Боконист

Виктор ждал. Он знал, что в данный момент должен быть именно здесь.

Долго ждать не пришлось. Буквально через минуту перед Виктором остановилась прекрасная гоночная машина красного цвета. Он непроизвольно принял стойку "смирно". И поступил правильно. Величаво отварилась дверца, и на асфальт вступила до умопомрачения красивая женщина. Из тех, знакомство с которыми добавляет мужчинам лошадиную порцию уверенности и чувства собственного достоинства.

— Вот вы где, доктор, — обратилась она к обомлевшему Виктору. — Надеюсь, сегодня у вас еще никто не брал автографа? Не хотелось бы опоздать. Поговаривают, что настоящую ценность имеют только первые за день автографы. Не знаете почему? Этому должно быть логичное объяснение, не правда ли? Впрочем, люди так падки на глупости и предрассудки, что зачастую анализировать их поступки бывает невообразимо трудно.

Виктор не знал, что ответить. Почему эта женщина назвала его доктором? Скорее всего это ошибка, его приняли за кого-то другого.

— Привет, — промолвил он дружелюбно. — Что я должен сделать?

— Оставьте запись, напишите первое, что придет вам в голову.

Красавица протянула раскрытую записную книжку, последняя запись в которой гласила:

"Курносые люди не менее подозрительны, чем прямоносые или горбоносые. Академик Богомолец".

Виктор подумал и написал:

"Вселенная слишком мала, чтобы начинать в ней стоящее дело. Виктор Кларков".

— Спасибо, доктор. Мне пора приводить наше жилище в порядок. А вы, если уж вам так захотелось поиграть в преодоление соблазнов, постойте здесь. Приветик, вечером увидимся. Надеюсь, расскажите, зачем вам все это понадобилось.

— До свидания, — пробормотал Виктор, провожая взглядом отъезжающую машину.

А потом, как-то сразу, к нему выстроилась огромная очередь из вновь прибывших машин, водители которых настойчиво требовали от него расписаться в своих одинаковых маленьких блокнотиках. Виктор никого не обидел, даже странного человека, прилетевшего на вертолете. Он и в самом деле был знаменит в этом удивительном мире сновидений, но чувство гордости не приходило, наверное потому, что он никак не мог вспомнить, чем конкретно прославился.

Это сновидение было интерпретировать сложнее — скорее всего, подсознание попыталось немного потешить неутоленную жажду общественного признания. Для бокониста само по себе предположение о таком безумстве было до слез обидным, поэтому Виктор отбросил его, как оскорбительное и не имеющее к нему отношения. Впрочем, никакого разумного объяснения увиденному во сне он предложить не смог. Немудрено, что он немедленно забыл об этом сне и вспомнил только теперь, после сновидения о футбольном матче.

*

В девять часов утра Виктор уже сидел за письменным столом. Он давно не сомневался, что в простом перечислении событий можно обнаружить ключ к реализации нуль-транспортировки. Несколько раз пробовал начать вести дневник, но не хватало концентрации. Вот и на этот раз его рука застыла в воздухе — он не мог сообразить, о чем писать. Не о Крупьевском же...

Виктор попытался связать свой давешний сон с вечерними переживаниями, ему показалось, что засыпая, он вновь и вновь повторял что-то крайне важное. Но что именно — вспомнить было выше его сил, как это обычно и бывает со снами. "А еще говорят — утро вечера мудренее!", — подумал он и расхохотался, поскольку именно это он перед сном и твердил.

Резко зазвонил телефон. Виктор вздрогнул. Дадут ему, наконец, написать хотя бы строчку или нет! Он заставил себя поднять трубку, приготовившись к неприятностям, звонки, раздающиеся так не вовремя, обычно ничего хорошего не сулят.

