Генри, едва привел себя в порядок, выскочил за дверь и наткнулся на Олиса. Тот уже полгода служил у него писарем и счетоводом, а, заодно, переводчиком.
— Ваша Светлость, Его Величество Император Фердинанд желает вас видеть. Он распорядился сообщить вам, как только вы очнетесь, — как обычно монотонным голосом отчитался тот.
Генри хотел было спросить у Олиса, что случилось, но в итоге, замялся. Не пристало ему срамиться перед младшим по званию, и признавать, что утратил память из-за того, что перепил.
— По какому вопросу? — решил начать издалека Генри.
— Его Величество не сообщили мне, — отговорился Олис, но по тому, как он замялся, было ясно, тот что-то знает.
— А по слухам что? Я хочу знать, — рявкнул Генри, уже подозревая, ему грозит выслушивать нытье брата. За то, что он не пришел на важный военный совет.
— То, что я сейчас скажу, не слухи. Вас отстранили. Верховным Маршалом назначен Олаф, — отчитался писарь.
Генри не мог поверить своим ушам. Сразу мелькнула мысль, этот упырь Олаф его специально напоил или что-то подсыпал. Вне себя от бешенства он схватил Олиса за ворот.
— Как? Отвечай! Какого хера?! Только потому, что я не был на совете? — зарычал он.
— Вы были на совете, — возразил писарь.
Тот оставался все таким же безмятежным, и это злило Генри ещё сильнее.
— Не лги! — рявкнул он, тряся Олиса.
При этом он понимал, что может просто не помнить ничего. Такие случаи в его жизни бывали. Но тогда он действительно много выпил...
— Я не лгу, Ваша Светлость, — спокойно ответил писарь.
Генри, понимая, что у него нет выхода, кроме как узнать у этого человека, что случилось, отпустил его и завел в свои покои.
— Расскажи, что произошло? — стиснув зубы, спросил он.
— Я на совете не присутствовал и не могу поручиться, будет ли сказанное мною правдой.
— Говори, что знаешь, — потребовал Генри.
— На военный совет вы пришли, изрядно выпивши. Оскорбили принца, Верховного Жреца, Императрицу и полезли в драку с Верховным Магом. Это все, что я знаю, потому что об этом говорят на каждом углу, — отчитался Олис.
Генри задумался, но вспомнить ничего не смог. Он только вспоминал, как выпил всего один кубок вместе с Олафом. Этого не может быть. Не мог он после одного кубка захмелеть настолько, чтобы не помнить ничего и натворить такое. Ладно, этого молокососа Альдо оскорбить или шлюху, называемую Императрицей, но наброситься на Верховного Мага может лишь безумец.
— Я убью его! — рявкнул Генри и пошел к двери.
К брату он идти не собирался. Оправдываться перед этом тряпкой? Нет уж, он не намерен. Единственное, что он сейчас хотел, это убить предателя Олафа. Его протеже, между прочим. Он ведь его сам в маршалы рекомендовал, и вот... Этот упырь пил с ним, братался. Они вместе в бордель ходили. Крыса поганая. Как он не заметил, как мог проморгать?
Генри шел, а сам уже сжимал рукоять меча. Олис и гвардейцы шли за ним. Поначалу он хотел послать этого писаря подальше, чтоб не путался. От гвардейцев хоть какой-то толк будет. А у этого даже оружия нет. Не факт, умеет ли он с ним обращаться так же, как с пером или счетами. Но перед тем как отослать его, он решил уточнить, где сейчас Олаф. Он ведь даже не знает, где искать его.
— Ваша Светлость, Верховный Маршал...
— Не называй его так! — рявкнул Генри.
— Простите. Олаф, по моим данным, совещается с Верховным Магом. Простите за дерзость, не подумайте, что я вам напутствую, решать вам. Но сейчас не самый подходящий момент его убивать, — монотонно заметил писарь.
Генри, который все ещё не мог отойти от бешенства, остановился, и хотел уже врезать Олису, но тот вдруг продолжил.
