Честь и Польза - 2

Вариант военно-политического союза больше устраивал Сталина, но в конечном итоге во главу угла встал второй вариант.

— Вы просите о беспроцентном займе в два миллиона долларов на три года. Это очень большие деньги. Вынимая их из своего кармана, Россия очень рискует навсегда потерять их, так как нет никакой гарантии, что ваше правительство сможет преодолеть свой экономический кризис, и не станет просить об отсрочке или о предоставлении нового. Согласитесь, подобное сегодня случается сплошь и рядом.

Услышав столь открытое неверие к способностям греческих экономистов, Заруфакис вскинул голову и со всем пылом собрался защитить их честное имя, но Сталин движением руки удержал его.

— Дай бог, чтобы ваша страна справилась с кризисом и в назначенный срок была готова погасить свой долг. Я, только за это, но может случиться так, что эти два миллиона долларов будут очень нужны Греческой республике и её народу. Ведь так?

— Все может быть — уклончиво ответил Заруфакис, не понимая, куда клонит усатый собеседник.

— Правительство России готово дать Греческой республике два миллиона долларов, но не как заем, а в качестве пятилетней арендной платы за право базирования российских военных кораблей в гаванях островов Касос и Корфу. Это не только избавит ваше правительство от необходимости выплачивать долг, но и создаст стабильный доход валюты без каких-либо финансовых затрат. Мы намерены арендовать ваши гавани на двадцать пять лет, что принесет Греции общий доход в десять миллионов долларов.

Предлагая деньги в обмен на гавани, Сталин бил, что называется в десятку. Остров Корфу был самым депрессивным районом Греции, а за остров Касос у Афин шла тяжба с Римом. Итальянское королевство было, не прочь присоединить этот остров к своим владениям в Средиземном море. Прямая политическая выгода от этого предложения была налицо, но Заруфакиса интересовало совсем другое.

— А нельзя ли получить половину названной вами суммы сразу? — от волнения у посла на щеках появились красные пятна.

— Вначале, мы хотим услышать от вас да или нет и оценить, насколько серьезны намерения греческого правительства — отрезал Сталин и Заруфакис отбыл в посольство, готовить срочную телеграмму в Афины.

Предложение российского президента вызвало сильное удивление у греческого премьера, столь неожиданным оно было. Целый день кабинет министров обсуждал сообщение Заруфакиса, требовавшего быстрого и ясного ответа. Не испытывай Греция такую острую нужду в деньгах, Сталин услышал бы дружное "нет", но в нынешней ситуации греки дали согласие. Предстояло обговорить ряд условий и ради этого, Папанастасиу отправился в Москву.

Желая подсластить горькую пилюлю для греческого премьера, Сталин приказал выказать дорогому гостю всяческое внимание и уважение. Во время прохода греческого крейсера с Папанастасиу на борту через Мраморное море, от Дарданелл до Босфора его сопровождал почетный эскорт из кораблей Черноморского флота.

В Одессе премьера ждал специальный поезд присланный президентом, который без промедления доставил его в первопрестольную. Там, на Киевском вокзале Папанастасиу встречал президентский оркестр, почетный караул и исполняющий обязанности министра иностранных дел господин Чичерин. Обменявшись рукопожатиями и любезностями, высокие особы прошествовали к открытому лимузину, который в сопровождении четырех машин двинулся к Кремлю.

По пути кортежа, вдоль улиц стояли толпы нарядных москвичей и гостей столице, и приветливо махала руками заморскому гостю. Глядя на них, Папанастасиу испытывал белую зависть, ничего подобного греки не могли себе позволить. Слишком скудны были запасы греческой казны и слишком злы были жители Афин, государственные пособия были урезаны до минимума и выплачивались не регулярно.

Величие Кремлевского дворца, где состоялась торжественная встреча президента России и греческого премьера, окончательно добило Папанастасиу. Сусальное золото щедро украшало стены, двери, потолок Екатерининского зала Кремля, а на широких красных коврах присутствовало в виде боковой желтой вязи. Осторожно ступая по пышущему солнцем паркету, греческому премьеру неожиданно на ум пришло невеселое сравнение. Ранее посланцы диких северных племен, при посещении дворцов византийского императора немели от открывшегося им великолепия, не понимая, где они оказались — на небе или на земле. Теперь потомки басилевсов, немеют от той мощи и величия, которого достигли русские.

От всего увиденного Папанастасиу был просто потрясен, но оно было не последним для него в этот день. После непродолжительной официальной части, премьер был приглашен в кабинет Сталина, который разительно отличался от парадных кремлевских залов. В нем не было мрамора, золота и хрусталя столь обильно присутствующего там. Единственным благородным украшением кабинета нового президента России были дубовые панели, закрывавшие большую часть стен, а также широкие кожаные кресла, в одно из которых любезный хозяин усадил дорогого гостя.

