Легенда о свободе 1. Крылья

Однажды их, обучающихся искусствам, повели в Академию Силы, чтобы послушать игру одного из Одаренных, тогда Гани Наэль впервые услышал музыку, творимую Силой. Она завораживала, она восхищала так, что даже острое чувство зависти к игравшему отошло на второй план. В самом деле: больше, чем искусство... Затем Профессор попросил их повторить мелодию. И никто, даже Гани, обладающий совершенным слухом и музыкальной памятью, не смог припомнить хотя бы трех нот подряд, ритма или тональности.

Он слышал Музыкантов Силы и позже, хотя они и редко играли для обычных людей. Что творится со слушателем — описать сложно: хочется смеяться и плакать, сражаться и любить... Мастер Силы вдохновит на любое дело, его игра не только потешит слух и эмоции, но и придаст сил... соткет из невидимых нитей крылья за спиной... То же самое он ощутил и тогда утром у родника Ми.

Гани еще сомневался, услышав игру Вирда в то утро, но когда он не смог ни припомнить, ни повторить мелодию, сомнения развеялись. Вирд не останется его учеником надолго, у мальчика есть Дар. А это означает, что у него другое предназначение. Догадывался ли об этом сам Вирд, идя в Город Семи Огней, Наэль не мог с уверенностью сказать. Там он непременно попадет в руки Мастеров Силы, а уж они знают, что с такими делать.

Вряд ли парень раньше бывал в Тарии, несмотря на его несомненно тарийскую внешность: темные волосы, светлые глаза, отличающие уроженцев центральной Тарии. А Гани разрывает любопытство — главная его слабость и страсть. Большинство поступков в своей жизни он совершил движимый именно этим чувством, потому что неудовлетворенное любопытство причиняет ему воистину непереносимые страдания.

Вирд очень мало знает о мире — и тарийском и арайском, он задает вопросы с неподдельным интересом, но судя по тому, с какой скоростью он запоминает и осмысливает все рассказанное Наэлем, с какой жадностью впитывает любые крохи информации, не пройдет и полгода, как он будет знать больше чем достаточно.

Слушать-то он слушает, а вот сам молчит, как пойманный врагами разведчик из Ливада. Никакой способ его разговорить не действует, в его поступках и жестах Гани тоже не находит зацепок для себя: все больше загадки. В последний раз он даже попытался притвориться пьяным, и начать говорить всякий бред, надеясь, что мальчишка или купится на его откровенность, или ослабит бдительность при пьяном учителе. Но Вирд молчал во время всего его монолога, а когда Наэль выдохся и сделал вид, что спит — просто позаботился о его удобстве и вышел из повозки. Напоить самого Вирда тоже оказалось делом нелегким, он был удивительно сдержан и осторожен, хотя и непривычен к вину.

— Любуешься моими эффами, Мастер Музыкант? — вывел его из задумчивости глубокий томный голос к'Хаиль Фенэ. Это в ее привычках: вот так неожиданно появиться в любой части лагеря. В отличие от к'Хаиль Кох-то, местонахождение которой всегда легко определить — та считает ниже своего достоинства бродить среди рабов по лагерю, да и вообще очень редко отрывает свою распрекрасную и вызывающую, несомненно, всяческое восхищение любого арайца благородную задницу от подушек в шатре или повозке. А уж если выходит — то с достойной великой госпожи помпезностью, сопровождаемая свитой из рабынь, рабов, охранников и еще непонятно кого... А Фенэ разгуливает всюду с одним только этим рыжим парнем. Хотя, кто знает: может, это специально обученный воин, которому ничего не стоит посворачивать шеи полудюжине врагов голыми руками. Кутийцы, говорят, на такое способны. Опыт у него, скорее всего, имеется, ведь заработал же он где-то такой шрам на щеке...

— К'Хаиль Фенэ! — поклонился Гани. — Мне всегда казалось, что эффы созданы не совсем для того, чтобы ими любоваться.

Фенэ приятно рассмеялась.

— Ты прав, Мастер Наэль! Хотя некоторые предпочитают любоваться на принесенные ими головы.

Он поморщился:

— Я не настолько кровожаден.

— Ты хочешь что-то узнать о них? — неожиданно спросила она. — Спрашивай, я все тебе расскажу.

