графстве Хтон возник династический кризис, на графcкий титул претендовали два дальних родственника скоропостижно скончавшегося графа, имевшие примерно равные права на наследство. Одного претендента поддержал Ганнар, другого — Аннур. Начался дипломатический конфликт. Обе державы заслали в Хтон своих шпионов, которые занимались не только вербовкой сторонников, но и саботажем, диверсиями и прочими противозаконными действиями. В 2927 году ганнарский шпион убил барона Ренка, был застигнут на месте преступления и под пытками во всем признался. Великий Король Аннура Тубан Усатый ввел в Хтон ограниченный армейский контингент. Император Ганнара Хур Схимник подтянул к границам графства тридцатитысячную армию. Всю зиму продолжались пограничные стычки, а весной началась война. Вначале обе стороны ограничивались локальными операциями, но уже к концу лета потери воюющих держав многократно превысили возможные преимущества от присоединения Хтона. Но никто не хотел уступать: уступить означало признать поражение, а это привело бы к потере влияния в Мордоре, Мории и Дейле. Мордорские орки прислали в помощь Хуру полный хирд панцирной пехоты, морийские гномы привели такой же хирд Тубану. Обстановка непрерывно накалялась, и 11 октября началась решающая битва. Тубан сумел скрытно доставить в Хтон тяжелые артефакты, и грамотно их применить. Отвлекающий удар в центре, а затем, когда противник уже не сомневался, где развернется сражение, пятьсот тяжелых излучателей буквально выжгли пятимильный участок на левом фланге ганнарской обороны, ангмарская конница рванулась в прорыв, наступая по расходящимся направлениям, разрушая тыловые коммуникации и грозя отрезать армию от населенных районов Рохана. Гномы, поддерживаемые аннурскими рыцарями, вошли в прорыв вслед за ангмарцами, и начали расширять брешь в обороне. Пять тысяч ганнарцев оказались прижаты к Могильникам, и уже 14 октября кольцо окружения грозило замкнуться к исходу дня. Хур бросил в бой зеленых драконов, но аннурские излучатели были уже рассредоточены, а других достойных целей у драконов не было, атаковать с воздуха пехоту и конницу глупо — драконы погибнут быстрее, чем сумеют причинить врагу заметный ущерб. В общем, поражение Ганнара было неминуемо, и в этот момент неизвестно откуда появились мантикоры.

— Позволь, я тебя немного поправлю, — мягко произнес Никанор, дождавшись, когда я на мгновение замолк, переводя дыхание, — войсками Ганнара командовал не император. Хура не зря называли схимником, он совсем не занимался войсками, предпочитая ратному делу магию, в которой достиг небывалых для императора высот. В хтонской битве ганнарцами командовал маршал Нелли.

— Какая разница, кто ими командовал?

— Подожди, не перебивай. Когда маршал Нелли покидал Минатор во главе войска, кстати, десятитысячного, а не тридцатитысячного, в момент решающей схватки под флагом Ганнара стояло около пятидесяти тысяч бойцов, но большинство из них подошли потом, так вот, когда Нелли покидал Минатор, император вручил ему сундук и пакет. Сундук был закрыт на семь замков гномьей работы и опутан четырнадцатью заклинаниями, пакет же был запечатан только императорской печатью. Хур разрешил Нелли открыть пакет только в одном случае — если поражение станет неизбежным. За час до полудня 14 октября 2927 года маршал Нелли открыл пакет.

Я затаил дыхание. Никанор тем временем продолжал:

— В пакете был обычный лист пергамента, на котором обычными рунами было написано... там была опись того, что хранилось в сундуке, и ключи к запирающим заклинаниям. А в сундуке хранились незрелые яйца феникса.

— Незрелые?

— Да, незрелые яйца зажигательного действия. Радиус поражения от одной до пяти тысяч футов.

— И Нелли их применил?

— Он хотел их применить. По счастью, в свите маршала был агент Утренней Звезды, который ценой своей жизни подал сигнал тревоги, и наш тогдашний председатель Плезенс Заточитель выпустил мантикор. Ни одно яйцо не успело взорваться.

— Но куда делись эти яйца? Почему никто не узнал о том, что могло произойти?

— Одиннадцать яиц нашли в Могильниках, ганнарские драконы успели их сбросить на пути предполагаемого наступления третьей когорты морийского хирда. Еще девять яиц безвозвратно потеряно. Остальные яйца вернулись в Минатор. Нелли погиб в этом бою, но сундук уцелел.

Никанор помолчал.

— Ты все еще хочешь уничтожить алтарь, юный хоббит?

— А что изменилось от твоего рассказа? Допустим, мантикоры были сотворены не в результате чудовищной ошибки, а сознательно, с благой целью... Кстати! Мне показалось, что Утренняя Звезда базируется в Аннуине. Я неправ?

— Ты прав.

— Но вы выпустили мантикор, и тем самым не дали Тубану победить.

Лицо Никанора перекосилось от гнева.

— Как ты не понимаешь?! Мы не дали двум безответственным правителям ввергнуть в пучину бедствий все Средиземье! В то время у Ганнара было сто черных драконов, у Аннура — сорок, у Дейла — два, экспериментальные образцы. На каждого дракона полтора боекомплекта. А знаешь, что входит в стандартный боекомплект черного дракона? Десять яиц зажигательного действия, зрелых яиц, заметь, радиус поражения тридцать миль, шесть полиморфных яиц, галлон чахоточного семени, ну и всякая мелочевка вроде небесного огня. Что осталось бы от твоей Хоббитании, пойди в ход вся эта мерзость?

