После Пламени. Корона Севера

— Где тварь? — нолдо начал медленно подниматься.

Он не был ранен, во всяком случае, не чувствовал боли. Но тело сделалось странно вялым и с трудом слушалось.

— Тварей не видел, — Хурин подхватил Аркалимо под мышки и помог сесть. — Хлебни вина, командир.

Нолдо приник к бурдюку, сделал пару глотков, перевел дыхание.

— Ты же шел прямо навстре... Сзади!

Человек прыжком обернулся, выхватывая нож. Быстрее, чем его сородичи, но все-таки неуклюже. От стрелы не успел бы увернуться, разве что от звериных зубов, если зверь обычный.

— Да нет здесь никого, — удивленно пробасил Хурин, внимательно оглядев поляну и снова присаживаясь на корточки рядом с нолдо. — Померещилось тебе, командир. Должно быть, крепко ударился, когда падал.

А над головой человека, почти касаясь растрепанной золотистой шевелюры, скалило пасть чудовище. Аркалимо отчетливо видел, как тянется, свисая между зубов твари, ниточка мутной слюны.

— Те, кого ты в пещеры отправил, пока не объявлялись. А кто с нами шел, те пропали, — озабоченно говорил Хурин, по-прежнему не замечая опасности. — Надо было веревкой обвязаться, что ли.

Аркалимо закусил губу, неимоверным усилием разорвав незримые узы, мешавшие ему двигаться. И метнул нож. Лезвие вошло в глаз твари, та истошно заверещала и метнулась назад. Нолдо вскочил и кинулся следом, выхватывая второй клинок.

— Командир! — человек вытаращил глаза, когда эльф с яростным воплем несколько раз ударил кинжалом в сосновый выворотень, сбивая ссохшиеся комья земли с мертвых корней. — Да уймись ты, нет здесь никого!

— Хурин, спр-рава! — прорычал Аркалимо, добив чудовище и с отвращением видя, что прямо из-под земли выбирается еще несколько тварей, покрупнее первой. — Не стой!

— Командир, это же наши... Ах, ты! Да что ж вы делаете-то?!

Выскочившие на поляну двое разведчиков, оскалившись по-звериному, бросились на Аркалимо. Блеснули ножи.

23

Аркалимо?! Я вскочил и едва не сорвался вниз, потеряв равновесие с непривычки: одна реальность словно просвечивала сквозь другую. Я видел одновременно Железные Горы вокруг и лица нолдор, сражающихся с кем-то в сосновом лесу, и от этого кружилась голова.

Я схватился обеими руками за подлокотник и, зажмурившись, осторожно опустился обратно в кресло. Феанор, высекая этот каменный трон, думал о чем угодно — о красоте, об удачной точке для наблюдения — но только не о безопасности. Так что чувствовал я себя здесь, как волк на насесте.

Дома было бы гораздо удобнее, но застань меня Туивен в Венце, она уже никогда не поверила бы, что я не Моргот — вопреки и Музыке, и здравому смыслу. А слоняться по Ангбанду в поисках подходящего места было бесполезно: он раз за разом услужливо выводил меня к Шестой Южной.

В конце концов я сдался и вскарабкался по скалам к Феанорову креслу: это было проще, чем втолковать упрямой крепости, почему мне там не нравится. Хорошо, я хоть меховое покрывало в одной из комнат нашел и с собой прихватил. За плащом-то домой уже не вернешься, а несколько страж кряду неподвижно сидеть на холодном камне... это Пламенным надо быть.

Быстро справиться я не надеялся. Мелькор, конечно, объяснил, как обращаться с "инструментом", но тут то же, что в мастерской: почувствовать надо. Не поймешь, пока сам не начнешь работать.

Вот я и начал. Закутался в покрывало по уши — ветрище на Шестой Южной был истинно ангбандской мощи — и постарался сосредоточиться.

Горы. Гладкие черные скалы, осыпи, валуны. Блестящая лента реки далеко внизу. Клочья тумана, зацепившиеся за выступы. Сосны.

Дориат... Я помнил, как он выглядит с птичьего полета: Мелькор показывал. Но Сильмарилл наверняка в подземельях Менегрота, а их я совсем не знал. Расспросить бы Туивен. Хотя она там только в гостях была, и то один раз.

