Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
1.Глобальные данные по гипотетической планете Беловодье здесь и далее везде по тексту представлены удручающе безграмотному в таких делах автору А.Ефимовым и ником Vanamingo
— И климат... — я вспомнил кое-что из прочитанного. — И климат мягкий?
— Угу, — кивнул Юрка. — Ну вообще-то в тех местах, где мы обосновались, зима похолодней, лето пожарче, чем у нас, но осадков побольше. Осень длинная, а весна наоборот — какие-то дни, и всё зелёное... — он, кажется, что-то вспомнил, потому что ненадолго умолк, улыбаясь в потолок. — Солнце — покрасней, чем у нас и побольше, мягкое такое. Мы его Перуном назвали. Луна — Магура — больше нашей почти вдвое, фиолетовая такая, красивая. По-моему, даже с атмосферой со своей. Приливы из-за этого сильные, даже в реках и в озёрах есть. Другие звёзды очень крупные, некоторые даже днём можно различить. Мы всё пытались определиться, где эта звезда по отношению к Солнцу, но пока не получилось ничего... Сутки — двадцать шесть часов. Год — 312 дней, пришлось все месяцы пересчитать и сделать по двадцать шесть дней. Суша, вода — это пока не знаем, сколько чего, и сколько материков не знаем... да вообще мало о географии знаем. Так, кусочек. Но воды явно больше намного, чем суши, как и на Земле. Гравитация по ощущению и по опытам такая же, как у нас...
— Юрка-а-а!!! — вдруг заорал я с ужасом, сам от себя не ожидал этого вопля. Где-то снаружи даже собаки забрехали — по суматошной быстрой эстафете вдоль улицы. — Этого не может быть, так не бывает, ты всё врё-о-ошь!
— Тихо, ты чего вопишь?! — рявкнул он. Мы оба разом умолкли и потом захихикали.
— Я сам не верил, — признался Юрка. — Долго не верил. Думал, что в больнице лежу с головкой бо-бо. Потом — что умер и попал в рай.
— В рай? — уточнил я. Юрка кивнул и после недолгого молчания пояснил:
— Да ты сам увидишь, почему я так подумал.
— Увижу? — снова переспросил я. Юрка удивился:
— А зачем я тебе это рассказал?
— Ты... — голос у меня задрожал. — Ты возьмёшь меня... ты возьмёшь меня...
— Не, не возьму, — отрезал Юрка. — Мне девчонки нравятся.
— ...с собой?! — договорил я наконец, не обратив внимания на подначку. — Когда?!
— Послезавтра, — сказал он, как будто речь шла о самом обычном деле.
Я тихо взвыл. Но тут же спросил тревожно:
— А плечо?! У тебя же...
— Фигня, — он поморщился. — Мякоть, такие раны не жалеют. Да и мазь на второй повязке... непростая. На Земле такой нет. Фирма инопланетная, без шуток, — и ухмыльнулся.
— Подожди... — я неожиданно разом и прочно связал всё виденное в последнее время вместе. — А кто же... тебя?! Там что — там есть туземцы?!
— Нет, не туземцы... — неохотно отозвался Юрка. — Не знаем мы про туземцев, пока не встречали и не засекали ничего... может, и есть где-то... Не хотелось бы, если честно... Но это не они.
— "Повелитель мух", как у Голдинга(1.)? — понимающе спросил я. Юрка фыркнул (надо же, он тоже читал эту книгу):
1. Английский писатель, Уильям Голдинг, автор мрачного и пессимистичного романа "Повелитель мух". В этой талантливой книге Голдинг изобразил быструю и сокрушительную деградацию группы английских школьников, оказавшихся на необитаемом острове и за какие-то недели скатившихся до племенной вражды, жертвоприношений и шаманизма. Автор данной книги считает Уильяма Голдинга своим заочным оппонентом и не приемлет его взгляда на жизнь и людей.
— Подотрись ты своим Голдингом... — но тут же сбавил тон. — Всё гораздо лучше и намного хуже... Я тоже сперва думал, что они там ничего не смогут сделать, попереубивают друг друга, и всё — прикинь, какой у них опыт-то?! А потом оказалось, что ничего подобного. Кстати, они отсюда несколько раз... — Юрка фыркнул. — Они отсюда несколько раз скотину угоняли. Помногу. Это что-то с чем-то... скотокрады с другой планеты. Хоррор. Голливуд.