— Даже если вы вызовете его на поединок, он может отказаться. Вы сами понимаете, Олаф бесчестен. Если вы убьете его в стенах дворца, вы подпишете себе приговор. Я разделяю ваше мнение, месть дело благородное, но сейчас не время горячиться. Вы потеряли должность, но разве вы хотите потерять жизнь?
— Ты какого хера мне все это говоришь? — недоумевал он, теперь уже не доверяя даже собственной тени, не то, что какому-то писарю.
— Я вам служу. Если вас объявят предателем, я могу попасть под раздачу. Если меня пощадят, мне тогда будет некому служить. Я простолюдин и не смею даже мечтать о большем счастье, — как ни в чем не бывало, пояснил Олис.
Генри ответ его устроил. Человека заботит его собственная шкура. Хотя бы честно, а не как этот сука, улыбался в лицо, а на деле...
— Пошли в трактир, — выдавил из себя Генри, понимая, что сейчас он просто не может и не хочет ни о чем думать.
Он просто хочет выпить. Как обычно. Он и раньше был не прочь, но в последнее время пил все чаще. Потому что иначе совсем невыносимо. Все коту под хвост. Из-за этого никчемного слюнтяя Фердинанда, который не способен править. Но вместо того, чтобы прислушаться к нему, к родному брату, он слушает всяких мразей. Именно брат, по глупости, сам того не ведая, практически подставил его с этой войной.
Проклятая война, в которой при нынешних условиях невозможно победить, но поражение в которой — будет его ответственностью. Его обязали вести в бой голодранцев, хотя достаточно потрясти Орден Света и золота хватит на три войны. Император все просрал, разбаловал герцогов, и вот теперь Империя разваливается. А его сначала подставили, а потом просто вышвырнули, наплевав на все его заслуги...
Генри решил отправиться в самое дорогое питейное заведение Эрхабена трактир Честь Империи. Здесь обычно развлекались самые богатые и влиятельные господа. Не важно, шла война, был голод или где-то ещё случалась какая-то напасть, в Чести Империи всегда был праздник. Герцог был завсегдатаем Чести Империи. Если он пребывал в Эрхабен, то практически целыми днями он пропадал именно там. Он традиционно напивался, играл в азартные игры, провоцировал потасовки, особенно с мужеложцами, и каждую ночь устраивал себе оргии с несколькими жрицами любви.
Генри потребовал предоставить ему самый лучший стол, что незамедлительно было сделано. Гвардейцы остались стоять у стен. Писарь был приглашен к столу. Генри не привык пить со служащими ему людьми, но и самому пить не хотелось. Уж лучше с писарем. Все равно больше не с кем. Не с предателями же ему пить? А Олис, как и любой простолюдин, служить хотя бы умеет. Повезло ему однажды, вот и старается.
Генри толком не запоминал, но тот, кажется, был отпрыском небогатого наставника иноземных языков, оттого и грамотен. Когда Генри в который раз вынужден был искать писаря, вспомнил, как тот самый генерал расхваливал Олиса. Два языка знает, хамонский и халифатский и даже счета вести умеет. Герцог потом не пожалел, писарь служил отменно, причем уже полгода продержался. Обычно от него сбегали через пару месяцев. А этот не ропщет.
Сидели они молча. Генри пил кубок за кубком, а вот Олис не особенно налегал на горячительное.
— Чего не пьешь? — прервал молчание уже изрядно захмелевший Герцог.
— Не испытываю удовольствия от выпивки, — ответил тот.
— А от чего испытываешь?
— От чтения книг, от интересной беседы, — заявил Олис.
— А бабами ты хоть интересуешься, книгочей? — небрежно спросил Генри.
— Да, как и любой нормальный мужчина, — все так же сухо и учтиво ответил писарь.