— Виктор? Это я — Светлана Капустина. Нет ничего хуже бессонной ночи, в темноте время тянется так медленно. В четыре часа ночи я поняла, что хочу тебя видеть, но не решилась подойти к телефону, побоялась побеспокоить... Решила дождаться утра. А сейчас можно с тобой поговорить? Ты уже проснулся? Ты сам сказал, чтобы я обязательно позвонила.

— Светлана? Капустина?

— Йес! Я так рада, что ты меня узнал. Можно я к тебе приеду? Прямо сейчас!

— А что случилось?

— Да уж случилось!

— Тебе нужна моя помощь?

Послышались странные всхлипы, в которых с трудом можно было распознать смех. Виктор не сомневался, что у нее началась самая настоящая истерика. Светлана буквально захлебывалась от смеха, а потом, откашлявшись, заходилась снова. Наконец, она успокоилась и смогла внятно произнести:

— Да! Без тебя мне будет тяжело справиться. Одной нельзя. Понимаешь?

— Да в чем дело? — поинтересовался Виктор.

— Я хочу, чтобы у нас появился маленький сыночек. Или дочурка. Правда, здорово? Не сомневаюсь, что из тебя получится отличный и заботливый отец. Каждому известно, что ты добрый и внимательный.

— Ты это серьезно? Что за глупые шутки!

— Разве ты забыл — я не люблю шутить. Десять лет я мечтала о нашей встрече. И теперь не намерена упускать свое счастье!

— Ты меня удивила, я не знаю, что и сказать!

— Скажи — да!

— Подожди.

— Тебе не удастся улизнуть. У нас, у женщин, есть тысячи способов добиться своего! Сопротивление делает тебя еще более сладеньким. Да, еще... Если ты не любишь переступать моральные запреты, можно обставить нашу встречу так, будто ты и ни при чем, можешь всем рассказывать, что я добилась своего, не получив согласия. Неплохо, правда? Закрой глаза, и все! Остальное я сделаю сама.

В дверь настойчиво и нетерпеливо позвонили. Четыре раза, пять... Виктор с облегчением вздохнул, теперь можно было воспользоваться поводом и прервать разговор.

— Ко мне пришли, извини. Я не могу больше говорить. Потом, потом...

— Я тебя все равно достану! Никуда ты не денешься, понял? Хочешь ты этого или нет! Смирись, от судьбы не уйдешь!

Виктор повесил трубку и перевел дух. Щеки его пылали. В дверь продолжали настойчиво звонить. День начался чересчур активно. "Жаль, что я не успел сделать утреннюю зарядку, сейчас бы пригодилось"! — подумал он и открыл дверь. На пороге стояла Ксения. Виктор не удержался и выругался про себя.

— Прости, я оставила ключи дома.

— Проходи. Рад тебя видеть.

— Вот как? С чего бы это?

— Я когда-нибудь запрещал тебе устраивать скандалы? Но почему обязательно надо начинать с самого утра? — возмутился Виктор. — Понимаю, что женщине иногда нужно выговориться. Но вынужден тебя разочаровать, сегодня я не в духе. И потому нуждаюсь в ласке и заботе. Давай, для разнообразия, поговорим по-человечески. Раньше ты умела это делать. Почему бы нам ни вспомнить о нормальных человеческих чувствах и отношениях. Ты меня любишь?

— Люблю.

— Может быть, если ты станешь любить меня меньше, тебе удастся получше ко мне относиться? Я ни в чем не виноват перед тобой. Понимаешь? Боконон так много об этом говорил. Бог, по его словам, крайне заинтересован в том, чтобы люди относились друг к другу по-человечески...

— Но разве ходить на работу преступление?

— Нет, конечно...

— А зарабатывать деньги — преступление?

— Нет.

— Так будь добр...

— Кстати, я тут подработал, — Виктор достал 500 долларов и протянул их Ксении. — Первый мой успех. Кстати, отличный предлог забыть старое и начать все сначала. Возвращайся, Ксения...

Ему в первый раз в жизни удалось увидеть жену потрясенной.