Гани с недоумением взглянул на госпожу Фенэ: чуть прищуренные ее глаза не давали никаких намеков на то, серьезна она или шутит. Фенэ никогда не болтала лишнего, а тут вдруг предлагает ответить на все его вопросы о главной тайне арайцев — эффах! И ей, как владелице зеленых ошейников, было что рассказать.

— А потом я задам несколько вопросов тебе, — прояснила она ситуацию, сверкнув хитрющими карими очами.

Он вздохнул почти с облегчением — над этой загадкой ему не пришлось ломать голову: обычная сделка.

— Вам, как даме, и как госпоже этого каравана, принадлежит право первой задавать вопросы мне, — произнес Гани — он сыграет по своим правилам.

Фенэ снова рассмеялась, запрокинув голову.

— Хорошо. Скажи мне, Мастер Наэль, зачем ты возвращаешься в Тарию?

Гани пожал плечами:

— Там моя родина.

— Там у тебя поместье? Земли?

— Скорее, полное их отсутствие, — он усмехнулся, — но я собираюсь исправить это по возвращении.

Фенэ взяла белой холеной ручкой кусок мяса из миски, услужливо поднесенной ей лысым смотрителем, бросила эффу, зверь поднял голову, лениво клацнул зубами, поймав мясо, и снова замер уродливым каменным изваянием.

— А почему ты не остался в Аре? Тебя, как я знаю, неплохо принимали в благородных домах.

Гани с удовлетворением вспомнил, насколько неплохо принимали его в Аре.

— Когда, ты, к'Хаиль Фенэ, увидишь Город Семи Огней, когда вдохнешь его воздух, пройдешься по его улицам, тогда ты поймешь, почему. Приехавшего единожды к Семи Огням, город, пожалуй, отпустит, но не того, кто прожил в нем двадцать лет.

"Как мотылек на свет летит,

Лечу к нему и я,

Там Семь Огней горят в ночи,

Там Родина моя!"

— процитировал он слова из песни.

Фенэ задумчиво хмыкнула.

— А трудно ли стать гражданином Тарии?

Наэль удивился вопросу, неужели она задумывается о том, чтобы переехать в Тарию? Невиданная удача для Совета — заполучить владелицу эффов...

— Да нет, не трудно. Нужно лишь заплатить пошлину, заплатить за гражданство, за право покупать и продавать землю и строения, за право нанимать слуг... Немного золота — и ты тариец. Чего нельзя сказать о гражданстве Города Семи Огней.

— А разве это разные гражданства? — Она удивленно выгнула бровь, но по ее хитрым глазам трудно было определить, действительно ли она не знает, или просто проверяет Гани.

— Да, гражданство Семи Огней — для избранных. Его тоже можно получить, хотя и намного труднее: по наследству, или окончив одну из Академий Пятилистника, как я, например, ну или женившись либо выйдя замуж...

— Ты — гражданин Города Семи Огней?

— Да. И я готов помочь моей госпоже. — Наэль, улыбаясь, вновь слегка поклонился Фенэ, а та рассмеялась в ответ:

— Это предложение, Мастер Наэль?

— Если госпожа сочтет его достойным.

— Что ж, я подумаю. Теперь спрашивай, что ты хочешь знать о моих эффах.

Наэль был так обескуражен ее вопросами, что не сразу вспомнил о своих.

— Нельзя ли мне поближе рассмотреть ошейник эффа? — наконец, сказал он.

— Так подходи и смотри.

— Ну... эти... песики... не очень хорошо пахнут; не можешь ли ты попросить смотрителя снять ошейник.

Сейчас она действительно удивилась и посмотрела на него широко распахнутыми глазами. А затем рассмеялась — громко, нервозно, и даже не запрокидывая голову, как обычно:

— Мастер Наэль! Тебе надоело жить? Эфф без ошейника — то же, что меч, летающий по лагерю сам по себе и убивающий каждого встречного. Зверь превращается в смертельный ураган. Без ошейника он неистов и кровожаден без меры. К тому же это эфф!!! Не песик, как ты выразился, а зверь, который сильнее медведя и быстрее тигра. От него не отбилась бы и стая волков. И он не пощадит никого: ни меня — его хозяйку, ни Боджо, — она кивнула на лысого смотрителя, — ни тебя!