— Вряд ли Тубан поднял бы в воздух черных драконов.

— Наивный хоббит! А что ему оставалось бы? Когда в ход идет оружие массового поражения, нельзя оставить сколько-то драконов про запас. Знаешь, что является первейшей целью драконов в тотальной войне?

— Скопления войск, командные пункты...

— Темный палантир тебе в задницу! Первейшая цель — феникс. Хорошо, если яйцо его убьет, а если нет? Вторая цель — места базирования драконов противника. Третья — крупные города, но это уже неважно.

— Как это неважно? Десять драконов с таким грузом способны истребить половину населения Аннура!

— Это неважно по сравнению со вторым. Если дракон остался на земле в первый час тотальной войны, ему уже не взлететь, потому что драконы противника накроют его на земле. А если дракон начнет барражировать в воздухе, он бесполезно растратит ману, и не сможет нанести удар, когда это потребуется. Нет, хоббит, когда взрывается первое яйцо, пусть даже и незрелое, ничего уже нельзя вернуть назад. Стоит взорвать одно яйцо, и приходится взрывать все.

— Разве Нелли этого не понимал?

— Понимал. Но он был ослеплен яростью от неизбежного поражения. Знаешь, что такое боевое безумие?

— Слышал. У нас, хоббитов, такого не бывает.

Я понял, что впервые открыто признал, что я хоббит, но мне на это наплевать. В конце концов, Никанор уже обо всем догадался.

— Хорошо вам, — сказал Никанор, — а у людей такое бывает. К сожалению.

Он замолчал.

— Ну ладно, допустим, освобождение мантикор было правильным делом, — сказал я. — А почему, кстати, Нелли не применил яйца феникса против мантикор?

— Мантикоры в считанные минуты перемешались с его войсками. Применив яйца, он потерял бы армию. Нелли обезумел, но не до такой степени.

— Хорошо. Я признаю, выпустив мантикор, вы поступили хорошо. Но почему вы не истребили их, когда война закончилась? Зачем вы разместили их в могильниках, зачем организовали сотовую связь, зачем заточили умертвий, в конце концов?

— Вначале я отвечу на первый вопрос. Мы не уничтожили мантикор, потому что не хотели, чтобы Ганнар и Аннур имели общую границу. Нет общей границы — нет поводов для войны. После хтонской битвы Могильники опустели, через них может пройти караван, но большой армии придется сражаться с мантикорами.

— Как может быть так, что армия не может пройти там, где может пройти караван?

— Мантикоры не трогают путников, если те не походят к ним слишком близко, поэтому караваны чаще всего проходят Пустоши без боя. А когда в Пустоши входит отряд бойцов, мы приказываем мантикорам атаковать. Воины, вступившие в Пустоши в составе диверсионного отряда, никогда не возвращаются обратно.

— Разве Ганнар посылает диверсантов в Аннур?

— Теперь уже нет, — Никанор усмехнулся.

— Так. Допустим, вы защищаете Аннур и Ганнар друг от друга посредством мантикор. Но зачем вы выпускаете мантикор за пределы Могильников?

— Чтобы разумные не забывали о мантикорах. Мы выпускаем только тех мантикор, которые скоро умрут от старости, и никогда не выпускаем больше одной мантикоры зараз. Редко какая из них убивает больше десятка разумных, а поскольку мы выпускаем четыре мантикоры в год... да в одном только Аннуине от рук разбойников гибнет больше людей!

— Моего отца убила мантикора, — сказал я.

— Мои соболезнования, — лицо Никанора оставалось бесстрастным, когда он произносил эти слова, — поэтому ты хочешь уничтожить всех мантикор?

— Поэтому тоже.

— Могу я узнать другие причины?

— Я обещал сделать это.

— Хоббиту?

— Хоббиту.

— Жаль. Тогда выходит, что я не могу тебе помешать.

— Выходит так, — согласился я, — проведи меня к алтарю.

Никанор глубоко вздохнул.

— Ну что с тобой делать... пошли.

И мы пошли.

15.

Пока мы разговаривали, дрались и снова разговаривали, совсем стемнело. Углы внутреннего двора тонули во мраке. Что-то в окружающих предметах меня беспокоило, но я никак не мог понять, что именно. Еще я вспомнил, что забыл спросить Никанора про умертвий. Ничего, это успеется.

Мы подошли к центральному зданию деревни, больше похожему на барак или дровяной склад, чем на жилой дом. Ничто не предвещало беды, но, когда Никанор открыл дверь, меня спасло только то, что я не успел восстановить маскировку, уменьшив здоровье до обычного для человека уровня. Первая мантикора ударила Никанора в грудь, он упал на спину, сбив с ног и меня, и я услышал, как его горло рвется под зубами мантикоры с чмокающим звуком, и как клокочет захлебывающееся дыхание старика, смешиваясь с довольным клекотом мантикоры. Я не успел вскочить на ноги, как из дверного проема вылетела вторая мантикора. Нужно было уходить вверх, спасая жизнь отработанным приемом, но я почему-то выбросил вперед левую руку, швыряя фиолетовую молнию. Наверное, чрезмерно загрузился новыми впечатлениями и не успел привести душу в состояние боевой расслабленности. В общем, я ударил мантикору молнией, и, естественно, ничего не произошло, ведь убить человека — это предел возможностей этой молнии. Думаю, даже для орка ее удар болезнен, но не смертелен. Мантикора, получив молнию в грудь, вскрикнула, но не отклонилась от выбранного курса, и через мгновение когтистые лапы сокрушили мои ребра, а смрадное дыхание коснулось моего лица.