— Неужели тебе удалось реализовать нуль-транспортировку? — прошептала она.

— Пока нет, это, так сказать, побочный заработок...

— Вот видишь, — сразу погрустнела Ксения.

Виктор покраснел. Он и не догадывался, что Ксении нужны не только деньги, но и его успех.

— Ты хотел написать рассказ, — сказала Ксения. — Мне удалось познакомиться с одним настоящим писателем — Вениамином Макаровым. Может быть, слышал?

— Имел удовольствие, — ответил Виктор.

— Если Макарову твое сочинение понравится, он обещал, что поможет его опубликовать. Вот тогда я и подумаю о возвращении.

— Но я не писатель. Почему ты решила, что мой рассказ заинтересует издателей?

— Должен ли ты хотя бы раз в жизни сделать свою работу хорошо?

Звучало разумно.

— Поклянись, что вернешься ко мне, если у меня получится, — потребовал он.

— Там будет видно.

Ксения ушла, а Виктор вернулся к работе. Ему очень понравилась идея жены. Конечно, рассказ! Дело только выиграет, если ему удастся придать своим записям художественную форму. Да, да, нужен был рассказ, а вовсе не дневник или сухая, наукообразная статья.

Неплохо было бы написать о том, как это ужасно — прожить жизнь, так и не ощутив на себе проявления Божьей Благодати. Получается, что совершенно неважно был ли ты честным, порядочным, милым, интеллигентным, глубоко верующим, следящим за своим здоровьем, заботливым, отзывчивым, смелым, защищающим слабых, горячо любящим родину, богатым, бедным, хитроумным спорщиком, удачливым игроком на бирже, сексуальным гигантом, лауреатом престижных премий, выдающимся ученым, храбрецом, нежным, вежливым, соблюдающим обряды верующим, законопослушным гражданином, непримиримым бунтарем, борцом с коррупцией и преступностью... Но если ты не обрел Божьей Благодати — все эти многообразные личностные характеристики останутся всего лишь фактом твоей биографии...

Боконон писал об этом... О, сколько неизбывной скорби ощущается в его записках, посвященным людям, доверившим свои судьбы Дурре! Они рассчитывали, что смогут без потерь проскочить сквозь многочисленные жизненные неприятности, сопровождающие их на каждом шагу, если останутся глухими к доводам своего сердца, предоставив решать проблемы разуму. Несчастные! Дурра и не думала дремать. Они в конце концов добивались лишь того, что лишались надежды! Но стоит ли этому удивляться? Такой результат закономерен. Ведь Дурра — всего лишь маленький ребенок, заблудившийся во мгле...

Виктор просидел, уставившись в одну точку, не менее часа, но время не пропало даром — теперь он знал, о чем станет писать. Легче всего признать, что мать изобретения — необходимость, с этим утверждением спорить трудно, поэтому разумно предположить, что реализовать нуль-транспортировку проще под напором обстоятельств, как последнюю надежду уцелеть. Конечно, нельзя рассматривать подобную причину, как обязательную и достаточную. Неправильно утверждать — сие возможно только при возникновении необходимости. Если бы это было так, наша жизнь оказалась бы неимоверно грустной и немилосердной. А это, при всех неприятностях и проблемах, не подтверждается. К тому же легко отыскиваются и другие поводы для реализации... Например, глубокое проникновение в боконистские священные манускрипты... Но поскольку речь шла только о написании художественной книги, Виктору больше подходил сюжет, в котором успешную реализацию осуществил человек не по необходимости, а по непреодолимому желанию.

В дверь позвонили. Виктор заскрежетал зубами. В последнее время его никто не беспокоил, но сегодня словно прорвало. Он понадобился сразу всем. Это было зримое подтверждение отвратительного проявления личной значимости. Для многих он все еще представлял какой-то интерес... И за это приходилось расплачиваться драгоценными минутами, которые он бы с удовольствием отдал работе.