— Не гни в сторону, кузен! — отрезал я сурово. — Кто тебя стрелой пометил, если там всё так радужно и нет туземцев?
— Туземцев нет, а сукины дети есть... всё-таки, — буркнул Юрка. — По десять-пятнадцать лет в нашем мире пробеспризорничать — не для всех даром проходит... Сейчас, правда, с прошлой осени более-менее нормально... Ну ты сам на месте увидишь.
Ничего себе — нормально, подумал я. И начал:
— Да что они — совсем одурели, в людей... — но Юрка посмотрел на меня иронично-внимательно, и я не стал продолжать.
Где-то в глубине души у меня шевельнулось понимание, что, если так, то там могут и убить. Запросто и по-настоящему.
Но потом пришла странная мысль, что это не так уж страшно. Мысль была сумасшедшая, но — была. Да и, в конце концов, убить могли и у нас, тут, и почти так же запросто, если подумать как следует. А Юрка говорил дальше:
— Мы летали на юг, к болотам вдоль берега моря. Или, может, это океанский залив. Чёрт его знает, не знаем пока... ты не удивляйся, эти слова я часто буду повторять... Ну и там...
— Летали?! — я, каюсь, позабыл обо всём. — На чём... летали?
— А, да, — Юрка соскочил с подоконника и, включив компьютер, уселся к нему, сделав мне жест, чтобы я подошёл. Я поднялся с кровати и встал позади Юрки, опершись на его здоровое плечо.
Экран мерцал. Потом появилась заставка — фотография пейзажа, красивого, но обычного пейзажа средней полосы. Однако, я уже понимал, что это снято не здесь. И меня охватила нервная дрожь при мысли, что скоро я тоже смогу всё это увидеть...
— А тётя Лина отпустит? — спохватился я. Юрка удивлённо посмотрел на меня, потом засмеялся, хлопнул себя по лбу:
— А, да. Ты же пока не знаешь... Там со временем какие-то перекосы. Ребята наши даже таблицу составили — хроносоотношений, чтобы возвращаться в приемлемые сроки. Сложно всё. Запутанно. Я её наизусть не помню, эту таблицу, просто с собой ношу и сверяюсь, если надо. Рассчитаем так, чтобы вернуться через пару дней.
— А взросление? — вдруг горячо заинтересовался я. — Если там просидеть... ну... год, а потом вернуться в тот момент, когда отправлялся? Или там не взрослеют, как в "Пути домой"?! (1.)
1.О.Верещагин. Ч.1. Путь домой. Скажи миру — "нет!" Ч.2. Путь домой. Не остаться одному. ЭКСМО, 2012 г.
Юрка поморщился:
— Владька, не знаю я. Не мой профиль. Пока там сидишь — взрослеешь, как обычно, по местному времени. А сюда возвращаешься — вроде бы организм назад откидывает... Кто-то говорит, что можно там сто лет прожить, а перед смертью сюда, обратно — и опа, опять пацан. А другие наши не верят, говорят, что наоборот — помрёшь всё равно и лучше так не шутить... Владька, мы же там ещё не очень долго, нет данных для реальной проверки...
Он сердито положил пальцы на клавиатуру. Даже скорей бросил. Видимо, сам был недоволен своим незнанием.
— Юр... — я вздохнул, подвинулся ближе по кровати. — Скажи честно. Почему ты мне это рассказал? Вот так, сразу рассказал? Ну, пусть я не мажор и всё такое прочее. Но у тебя вон друзья есть, как я понял, и чуть ли не организация какая-то... А меня ты знаешь немногим больше суток. Так странно получается, что ни говори...
— Что же тут странного? — вроде бы удивился он. — Нам нужны люди. Те, кто может помочь. Просто хоть чем-то...