Так, значит, это правда. Даже смотритель не может снять ошейник с эффа. Тогда КАК он оказался у Вирда?!

— И что, нельзя никак заполучить ошейник? — сделав недоумевающее лицо, спросил Наэль.

— Можно, если убить эффа. Но этого я не позволю, он слишком дорого стоит. Да и вероятность того, что ты его убьешь, ничтожно мала. Разве что тебе будут помогать пара дюжин опытных бойцов. Но, надеюсь, ты не подговорил всех охранников в караване, напасть на моего эффа? — насмешливо поинтересовалась она.

— Да нет... — смутился Гани. — Я не стану никого убивать. Ну, разве что на меня нападут... Зачем ты их везешь с собой? Пустишь в ход, если кто-нибудь из рабов убежит? — он не надеялся, что к'Хаиль Фенэ скажет правду об истинных своих целях.

— Чтобы пустить их в ход, нужны Права, а я в своих рабах — по крайней мере, в тех, что в караване — уверена, и их Права оставила в Буроне, — довольно откровенно, на первый взгляд, ответила она. — А вот если помощь потребуется к'Хаиль Кох-То, я смогу оказать ей такую услугу. Права на ее рабов — в той повозке, что занимаете вы с учеником. — Это было новостью для Гани.

Что такое Права, он знал, он видел эти коробочки у многих благородных. Как они хранят кровь? Как обращают ее в твердую прозрачную горошину?

— Я слышал, чтобы пустить эффа по следу, нужны волосы и кровь преследуемого. Это так?

— Да, это и есть Права.

— А если дать эффу свежую кровь? Не из Прав...

Он вновь по-настоящему удивил ее своим вопросом.

— У вас, тарийцев, извращенный ум. Зачем давать эффу свежую кровь, если есть кровь в Правах? Свежую кровь мы даем ему как лакомство.

И это у тарийцев-то извращенный ум?

— Я просто беспокоюсь. Если у меня, например, отрезать незаметно клок волос и взять немного крови, а потом послать эту тварь по следу — она меня найдет?

Фенэ помолчала несколько минут, обдумывая ответ.

— Таких случаев в Аре не было, — наконец, сказала она медленно, — эффов посылали только за рабами. Если эфф убьет свободного человека, то его хозяин, вернее — тот, чьего цвета ошейник он носит, ответит за это перед императором.

Гани Наэль с деланным облегчением вздохнул и развел руками:

— Что ж! Это радует! Когда за мной пришел тот убийца, — он небрежным жестом подкинул нож с рукояткой-эффом и ловко поймал его, — я смог себя защитить. Но я буду гораздо более спокойно спать, зная, что за мной не пошлют что-то вроде этого чудища.

Фенэ взяла его под руку и не спеша повела к центру лагеря.

— Тебе, Мастер Наэль, следует меньше гулять по ночам за пределами лагеря. А если уж не можешь отказаться от таких прогулок, то бери с собой пару охранников. Твой ученик, конечно, заслуживает похвалы. Такая верность у слуги...

Гани непонимающе на нее взглянул.

— Он взял на себя основной удар, — продолжала она, — и ты успел расправиться с убийцей.

Знала ли она, что Вирд и был целью ночного охотника, а не Наэль? Для такой умной женщины, как Фенэ, ничего не стоит сложить легкую головоломку и понять по увиденному и рассказанному охранниками, кто на кого напал: раненный Вирд на земле, нож Гани в спине убитого...

— Да, он молодец... — настороженно ответил музыкант.

— Верные люди — большая редкость, Мастер Наэль. Особенно свободные. Рабов легче заставить быть верными.

— В Тарии нет рабов.

— Я это знаю. И меня это беспокоит... Но все ж побереги себя, Гани (она впервые обратилась к нему так неофициально), мне будет неприятно, если тебя убьют в моем лагере.