Я вздохнул и забрался в кресло с ногами, благо Феанор сделал его достаточно большим. Итак, Дориат... это на юге, значит, смотрим на юг.

Горы. Выщербленные скалы, крупные осыпи, замшелые валуны. Клочья тумана. Обгорелые сосны...

Обгорелые?! В Ангбанде был пожар? Когда?!

Изображение поплыло перед глазами, и тут я сообразил, что вижу не Железные Горы, а какие-то другие. Невысокие, источенные временем, поросшие частично выжженным лесом. Неужели это и есть Дориат?

И вот тут я увидел их — сначала крошечные фигурки, копошащиеся среди камней. А потом — лица. Знакомый прищур серых глаз, сдвинутые брови, плотно сжатые губы. Аркалимо!

Я сидел, изо всех сил вцепившись в подлокотники и закусив губу. Прошлое вернулось слишком внезапно, я не был готов к нему. Конечно, я надеялся, что Аркалимо — мой приемный отец, наставник, командир — жив. Но увидеть его!

Кажется, прошла целая вечность прежде, чем я отважился посмотреть снова. Вечность, уместившаяся между двумя сменами страж: гонг еще не бил.

На этот раз все получилось быстрее и легче — достаточно было пожелать увидеть Аркалимо. Управлять Венцом оказалось не сложнее, чем Ангбандом.

— Хурин, справа! — на этот раз я даже услышал их.

Того, кто на руках пронес меня, только что потерявшего обоих родителей, полумертвого, безучастного ко всему, через Вздыбленный Лед и заново научил жить, дышать, даже улыбаться. И его светловолосого спутника — человека.

А потом я заметил еще двоих. Нолдор — но они были врагами.

Я сам толком не понял, что сделал и как. Я просто не мог позволить им убить Аркалимо. И не позволил.

24

Они промахнулись. Оба. Клинки прошли совсем рядом с Аркалимо, но не задели. Командир ударил в ответ — тоже мимо. Словно его кто-то под руку толкнул.

Ну, я-то не оплошал — обоих эльфов уложил отдохнуть на травке. Сгоряча перестарался немного, и рука у меня тяжелая, но Перворожденные только на вид хлипковаты, а так вообще народ жилистый. Жить будут, разве что голова поболит.

Связывать разведчиков я не стал, но оружие у них забрал, чтобы опять чего не удумали.

— Командир, ты как? — озабоченно спросил я, вглядываясь в лицо Аркалимо. — Сам очухаешься или тоже... помочь?

— Не надо, — он потер пальцами виски. — Нападут — не отобьешься один.

— Да тут и нападать не надо, — проворчал я. — Вы сами все сделаете. То с деревьями драться пытаетесь, то чуть друг друга не порешили.

— А ты... что видишь? — командир говорил неуверенно, а сам все шарил взглядом вокруг.

— Да ничего. Лес. Горы. Белка вон пробежала.

— Рядом с тобой, справа, звериная морда, — Аркалимо зажмурился, снова открыл глаза, мотнул головой. — Оскаленная пасть, змеиный язык... тянется.

— Ветка сухая, — сочувственно вздохнул я. — Слышь, командир, ежели тебе сильно мерещиться будет, я, конечно, могу вдарить. Но как мне потом на себе вас всех тащить?

— Скверное место, — тихо проговорил нолдо. — Надо уходить. И как можно быстрее.

— Ты чувствуешь остальных, командир? Мысленно позвать сможешь?

— Нет. Музыка все время меняется, но это Музыка Моргота. И не поймешь, где морок, где явь.

— Хорошо, что я не слышу ее, — заметил я. — Что ж, вас троих я отсюда выведу. Потом вернусь за остальными, кого удастся собрать. Только этих давай свяжем, что ли. Ты сам-то сумеешь держать себя в руках? Не поддаваться?

Он кивнул. И тихо запел. О Владычице звезд, сияющих Древах, лазурных морях и белой горе. В другое время я с удовольствием послушал бы, но сейчас было не до того.