Он открыл дверь, едва сдерживая накопившееся раздражение. На пороге стоял знакомый по эпизоду с Маруськиным представитель работодателя. Виктор помнил его, как исключительно наглого и не обремененного элементарным воспитанием субъекта, к тому же бывшего интеллигента. В то утро, он, не скрывая своего превосходства, посматривал на них сверху вниз, как на явных лохов, облапошить которых для такого опытного человека, как он, не составит особого труда. На этот раз он вел себя совершенно иначе. Виктору даже показалось, что мужичонка буквально парализован от охватившего его приступа ужаса — его взгляд блуждал, словно он боялся увидеть глаза Виктора, пальцы заметно тряслись, а на бледных щеках алели ярко-красные пятна. Виктору было неприятно сознавать, что это он является источником животного страха.

— Здравствуйте, господин Кларков, — очень тихо сказал представитель, его голос дрожал. — Меня прислал господин директор. Он просил передать вам эту папку. В ней вы найдете предварительные сведения о новом клиенте и аванс... Счастлив сообщить, что расценки выросли...

Он почтительно застыл в крайне неудобной позе, странным образом скрестив ноги, и попробовал улыбнуться. Гримаса получилась отвратительной. Его бы в мрамор. Название для скульптуры Виктор придумал сразу — "Мучительные поиски унитаза".

"Наверное, думает, что это я Маруськина взорвал, — подумал Виктор. — Надо бы его успокоить. Это было всего лишь неприятное совпадение, не более того. Впрочем, он вряд ли мне поверит. Его таинственный директор наверняка рассказал обо мне кучу гадостей".

— Дружище, — сказал он мягко. — Я больше сбором информации не занимаюсь. И к Махову не советую обращаться — он тоже отказался заниматься подобными делами. Категорически.

— Но у меня разнарядка... Меня послали... Я не по своей воле...

— Ничем не могу помочь. Наше решение окончательное и пересмотру не подлежит.

— Батюшка, не погуби, помилуй, — представитель работодателя бухнулся на колени и заплакал.

Его дрожащая нижняя губа неприятно напомнила Виктору истерики, которые в свое время устраивал своей жене Конев, когда та приходила в страховую компанию отбирать у него зарплату.

— Да не переживайте вы так... Обойдется... Все будет хорошо...

— Хорошо?! — возмутился посыльный. — И это все, что вы можете мне сказать?! Мир рушится! А вы говорите — все будет хорошо!

— О чем это вы? Не понимаю. Лично я к разрушению мира не причастен. Мне не хочется заниматься информационным обеспечением, только и всего. На судьбы мира мое решение влияния не окажет, гарантирую! Мир устоит!

— А вдруг рухнет? Не подохнуть бы под его глыбами! Мне говорят, что потом мир обязательно возродится... Кто же спорит! Но зачем он мне сдался — потом. Представьте, завтра утром первые, робкие еще лучики солнышка заставят капельки росы играть всеми красками мира. Птички будут радостно приветствовать наступление нового дня, но вы их не увидите и не услышите, потому что вечером получили глыбой по башке. И я не увижу, и я не услышу. Но я человек маленький. А вы — большой. Сколько бы еще пользы вы смогли принести людям!

— Но я не хочу заниматься новым клиентом!

— Вам больше нравится, чтобы вас порезали? Или пристрелили? А может быть вам больше хочется взорваться вместе со своей машиной? Полетать, так сказать, по воздуху в несобранном состоянии?

— У меня нет машины.

— Как это нет машины? — удивленно переспросил представитель работодателя. — Так не бывает!

— Нет желания и нет денег.

— Так заработайте! Деньжищи же вам сами плывут в руки! Знай себе загребай!

— Не хочу.

— Может быть, подумаете еще?

— Я уже подумал.

— Так и передать начальству?

— Надо всегда стараться говорить правду, не так ли?

— Так я пошел?

— До свидания.

— Но вы на меня не сердитесь? Я ведь не со зла, работа у меня такая.