— Хорошо. Это хорошо. Мне в рядах моих служащих мужеложцы не нужны. Я бы их всех в войско отправил, пусть их хамонцы в зад трахают! Тьфу! — Генри сплюнул и расхохотался, — Особенно принца, этого попугая разряженного. На него только глянь, мужеложец. Я тут, на третьем этаже видел, прямо один в один. Ты же тут впервые, а я постоянно бываю. Не поймешь, бабы или мужики. Эх, бордель тут хороший, не было бы ещё этих.. Тьфу! Трактир Честь Империи! Вот! Вот где честь Империи! Просрали всю честь! — он стукнул кулаком по столу, — Просрали! А так, шлюхи тут хорошие! Только Императрицы не хватает! Ты же не знаешь! — Генри выпил очередной кубок залпом и продолжил, — Вот ты не знаешь ни хера! Империя гниет изнутри! У власти слюнтяи, мужеложцы и шлюхи, а трактир, где извращенцы трахают друг друга в зад, называется Честь Империи! Трахал я такую честь! — он стукнул кулаком по столу.
— Зачем вы тогда сюда ходите? — вдруг спросил Олис.
Генри рассмеялся и лишь когда успокоился, ответил.
— А куда ходить, если везде гниль! Гниль поганая, вот и остается только пить, чтобы не чувствовать этот запах! — Генри вновь налил себе кубок и выпил его.
Олис молча сидел и продолжал цедить ещё первый кубок.
— Ты разве не видишь, что творится? Ты же не идиот, вон, языки иноземные знаешь, считать умеешь! Вот скажи мне, что ты видишь? — вопрошал Генри, а перед глазами у него уже все плыло.
— Я вижу бардак, разврат и гниль. Надвигается смута. А ещё я вижу человека, который может все изменить. Это вы, — говорил писарь, который уже двоился, — Император недостоин, чтобы вы ему служили, Императрица шлюха, принц мужеложец. Вы Герцог, и можете вернуться в Клеонию, объявить королевство. В соседнем Ринском герцогстве бунт. Вы можете подавить их. А потом пойти дальше...
— Пойти дальше, да! Я должен был стать Императором, а не этот слюнтяй! — заплетающимся языком произнес Генри.
Ему, одурманенному санталой, казалось, будто это его мысли.
— Время пришло. Возвращайтесь в Клеонию, и скажите свое слово, уничтожьте гниль, — продолжал Олис.
Генри уже не мог понять, это вещает писарь или его внутренний голос. Он часто не раз думал об этом, но не решался. Теперь время пришло...
Очнулся Генри в шикарно обставленной комнате на огромной кровати с красными шелковыми простынями. Он протер глаза, и только через несколько минут вспомнил знакомый интерьер. Он в борделе Честь Империи. Генри, ругаясь на чем свет стоит, позвал прислугу. В комнату мигом влетела девица. Она покорно выслушала его требования и побежала выполнять. Ему принесли вина, таз с водой, чтобы умыться. Когда Генри был уже готов, он, все ещё потирая голову, вышел из комнаты. Там несли караул его гвардейцы.
— Книс, передай Командиру Леору мое распоряжение. Пусть вся гвардия в полном составе немедленно следует к моему особняку.
Когда тот ушел, он поинтересовался, куда делся Олис. Оказалось, тот по настоянию самого Герцога также отправился развлекаться с распутной девицей. Генри распорядился позвать его, а сам вернулся в комнату, где в который раз задумался о своем будущем. Теперь ему все виделось более оптимистично, нежели вчера.
Он решил, хватит бесполезной службы. Его вышвырнули, хотя он, как идиот, служил и терпел весь этот беспредел. Что же, они ещё пожалеют. Он отправится в Клеонию и, наконец, сделает то, что должен был сделать давно. Он заявит о себе. Смута в Империи ему на руку. Вся эта шайка состоящая из глупцов, шлюх и вороватых люзоблюдов ещё пожнут плоды своей бездарности. Зря они списали его со счетов. Он ещё заявит о себе, и возможно, оттяпает не только Клеонское, Эрское и Ринское Герцогства. Империя со своей армией голодранцев на грани краха. Вот, уже Халифат предъявил свои права. Империя падет, так почему бы не поучаствовать в этом и не отхватить себе добрую её часть?
Глава 4
2 месяц весны. 673 год от Дня Воцарения Света. Клеонское герцогство. Небельхафт.
"Нет более унылого действа, чем трапезы с семейством Ергинских", — в который раз мысленно вознегодовала скучающая Эрика.