Очнувшиеся нолдор подхватили мелодию, тщательно держа ритм. Их даже связывать не пришлось. Они шли за мной и Аркалимо, полуприкрыв глаза, и пели. Сперва еле слышно, но потом их голоса окрепли. И вроде, даже вокруг стало светлее. Словно песня была щитом, оберегавшим нас от чар Врага.

25

Раумо ступал по-эльфийски бесшумно, но в затхлом воздухе подземного коридора даже биение собственного сердца казалось ему слишком громким. Разносящимся по всей пещере. Способным выдать разведчика, привлечь врагов.

А еще за Раумо кто-то шел. Кто-то очень осторожный. Нолдо раз за разом рывком оборачивался, до рези в глазах всматривался в тревожную темноту, вслушивался — ничего. Но стоило продолжить путь, и разведчик лопатками чувствовал недобрый чужой взгляд. Неотступный. Внимательный. Терпеливый. Раумо до крови кусал губы, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег — панический, гибельный.

Говоришь, Ангбанд не везде, Алканармо? Но посмотри наверх: там нет звезд, только серый камень. И стены вокруг — не вырваться, даже свернуть некуда. А сзади — взгляд. И дыхание. Очень тихое, почти неразличимое слухом.

"Алканармо!" — мысленный зов словно увяз в чужой Музыке. Раумо больше не ощущал присутствия товарищей, будто остался один в этих жутких пещерах. Один в мире.

В Ангбанде и то было легче. Не так страшно. Когда с друзьями — не страшно.

Разведчик споткнулся, упал на четвереньки и еле заставил себя подняться: хотелось так и ползти вперед, потому что тот, сзади, вот-вот набросится, стоит лишь немного промедлить.

Раумо уже не помнил, зачем он здесь и как очутился в проклятом подземелье. Цеплялся за единственную мысль, которая еще оставалась: надо идти, двигаться. Там, впереди, спасение. Выход. Выход обратно в Ангбанд? Пусть — только бы избавиться от невидимого преследователя.

Но впереди оказалось озеро. Разведчик остановился и потер висок, размазав холодными пальцами струйку пота, щекотавшую кожу. От неподвижной воды скверно пахло, к ней ни в коем случае не следовало приближаться. Но сзади подкрадывался все ближе — тот. Он был хуже и омерзительной вони, и чьих-то костей, похрустывающих под ногами — не споткнуться бы! И Раумо, беззвучно застонав от ужаса и бессилия, шагнул вперед.

Ледяная вода сомкнулась вокруг щиколоток. Достигла колен. Поднялась выше. А потом озеро ожило, вспухнув расходящимися кругами, словно что-то крупное заворочалось в глубине.

Нолдо замер, завороженно глядя на катящиеся к нему волны. Медленно шевельнул рукой, но не завершил движение, даже не дотронулся до оружия. Что-то плеснулось рядом, обвилось вокруг ноги Раумо, дернуло, опрокидывая разведчика в стылую вонючую воду, потащило в глубину.

Холод на мгновение отрезвил нолдо. Разведчик дернулся, пытаясь освободиться. Пальцы нащупали рукоять кинжала — и обмякли. Раумо не знал, что делать дальше. Да и зачем что-то делать, если границы нет больше? Если Ангбанд — везде.

26

Я проводил Аркалимо и его спутников до самой топи Серех. Конечно, они об этом не знали.

Человек, которого они называли Хурином, шел впереди, за ним — Аркалимо и остальные. Нолдор пели, и от их пения у меня перехватило дыхание и комок застрял в горле. Те же слова, та же мелодия — только голос у мамы был нежнее. А иногда они пели вдвоем с отцом...

Я с трудом заставил себя вернуться к действительности. Вытер слезы, хотя впору было завыть в голос. Аркалимо еще не был в безопасности. Следовало снова найти его и проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Хотя я сам толком не знал, что могу сделать.

Теперь я сообразил, где нашел Аркалимо — на Сосновом Нагорье. Бродить там нолдор не стоило: Мелькор однажды обмолвился, что им с Сауроном нужно что-то исправить в тех землях. Потому и орками Нагорье пока не заселяли, волков, и тех увели. Что, если Вала решит запеть именно сейчас?!