Ото Эниль

Советник Ото Эниль сидел в кресле на широкой лоджии, выходившей на зимний сад Здания Совета, один из многих зимних садов здесь. Те, кто давным-давно возвел это величественное сооружение — давшее приют Советникам и Большого и Малого Совета, их семьям и слугам, да и самому Верховному, — знали толк в выращивании растений в помещениях. Сад, освещенный тарийскими светильниками — наследием Мастеров Огней, которые вот уж более трех веков не рождаются в Тарии, зеленел и цвел разнообразнейшими цветами всех оттенков и форм. Здесь растения со всего света: вот деревья фус с листьями-перьями, а там дальше кусты файчи цветут ярко-голубым, а нежно-розовое соцветие джа над самой водой встречается, как утверждают знающие люди, только в пустыне Листан. Садовники Силы могут любое растение приспособить к новым условиям, немного их воздействия — и вот обитатель пустынь клонится к воде, а теплолюбивые деревья мицами украшают улицы Города Семи Огней, спокойно переживая зиму.

С высоты лоджии он любовался искусственным водопадом Радуг. Вода, искрящая в лучах солнца, стекала по широким террасам, окруженная зарослями вечнозеленых лиан и цветущих орхидей. Благодаря мудрости строителей, создавших при помощи застекленных куполов особое преломление лучей света, над водопадом то и дело возникали радуги, за что он и получил свое название.

Ото успокаивала вода, ее шум, ее вечная могучая сила, текучесть и гибкость... А он сейчас очень нуждался в успокоении. Здесь, внутри Здания, царило вечное лето, где-то в зарослях пели яркие птицы, цветы, радуги и водопад радовали глаз. Но за стенами было пасмурно и холодно. В Тарии наступила осень. И вместе с нею наступали тяжелые времена.

Ара вторглась в Доржену. И при этом безумец, помешанный на войне, император Ары — Хокой-То хорошо знал, что Доржена находится под защитой Тарии. Не помогли дипломатические усилия и ухищрения тарийских послов при дворе императора, не помогли и угрозы.

Эти дикари арайцы, практикующие до сих пор рабство, только и делают, что воюют; они сомнут Доржену, уничтожат ее, если, конечно, тарийцы не окажут помощь. Но послать войска на помощь — означает начать войну с Арой. А может ли Тария сегодня позволить себе эту войну, в то время как миру грозит более серьезная опасность?

Весь Совет словно обезумел, все только и думают о том, как проучить Ару. Да, ее давно следовало подмять под себя, уничтожить эти дикие порядки, принести туда закон свободы и чести, но это следовало сделать лет сто назад, или хотя бы пятьдесят. Но не сейчас! А Совет не желает понимать этого, не видит, что приходит всему конец, что надвигается буря... что исполняются пророчества древности. Даже Верховный поддерживает этого излишне горячего и не очень рассудительного, получившего только три года назад свою корону Короля-Наместника Мило Второго и его слишком смелые, слишком горячие, слишком авантюрные планы.

Впрочем, так и сказано было в пророчествах Кахиля из эпохи Мари: "...и наступят Времена Ужаса! В последние дни безумие заполонит землю, даже мудрецы потеряют мудрость, и самые великие из них станут слепцами, и тогда ничего не знающие поведут их... Юность посрамит старость, и мудрость их будет как дым на ветру".

Ото Эниль прожил долго, очень долго, дольше любого члена Совета, он видел и войны и мирные времена, видел, что войны делают со страной. Это очень большая цена, и если уж ее и платить, то зная, за что. Сила все еще бурлила в нем, как в юности, но его волосы стали седы, и хотя он не подвержен был старческим болезням, как неодаренные, отливы Силы, после ее использования, все чаще оставляли его тело беспомощным. Почти как в шестнадцать лет, когда в нем впервые развернулся Дар. Он лежал тогда в беспамятстве несколько часов. Потом, с годами, научившись управлять своей Силой, Ото перестал замечать оттоки: лишь легкая слабость на мгновение и чувство голода, которое тоже проходило довольно быстро. Теперь же это вернулось. Советник Эниль пришел сюда, едва волоча ноги. За час до этого он толковал пророчества Кахиля и прочих о Временах Ужаса, используя Силу. Он позволил Дару нарисовать ему картины, описанные в пророчествах, и по многим приметам удостоверился, что эти времена наступают сейчас! Он давно убедился в этом, и не раз говорил перед Советом, но мужи Силы из Семи и сам Верховный не считают, видимо, его откровения серьезными.