Угарит (1)

— Да будет известно богине... — велеречиво начал вожак, но смешался и закончил совсем обыденно, — Теперь нашим в битве не победить, вот.

На этих словах тетки снова заголосили так, словно им всем вот прямо сейчас уже вручили похоронки.

— Стоп! А если я вам этого красавца починю, все еще можно будет исправить? — поинтересовалась я, — Только чур без пролития крови.

— Как без крови? — оторопел шаман. — Это же жертвоприношение. Так всегда полагается, чтобы умилостивить богов... ну, то есть, вас.

— А вот так без крови, — тут уже я оказалась непреклонной как скала. — Нам гораздо приятнее другие жертвы, ясно? Цветочки там, плоды земные.

Тут старик внезапно побелел как мел, кинулся кланяться мне в ноги с мольбами о прощении и с извинениями за то, что сразу не признал. У дедульки, похоже, от излишне насыщенного дня крыша окончательно уехала. Такой расклад мне совершенно не понравился, поэтому я всячески заверила вожака в своей благосклонности, которая имеет шанс невероятно возрасти, буде в селении окончательно и бесповоротно откажутся от кровавых жертвоприношений. А что до непризнания, так и мне его портрет не сильно знаком, чего греха таить.

На этой мажорной ноте я поднялась с земли и зашагала в сторону поселка, прикидывая, где лучше накопать глины для идолова мужского достоинства. Группа поддержки, негромко стеная и бормоча, тащилась следом. Из доносившихся обрывков слов больше всего меня заитриговало многократно повторявшееся "опять выйдет, как тогда, о горе, как тогда, снова выйдет как тогда". Что у них тут уже успело случиться до нас? Неужто тоже кто-то на идола успел покуситься? Эх, жалко, Веньки рядом нет, он бы сумел их разговорить, не то, что я с моими жалкими обрывками слов. Ничегошеньки я в их мировоззрении не понимала, и спросить тоже не могла.

17.

Рассказывать о своих победах легко и приятно. Рассказывать о героических поражениях — тоже, на свой лад. Но как рассказать о таком вот никаком походе? Во главе своего воинства я возвращался в деревню, не зная, что и скажу Юльке. С одной стороны — задание выполнено (ну, в общем и целом), потерь тоже почти что нет. Во всяком случае, невозвратных потерь. А с другой — с мечтой о строительстве маленькой победоносной империи приходится, кажется, проститься.

Воинство разбредалось по домам, кто-то тащил мешки с припасами в сторону деревенских кладовок, раненных отпаивали вином. Это я вообще-то предупредил, что промывать раны надо обязательно чистым вином, чтобы не было нагноения, но, как водится, поняли меня так, как хотели понять, и промывать всё стали изнутри. А что же еще делать, если главная рана — в печени, объяснили они мне. В печени — это вроде как у нас "на сердце". Хотя если так пить, то и в печени будет, без сомнения.

Юлька даже не вышла меня встретить — якобы, так была занята. И я, войдя во внутренний дворик отведенного нам с ней жилища, тут же увидел ее полностью погруженной в творческий процесс: она ваяла. И я даже сперва не понял, что именно.

— Привет! — устало приветствовал я ее, как и положено вернувшемуся из похода мужчине.

— Привет-привет, — рассеянно ответила она, погруженная в работу, и тут же словно опомнилась, — Ой.. ты... вы... ну как?

И вскочив на ноги, Юлька тут же звонку чмокнула меня в щеку. Раньше за ней такого не водилось.

— Я — нормально, в штатном режиме. Потерь нет, большую часть урожая вернули. А это...

В общем, я и сам уже увидел, чту это было.

— А ты как? — ехидно переспросил я, — совсем, видать, по нашему брату соскучилась?

— Венька, ты что, совсем дурной?! — возмущенно завопила Юлька, замахиваясь на меня мокрой грязной тряпкой, служившей для оттирания рук во время лепки.

— Нужен мне ваш брат, вот еще... Просто мы тут с козлом одним... ну козликом... этому их местному Балу, ну... нечаянно отбили. Вот чинить приходится... А то местные почему-то обиделись очень, что этот их уродец главного достоинства лишился.

— Тряпками не дерутся, — серьезно ответил я, — мы вообще, можно сказать, с фронта... Но, правда, таких потерь, как Балу, не понесли. Только все равно толку мало.

— Чем могу, тем и дерусь, — машинально огрызнулась Юлька. — И вообще, нечего мне глупостями всякими голову морочить... Соскучилась, вишь ты! Очень мне надо по такому счастью скучать!

Разговор явно пошел куда-то не в ту степь, и Юлька предпочла сменить тему на более безопасную.

— Чего там у вас не вышло-то? В смысле, вы мало трофеев у них натырили, что ли? Ну так вам и надо, чужое красть нехорошо. Тебе разве мама в детстве не говорила?

— Какое чужое! — взорвался я, — ты что, тут за своими... за лепкой своей совсем ничего не заметила? Что у деревни пол-урожая украли за здорово живешь? Вот мы и пошли своё назад забрать. И вообще, я хотел установить мир между деревнями! Чтобы больше не приходилось им вот так вот тупо друг с другом воевать из-за мешка зерна, или брусков железа, или еще чего. Установить основы сотрудничества и честной торговли! Только не вышло ничего путного... А ты еще мораль мне читаешь!

— Вень, ну хватит орать-то, что ты как маленький, — устало попросила Юлька, — Думаешь, мне в кайф это дело лепить? А куда деваться? И ты тоже хорош. Я хотел то, я хотел это... Тут люди тысячелетиями живут по своим порядкам, и тут здрасьте, является московский пришелец и начинает свои порядки устанавливать. А потом еще убивается, что его не послушали. А с какой, собственно, стати они тебя слушать должны? Ты им кто — кум, сват, брат, Великий Вождь? Почему ты считаешь, что ты в праве навязывать другим людям свои жизненные принципы?

— Все, я пошел на море искупаться, — зло ответил я и твердо решил, что не стану ни спорить с ней, ни рассказывать ей о походе, — а ты, если хочешь, можешь позаботиться о раненных, правда, ничего серьезнее синяков и ссадин у них, кажется, нет.

— Ну нет и нет, сами разберутся, — не менее мрачно буркнула Юлька, возвращаясь к своей лепке.

Море — это самое подходящее место, чтобы не только освежиться, но и как-то придти в себя после всех переживаний прошедшего дня. Местный народ на море не ходил, кроме как по делам — на рыбную ловлю, или соль выпарить. Что плавать можно для удовольствия, им и в голову не приходило. Надо же, а через пару тысяч лет не бараны и не железо, а именно что линия прибоя станет главным ресурсом для этих и для многих других мест... Да, мир сильно изменился, ничего не скажешь!

Со мной, впрочем, увязался один паренек из младшего взвода, Петька. То есть на самом деле его звали не Петкой, конечно, а Абну, или даже Абну-Карити, а может, Абну-что-то-там-еще. С именами тут было сложно: полную форму, которая обычно представляла некое таинственное изречение, нельзя было открывать посторонним, а молодым и вовсе не было положено называться полным именем. В общем, звали все паренька просто Абну, что значило по-угаритски "камень". Вспомнив про еще одного человека, которому было в свое время дано имя "камень", по-гречески же Петр, я и стал называть его Петькой. Да, впрочем, и он уже на это имя откликался.

Петька недавно женился. Я даже хотел было дать ему увольнение от похода, вспомнив библейскую заповедь: не брать на войну того, кто только что построил новый дом, посадил виноградник или женился, чтобы в случае чего не лишить человека законных радостей жизни. Интересно, если бы в России ввели такое правило, что бы у нас было? Ну, виноградников много в нашем климате не наразбиваешь, дома тоже строить хлопотно... К радости новобрачных надо было бы ставить военкоматы прямо напротив ЗАГСов, дескать, сам выбирай. То-то заневестившимся девчонкам было бы сподручно!

Но Петька от брони отказался, пошел в поход, как и все. И пока я ходил к Юльке, он, разумеется, успел заскочить к молодой жене, подвигами похвастать. А потом, какой-то встрепанный и ошарашенный, налетел на меня на улочке селения.

— Куда ты, о наставник? (так я велел им себя называть).

— На море. Хочу искупаться.

— Наставник совершит очищение морской водой? Может быть, мне надо собрать всех воинов?

— Да нет, не стоит. Я хочу быть один.

— Может ли слуга моего наставника сопроводить его? Я хотел бы научиться ползать по воде, как это делаешь ты.

— Плавать, что ли? Ну, давай...

Не особенно хотелось мне в тот раз купаться в компании, но парня отшивать тоже было ни к чему. Глядишь, так и пловцы в деревне появятся, кто его знает, как это может пригодиться. Лишь бы он только помалкивал по дороге к морю.

Но этому моему пожеланию не суждено было сбыться.

— Могу ли я спросить наставника? — заговорил он, только мы вышли за ворота.

— Начал, так спрашивай, — устало ответил я.

— Познал ли сегодня наставник нашу госпожу?

— Что? — поперхнулся я, — это ты о чем вообще?

— О светлой Йульяту, Владычице Бус и Девичьей Умелице. Ты уже познал ее после похода? Ведь ты заходил в дом.

Вот этого только еще не хватало! Он ждет от меня богатых эротических повествований. Ну да, как же... А с другой стороны, в этой культуре кто не доказывает своей мужской силы самым прямым и непосредственным образом, тот не имеет права ни на какой высокий статус.

— Мы с ней как брат с сестрой, Петька, и чтобы я больше разговоров этих не слышал. Всё?

— Да не гневается наставник, но у всех нас беда.

— Какая беда, Петь?

— Я вернулся в свой дом, подошел к жене, обнял ее. И, наставник, что я могу сказать... я не пережил того, что всегда переживал в ее объятиях. Я оказался безоружным!

— Да ерунда, — отмахнулся я, — молодой ты еще, не понимаешь. Устал в походе, перенервничал. Отдохни немного, искупайся, поужинай, вина немного выпей, но только немного. Все будет в порядке, вот увидишь, жена останется довольна.

Только, кажется, мой иврит не совсем был ему понятен, особенно насчет "перенервничал".

— О нет, наставник, у нас беда. У всего селения беда. Мне жена рассказала. Женщины отбили Облачному Всаднику самое главное! Как мы сможем теперь познавать их? Балу наверняка лишит нас силы.

— Ничего, не беспокойся, — хмыкнул я, — Йульяту, вон, уже взялась за работу. Будет у него краше прежнего.

— Это еще когда будет! А нам ведь сейчас надо... И потом, наставник, разве не из-за этого тебе не покорилось соседнее селение?

— Почему же именно из-за этого?

— Ну как же! Как же может покориться нам другое селение, когда наш Балу стоит оскопленным?

Я замолчал, обдумывая ответ. Мне хотелось сказать этому парню, что Балу тут вообще не играет никакой роли, что все на самом деле совсем иначе. Но он верил в Балу со всеми его причиндалами. И не было никаких сомнений, что теперь у него действительно ни за что не встанет, пока идола не починят, раз он забрал себе такое в голову. И на войне он не будет ждать ничего, кроме поражения.

Готов ли я был ему предложить что-то другое вместо такого примитивного язычества? Не абстрактную философию, а конкретные обряды и правила, с которыми он сможет пойти и в бой, и на супружеское ложе, по которым он станет выверять всю свою жизнь? Тут никак не подойдет мое расплывчатое, размытое христианство образца XXI века, и даже то, что знаю я о ветхозаветной вере, так запросто ему не объяснишь. Учить их молиться Единому — как? Им же все нужно на пальцах объяснить: как и какие жертвы приносить, что есть, а чего не трогать, как новолуние отмечать, и всякое тому подобное.