Я подозрительно осмотрел горы, но пока нигде ничего не тряслось, не рушилось и не меняло форму. Предупредить бы Властелина, но вряд ли он захочет откладывать свои планы из-за нескольких Воплощенных, тем более врагов. Отвлечь... но остается еще Саурон.

"Ну, скорее же вы!" — мысленный окрик, разумеется, не достиг цели.

Зато я заметил нескольких орков, деловито двигавшихся наперерез Аркалимо. Диких, разумеется, по оружию и одежде ясно. Да наших бы туда и не пустил никто!

— Вас только и не хватало! — я саданул кулаком по подлокотнику кресла.

Отбиться-то нолдор отобьются, но задержатся. Надо заставить орков свернуть... как-то.

Ветер слегка усилился, меняя направление. Зашелестели листья, заскрипели мертвые ветки. Одна отломилась и полетела вниз, да так удачно, что спугнула дремавшего зайца. А тот, вскочив, бросился как раз туда, где его заметили вечно голодные орки. И помчался дальше — от погони, а заодно и от нолдор.

Обошлось.

27

— Выход близко. Надо идти.

Я говорю это не для них — для себя. Они мертвы, и давно. Ондо завалило камнями. Кеммотар сорвался со скал. Энно погиб еще раньше, пытаясь бежать из Ангбанда. Может быть, на орочью заставу нарвался. А может, его убили горы. Нолвэ. Ристар. Алталло. Раумо...

Раумо?! Нет, Раумо жив. И он-то действительно здесь. В другой части пещеры. Хотя я его и не слышу. Никого не слышу. И ничего — кроме Музыки Моргота и невнятного бормотания умерших. Десятки голосов молят о чем-то, упрекают, спрашивают. На них трудно не обращать внимания. Но они не должны мешать.

Главное — видеть то, что на самом деле вокруг. Смотреть сквозь обступающих меня мертвецов — в темноту подземного коридора. Идти сквозь них. И делать ножом метки на стенах — для тех, кто придет потом. Для живых.

— Куда ты нас ведешь?

— Нам не выбраться! Ты ведь знал?!

— Алканармо!

Сталагмит почти с меня ростом. В двадцати шагах от него поворот направо. Отметить место.

— Осталось ли в Белерианде хоть что-то живое?

Еще тридцать пять шагов. Трещина. Неширокая — переступить легко, даже с грузом, если придется. Пятьдесят шагов. Расширение коридора. И развилка.

— Ты знаешь дорогу, Алканармо?

Не знаю. И почувствовать не могу: враждебные мелодии сливаются в угрожающий низкий гул, изматывающий, ослабляющий волю. Даже сердце бьется с трудом, словно вязнет в этом гудении.

Так, надо идти. Куда? Вроде бы, слева ощущается движение воздуха — еле заметно. Значит, налево. Метка. Тридцать шагов... сорок... сто пятьдесят... как хочется отдохнуть! Хочется, но нельзя: потом не поднимешься. Пара глотков из бурдюка. У воды привкус гнили, хотя я совсем недавно набрал ее из лесного родника. Недавно ли?

Сто шестьдесят... двести шагов. Поворот. Развилка. Вот здесь действительно чувствуется дуновение, не ошибешься. Еще одна метка. Нет, только не бежать! Идти. Запоминать путь.

— Алканармо!

Этот голос не похож на другие. Но он далеко. А кричать в этом подземелье не стоит.

Развилка. Центральный проход. Метка. Двадцать семь шагов... Выход!

— Алканармо! Живой!

Удар по плечу, от которого я едва не теряю равновесие. У людей странная манера выражать чувства. Впрочем, сейчас это кстати: морок, облепивший меня, словно серая паутина, отступает, зрение проясняется.

— Хурин... Что у вас?

— Аркалимо ждет у границы Серех. Мы возвращаемся.

— А остальные где?

— Тоже там. Все, кто уцелел.

28

Из девяти разведчиков, посланных в Дортонион, вернулись пятеро. А внятно рассказать об увиденном смогли только двое: Хурин и Алканармо. Первый — потому что наваждения на него не действовали, второй... Возможно, он от природы был более устойчив к чарам Врага. Потому и в Ангбанде уцелел, и бежать сумел, и в Дортонионе сохранил ясность ума.