Беседа длилась чуть больше часа и все это время, Папанастасиу чувствовал себя не в своей тарелке. Русский президент радушно улыбался гостю, говорил много красивых и правильных слов, но едва Папанастасиу пытался говорить о деньгах, бросал на него колкий пытливый взгляд и смущенно замолкал. В глубине души он откровенно боялся своего собеседника и не находил в себе силы торговаться. Ему постоянно казалось, что его слова вызовут раздражение у Сталина и, спрятав улыбку, он скажет, что говорить им больше не о чем и укажет премьеру на дверь.

От этих действий ничего ужасного конечно не случиться. Греческая республика не исчезнет с политической карты мира, но обстановка внутри страны и правительства накалиться до невозможности. Деньги под баснословный процент придется занимать у французов или англосаксов, без какой-либо надежды на скорое погашение кредита. Так стоят ли два маленьких каменистых острова тех денег и возможностей, которых могут лишиться Афину, не сумев договориться с Россией?

Поэтому представитель греческого народа на встрече с русским президентом больше соглашался, кивал головой и внимательно слушал все, что ему говорили. Единственное, что он смог получить дополнительно помимо прежних договоренностей между Сталиным и Заруфакисом — это одномоментную выплату греческой республике не двух, а трех миллионов долларов их всей общей арендной суммы.

Известие о подписании договора между Москвой и Афинами по поводу русских военно-морских баз на островах Корфу и Касос не вызвало сильного переполоха во Франции и Англии. Дипломаты обоих стран имели некоторые сведения относительно переговоров Сталина и Заруфакиса, но не предприняли никаких серьезных контрмер.

Чтобы перебить игру Сталина нужно было, по крайней мере, вдвое увеличить сумму кредита предоставляемого Афинам Москвой. Банки Парижа и Лондона, конечно, могли достать из своих закромов нужную сумму, но все это нужно было согласовать и обосновать, а на это нужно было время.

Кроме этого появление русских баз на греческих островах не наносило серьезных ударов по французским интересам в Средиземном море. Поэтому реакция Парижа на заключенный в Москве договор был в целом нейтрален. Если Сталину больше некуда тратить деньги как на создание временных морских баз, пусть тратит. Для французского флота, базировавшегося в Марселе и в портах Алжира, Сирии, Ливана и Палестины русские стоянки не представляют серьезной угрозы.

Новая военная инициатива Кремля была направлена в большей степени против британцев и в некотором смысле против итальянцев. Именно с Корфу и Касоса было удобно контролировать проход кораблей из Адриатического моря, и держать под прицелом подступы к Кипру. После утраты Мальты, он стал главной базой британского флота в Средиземном море.

Появление у русских новой базы в восточной части Средиземноморья было неприятным сюрпризом для Лондона. Касос вместе с Александреттой и Яффой создавал своеобразный треугольник в противовес британскими базам на Кипре, побережье Газы и в Александрии. Не будь в этот момент массовых выступлений индусов в Бенгалии, британцы смогли бы попытаться противодействовать Сталину. Однако внимание Форин-офис было прочно приковано к событиям в Индии, где движение Национального конгресса под руководством Махатма Ганди набирал обороты.

Доходы, получаемые английской короной из своих владений на полуострове Индостан, превышали поступления из Южной Африки, Канады и Австралии вместе взятых. Индия была главной кормилицей Британской империи, и борьба за неё было главной задачей Лондона.

События в Индии и быстрые решительные действия Сталина в определенной мере были залогом успеха в подписании российско-греческого договора. После его подписания Лондон разразился бурным негодованием по поводу коварства русских и бесхребетности греков, но дальше слов дело не пошло.

Следуя своему принципу, разделяй и властвуй, англичане попытались запустить черную кошку между Римом и Москвой, но из этого ничего не получилось. После распада Австро-Венгрии необходимость нахождения больших сил в Венеции отпала. Главные силы итальянского флота перебазировались в Неаполь, Таренте и Сицилию и русская база на Корфу не представляла для Рима угрозы. Шероховатость в отношении по поводу Касоса снял крупный заказ на постройку миноносцев, которые Москва заказала итальянцам накануне визита Папанастасиу.

Сталин был очень доволен результатом переговоров с греческим премьером. Заключение договора с Афинами была его первая победа на дипломатическом поприще, однако куда более для него был важен другой визит, последовавший через семь дней после приезда Папанастасиу.

Этим человеком, чья важность и значимость в разы превосходила греческого премьера для Сталина, был Максим Горький.

Русский самородок, чей литературный талант за считанные годы получил признание сначала в России, а затем во всем мире, согласился переехать из Италии в Россию. Бывший член РСДРП (б) с восторгом принял падение монархии и с большой осторожностью военный переворот генерала Корнилова.