Гвардейцев за столом не было. Присутствие Виктора ничуть не спасало, с ним и наедине в последнее время разговаривать не о чем. Только занудствует, как пора наводить порядок. И тайно мечтает, чтобы она поскорее свалила в столицу и не смущала развратом Беатрис. Граф Алкений как выпьет, вроде терпимый. Веселые истории про походы в бордель рассказывает. Однако в приличном обществе он почти не пьет, а как полагается, занудствует по всем церемониям. Герцогиню он считает именно приличным обществом. Поэтому сейчас Алкений и Беатрис обмениваются любезностями и обсуждают детали предстоящей свадьбы. Тоска.
— Почему вы не пьете, разве вино из нашего погреба вам не по нраву? — любезно спросил Юлий у невесты, подвигая к ней кубок.
Сам он уже час цедил один кубок. Отпрыск Алкения не пошел в отца как внешностью, так и реакцией на горячительное. Выглядел Юлий куда симпотичнее, однако терпим был только пока трезв. Разумеется, занудный, но стоило ему выпить, он вовсе переставал следить за языком.
— Благодарю, но я не привычна к питию горячительных напитков, — учтиво отговорилась Ева.
— Девочка моя, вино очень вкусное, — заметила Беатрис.
— Ты попробуй! Хорошее вино, — бросила Эрика.
В этом она не лукавила, хорошая выпивка, это единственное, что нравилось наследнице на этом ужине. Алкений привез три бочки аркадийского вина в качестве гостинца. Жаль, скуку это не отменяло, а напиваться было не к месту.
Юлий и так вызывал недвусмысленное желание разукрасить его морду. Если она напьется, точно это сделает. Видеть этого упыря будущим герцогом ей решительно не хотелось. Но помолвку заключили ещё три года назад. Граф для этого вел переписку с Герцогом, и тот, пусть так и не явился, но прислал письмо с согласием. А точнее, прислал Тадеус, все было под его контролем. Принцессу тогда это не волновало, пусть женятся, как хотят. Но с тех пор Юлий успел здорово разозлить ее.
Она уже и забыла об этой помолвке, как Беатрис объявила о свадьбе. Рассудив, что выгоднее не лезть, а как будет возможность, разобраться с этим сосунком, она не стала препятствовать приготовлениям. А после недавних новостей вовсе нет смысла ссорится с графом. Пусть женятся. А там видно будет.
— Давайте же все выпьем за прекрасное чувство, которое нас здесь собрало! — Алкений встал и поднял кубок, — Выпьем за любовь! За истинную любовь, которая никогда не иссякнет и будет вести по жизни эти юные сердца! — с этими словами граф осушил кубок.
"Какая мерзость. Уж лучше бы поднял тост за власть, из-за которой состоится этот брак" — мысленно возмутилась Эрика, но кубок осушила.
Тут её внимание привлекла Амелия, которая, едва сдерживая слезы, умоляюще попросила позволения уйти. Герцогиня ей любезно пояснила, что её никто не заставляет сидеть за столом. Девица буквально сорвалась с места. Видимо, не зря служанки болтали, как "Алан разбил сердце юной простушке, за что Вилар наградил того синяком". Впрочем, её уход на общую атмосферу никак не повлиял. Веселее не стало.
Следом за отцом, решил толкнуть речь Юлий. Он предложил выпить за Еву и принялся всячески расхваливать свою невесту. Беатрис не переставала умиляться. Ева, вместо привычного смущения, как-то странно улыбалась. Похоже, та с непривычки захмелела. И одного кубка хватило.
— Я так польщена, — развязно прокомментировала Ева, как только Юлий закончил, и принялась жадно допивать кубок.
"Похоже, кузина прониклась вином" — мысленно сыронизировала Эрика, и допив свой кубок, все же решила покинуть трапезную.
С нее достаточно. Обычно она трапезы с Ергинскими игнорировала. Сегодня явилась лишь в свете происходящего. Завтра им еще вероятный заговор обсуждать. Но оставаться на этом унылом действе до конца это уже слишком. Скучно. А главное, чего доброго, напьется и понесет. При одном только виде Юлия она испытывала ненависть. С того момента как он оскорбил её, прошел почти год. Он тогда был пьян. Только не зря же говорят, что у трезвого на уме, у пьяного на языке.