Скажу честно — ответ меня не удовлетворил. Но продолжить расспросы я не успел, да и интерес пропал — Юрка как раз быстро, не глядя, набрал какой-то пароль, и я увидел на покрасневшем экране эмблему — как на Юркиной поясной сумке, странный крест с надписью -
Русский Орден Освоения
— Угу... — Юрка быстро набрал в окошке внизу экрана слово:
ПРОЕКТЫ
— и открыл ещё одну страницу, тем же украшенную рисунком, но ещё с одной надписью:
ЛЕТЯЩИЙ
К
РАССВЕТУ
— Что это? — шёпотом спросил я.
Вместо ответа Юрка кликнул мышкой на надпись "Летящий к рассвету". И я увидел...
— Что это? — шёпотом спросил я, не очень понимая, что именно вижу, пытаясь с ходу разобраться в чертеже, но осознавая — что-то очень важное.
— "Летящий к рассвету", — так же шёпотом ответил Юрка, сам заворожённо глядя в экран. — Дирижабль, флагман нашего воздушного флота.
8. ПОСЛЕДНИЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
До самого пробуждения мне снились дирижабли.
Я заснул уже когда за окнами рассвело совсем — прозрачная ночь плавно перешла в обычное солнечное утро. Не потому, что мы с Юркой заболтались совсем уж до рассвета, а потому что я не мог никак успокоиться. Несколько раз засыпал, но что-то будто встряхивало меня изнутри, неприятно, даже страшновато, как будто кто-то тебя хватает и пытается сдёрнуть с кровати... и я просыпался с испугом, пытаясь понять: что именно было сном? Не разговор ли?! Я бы не удивился, окажись это так, потому что наяву такого быть не могло.
Собственно, с этой мыслью я и проснулся окончательно. С этой мыслью, а ещё — с сожалением. Не злым, а просто грустным, что это был сон. Даже не просто с сожалением — с сожалеющей уверенностью. Так же вот грустно мне было прошлой зимой, сразу после Нового Года, когда мы с матерью вернулись под утро с банкета, я лёг спать и вдруг увидел сон, не похожий ни на что, виденное раньше. В том прошлогоднем сне была Москва, Москва немного другая — вроде бы знакомые улицы, но непохожие на нынешние; зеленее, малолюднее, тише и уютнее... Во сне мы шли по Арбату с каким-то мальчишкой и мне почему-то было очень хорошо. Этот мальчишка был мой друг, я просто знал это. Без объяснений, хотя во сне я знал и то, как и где мы познакомились. Я показывал ему Москву (полузнакомую и странную для меня — настоящего, не из сна); потом мы сели в вагон, похожий на каплю, и он взмыл на тонких опорах куда-то вверх, и оттуда, сверху, открылась панорама города. Мимо окон пролетел большущий плакат; я каким-то чудом успел заметить, что на нём написано — размашистыми белыми буквами на алом фоне:
БРАТСКИЙ ПРИВЕТ ОТ РЕСПУБЛИК-СЕСТЁР
—
ГОРОДУ-ГЕРОЮ МОСКВЕ,
СТОЛИЦЕ
СОЮЗА СОВЕТСКИХ КОММУНИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК,
В ЕЁ 860-Й ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ !
1147 — 2007
Я тогда проснулся сразу после этого. И мне было грустно.
Вот точно так же было и сейчас. Я лежал в постели и думал, что это всё-таки был хороший сон — про наш ночной разговор с Юркой и про планету Беловодье.
Жаль.
Тёти Лины опять не было дома, я это понял сразу. Раньше, когда я был маленьким, мне часто казалось, что учителя уходят на каникулы вместе с учениками — отучились и всё, тоже гуляют. А оказывается, июнь для них — вполне рабочее время... да и у учеников здешних вон какая-то практика есть... Но, кстати, Юрка был в наличии — он стоял в саду, насвистывал что-то и ногой, насосом-"лягушкой", накачивал большущую автомобильную камеру, временами пощёлкивая по ней ногтем. Камера убедительно и солидно гудела, но Юрка чем-то оставался недоволен и качал снова. Это его занятие почему-то окончательно убедило меня: да, сон.
Сильно захотелось есть.
— Привет, — сказал я, выходя на верхнюю ступеньку крыльца. Её уже нагрело солнце. Ступенька словно бы утешала меня своим теплом: ну ты что? Ну подумаешь — сон... есть же я, есть лето, есть тепло... а что нет сказки — так ведь ты же знал, что их нет...