И, главное, даже будь у меня для них подходящая вера наготове, вправе ли я крушить здешних идолов? Поручил ли мне это ангел с неба, как в свое время Гидеону? Кстати, я даже не знаю, родился ли этот самый Гидеон или еще нет...

— Ладно, давай купаться, — только и ответил я. Тем более, мы как раз до моря дошли.

Вода, как всегда, успокаивала, расслабляла, позволяла забыть на время обо всех этих тяготах и проблемах. Мне в Москве очень не хватало моря. И вот теперь, пожалуйста, прямо под боком, купайся — не хочу. Море было на удивление тихим, и я плавал долго отдавая соленой воде все-все заботы и разочарования... И вправду, очищение. А Петька старательно выполнял у самого берега дыхательные упражнения по моему заданию. Отбито там у Балу или не отбито, а тренировка обязательно нужна, так я ему и сказал.

Когда я поплыл к берегу, оказалось, что и на берегу нас кто-то уже поджидает, и это явно был не Петька.

— Что, с натуры решила лепить? — ехидно крикнул я с относительно удаленного расстояния, — так мы не такие богатыри, как этот твой Балу!

— Да ну тебя, не смотрю я, — ответила Юлька, — я прогуляться вышла, отдохнуть после работы. Вылезайте спокойно!

И стала с самым независимым видом рассматривать раковины на берегу.

— Вень, — добавила она, когда мы с Петькой выбрались на берег, обсохли и оделись — ну ладно... не дуйся. Ну правда, я не хотела... Ну не обижайся ты. Ну что там у вас в походе вышло, в конце-то концов?

— Да ничего не вышло, говорю же, — ответил я. Всю злость с меня уже смыло море.

— А если подробнее?

— Подробнее... Ну, пришли к деревне. Я понимал, что она укреплена, штурмовать ее бессмысленно, нужны осадные орудия. Поэтому я надеялся перехватить их в то время, когда мужики выйдут в поле работать... ну, или какие там еще у них занятия. Произвести впечатление нашей численностью и слаженностью действий, принудить к почетному миру, с полной выдачей похищенного и образованием конфедерации двух деревень.

— Под твоим началом.

— А есть другие кандидатуры? Да, Юль, под нашим. Моим и твоим. Но я отвлекся. Ну, мы сомкнутым строем подошли к воротам, копья на перевес. Они разинули рты. Я думал, может потребоваться некоторое единоборство... ничего подобного. Местные мужики нас сразу окружили, началось братание и переговоры. Ты бы видела, как они торговались! Конечно, похищенное вернуть они согласились сразу, но вот в оценках его количества наши мужики с ихними очень уж сильно разошлись.

— И передрались?

— Да какое там! Ругались часа три. Наши ведь еще хотели часть урожая получить обратно железом или хотя бы тканями, там у них шерсть неплохая, вот и торговались до посинения. Ну, а когда сторговались, началось празднество.

— Подрались пьяные?

— Нет, такого не было. Зарезали барашка, лепешек напекли, вино разлили... Все, как обычно. Ну, сначала, конечно, обсудили, какой процент выданной обратно добычи будет зачтен в качестве нашего взноса на празднество. На это еще полчаса ушло. Но все мирно, без членовредительства.

— Откуда же раненные?

— Да из-за девки всё. Пока мы торговались, трое молодых решили девку из этого селения своему товарищу украсть. Он давно за нее сватался, девка в принципе была не против, но ее саму никто не спрашивал, а отец согласия не давал, слишком большой калым назначил. Вот они ее и украли под шумок... А местные их догнали. Только и всего. Так что у нас трое легкораненых, у них тоже парочка, плюс девка рыдает в отеческом доме. Через недельку-другую опять свататься пойдут, может, отец за героические подвиги цену-то снизит. Только они, небось, уверены, что это всё из-за идола неудача их постигла. Что ж вы так неосторожно-то с ним обращались?