Не изменилось отношение Горького к российской власти и после окончания войны. В президенте Алексееве он в первую очередь видел военного, который слишком много уделял внимания вопросам внешней политики и слишком мало внутренним проблемам. Певец пролетарской революции, пламенный буревестник справедливо полагал, что для первого президента России он всего лишь знаменитый соотечественник. К чаяниям и советам которого как обустроить Россию и построить царство социальной справедливости на земле, он мало будет прислушиваться.

В лучшем случае его ждало воздаяние былым заслугам и успехам, почтенное содержание и толпы поклонников и поклонниц. Для любого писателя вернувшегося из эмиграции это было пределом мечтаний, но только не для Горького. Писатель провозгласивший "что Человек — это звучит гордо" был достоин большего и это большее был готов дать Сталин.

Сразу после вступления в должность президента, он начал работу по возвращению Горького из Италии. Особняк в Москве, полное собрание сочинений и звание живого классика российской литературы — все было мелочью по сравнению с тем, что был готов положить Иосиф Виссарионович к ногам Алексея Максимовича. Властитель России сулил ему больше чем банальные материальные блага, он предлагал Горькому стать Демиургом. Принять участие в создании нового человека в социальной стране, которую он наметил построить.

— Дорогой Алексей Максимович, — писал Сталин к сидельцу на Капри. — Задача, с которой предстоит нам столкнуться архи сложная и архи трудная, можно сказать невыполнимая. Человеку можно создать комфортные условия существования, но всем этим нельзя изменить его духовное содержание, сделать его лучше, выше и светлее. Все это человеку надо прививать и сделать это можно только двумя способами — при помощи литературного просвещения и наглядным примером. Благодаря счастливому Проведению мы имеем возможность провести социальные реформы мирным путем, без революционных потрясений. Литературное же просвещение нашего российского человека никто не сможет сделать лучше, чем вы.

Лесть всегда имеет возможность проникнуть в душу творческого человека, если этим инструментом правильно пользоваться. К тому же материальное благополучие буревестника революции подходило к концу и после приезда на Капри специального представителя Сталина, Горький дал свое согласие на переезд.

В отличие от греческого премьера, весь его путь пролегал по земле. Вместе с сыном, невесткой, личным секретарем и несколькими огромными чемоданами с архивом, писатель сел на международный экспресс: Рим-Вена-Берлин.

Стоит ли говорить, что проезд семейства Горького в мягком вагоне из Италии в Россию, был полностью оплачен российской стороной.

В Берлине на Лертском вокзале писателя встречала русская диаспора специально собранная при помощи посла Александры Коллонтай. Сама ценительница литературы она с душой подошла к этому мероприятию. Были цветы, газетные репортеры и кинохроникеры, море радости и обожания. Восторженные почитатели писателя забросали своего кумира цветами, опустошив все прилегающие к вокзалу цветочные магазины и киоски.

Встречающие Алексея Максимовича соотечественники полностью запрудили весь вокзальный перрон, чем привели в недоумение берлинцев. Непривыкшие к подобным проявлениям внимания одиночной персоне, они посчитали, что русские встречают своего наследного принца или главного фельдмаршала выигравшего последнюю войну.

Людей на Лертском вокзале было много, но по сравнению с той огромной толпой, что встречала великого писателя на Белорусском вокзале, они были несравнимы, как несравнимо озеро с морем или океаном. Казалось, что вся Москва пришла приветствовать своего любимца. Ажиотаж встречающих был столь высок, что вышедшего из вагона писателя люди не сговариваясь, подхватили на руки и стали качать. Несколько минут Горького восторженно качали, но этим не ограничились. Так и не опустив писателя на землю, люди пронесли его вместе с чемоданами от вокзала до самой квартиры его жены.

Екатерина Пешкова проживала на главной улице Москвы бывшей Тверской, которая к этому моменту носила имя Максима Горького. Переименование произошло согласно решению Госсовета за неделю до появления в столице буревестника революции. Это позволило городским властям подготовиться к приезду Горького. Когда на следующий день он поехал в Кремль на торжественный прием, на каждом доме красовались новые белые таблички с его именем.

Согласно первоначальному сценарию, предполагалось, что на приеме по поводу вручения писателю ордена Андрея Первозванного будут присутствовать только члены правительства, но Сталин личным приказом изменил привычную церемонию награждения.

— Алексей Максимович публичный человек, так пусть его радость разделять многочисленные соратники по цеху — приказал президент и в Кремль пригласили литераторов. Мало кто рискнул отказаться от этого приглашения, уж поистине царские почести были оказаны вернувшемуся писателю.

Многие из приглашенных в Кремлевский дворец литераторов откровенно кривили душой, поднимая хрустальные бокалы с шампанским, за здоровье Горького. Обычную людскую зависть никто не отменял, но все они прекрасно понимали, что с президентским любимцем нужно дружить. Ибо Сталин поднял его на такую недосягаемую высоту, которой не был удостоен ни один из живых писателей. Покойный Пушкин, объявленный Сталиным "солнцем России", к 90-летию к смерти которого готовилась вся страны, был не в счет.