— Привет, — кивнул Юрка. — На речку пойдёшь?
— Пошли, — я пожал плечами. — Только я разминку сделаю и поедим, ага?
Ну что ж — это тоже неплохо. Речка, солнце, лето, тугой баллон... Я никогда не плавал на баллоне, на настоящей автомобильной камере, только видел в фильмах.
Неплохо... только почему-то отчётливо зазвучал в моих ушах грустный напев Шевчука — под ломкие стеклянные колокольчики композиции "Осень, мёртвые дожди...":
Осень — мёртвые дожди.
Осень — юные морозы.
Задубевшие берёзы
Ковыляют по Руси...
Осень — пьяная река,
Затопившая дорогу...
Осень — смертная тревога
У живого старика...
Я тяжеловато поднялся обратно на верхнюю ступеньку. И, в последней безумной надежде, от которой меня пошатнуло, резко обернувшись через плечо, посмотрел на Юрку.
Он стоял и придерживал баллон рукой — словно большого послушного зверя. На плече белела свежая повязка.
— Это не сон, Владька, — просто и спокойно сказал он. — Это правда.
* * *
Речка оказалась довольно далеко. Насколько я помнил карту, пляж в Северскстали располагался чуть ли не посреди города, так что подобное пешее путешествие вызвало у меня недоумение. Но я промолчал, всё ещё погружённый в собственные переживания и борющийся с сомнениями, которые то накатывали, то отбегали — как волна на морской берег.
Юрка — с абсолютным презрением к условностям цивилизации — шагал босиком и соизволил натянуть на плавки только убитые до последней степени шорты, расписанные авторучкой в какие-то абстрактные геометрические узоры. При этом он ловко катил баллон раненой рукой, то и дело пошлёпывая бойко вращающийся чёрный круг "по макушке", отчего тот весело подпрыгивал с упругим тугим звоном. Я, соответственно, обул кроссовки и влез в бермуды. И в моменты возвращения надежды снова и снова отчаянно завидовал Юрке.
Мне хотелось пойти босиком.
Ужасно хотелось.
Но в почти четырнадцать лет это делать несолидно.
Впрочем, Юрке на это было, кажется, наплевать — в своём городе он вёл себя, как хотел... и поэтому я тоже ему завидовал. А он вдруг покосился на меня и дурашливо пропел, ничуть не стесняясь того, что мы на улице и кругом какие-никакие, а люди:
— В лесу бывает много происшествий,
Но мне одно покоя не даёт:
Сидел в траве кузнечик всем известный,
Похожий на военный вертолёт.
Морально был устойчив зелёный наш кузнечик,
Он матом не ругался и не пил,
Не трогал он ни блошек, ни козявок, ни овечек,
И с мухою навозною дружил...(1.)
1. Стихи В. Третьякова
— А дальше? — заинтересовался я. Юрка махнул рукой:
— А, потом... — он снова улыбнулся, стукнул баллон и, глядя куда-то в сторону, негромко, но отчётливо прочёл на ходу: —
Скоро мы победим,
Я верю!
И мама сварит много
Вкусного киселя из столярного клея...
Я недоумённо посмотрел на него. Но Юрка читал, всё так же постукивая баллон по чёрной тугой поверхности:
— Скоро мы победим
И папа вернётся
Из пепла Вороньей Горы
В тельняшке, разорванной на груди —
Он говорил, что фашисты её боятся!
Пули её не пробьют, только штык!
А в огне она не горит!
А в штыки с моряком
Никакому фашисту не справиться!
Бум. Бум. Бум. Постукивал баллон. Мы шли по летней улице. Я слушал.
— Скоро мы победим,
И с неба
Больше не будет сыпаться
На Ленинград
Ничего,
Кроме града, дождя или снега!
Юрка неожиданно посмотрел на меня блестящими, яркими глазами. Его губы шевелились словно бы сами по себе:
— Скоро мы победим
И будем жить
В двух комнатах
С целыми стенами —
В них будет столько тепла,
Что можно будет ходить раздетыми...
И мама не будет топить до утра
Буржуйку
Мебелью и газетами...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |