Он нас ждал.
А потом будто черта, отделяющая мир сольвейгов от внешнего мира, осталась позади, и я ощутила облегчение. К нам спешили люди. Окружили, взяли пакеты из рук, сняли тяжелый рюкзак у меня со спины и принялись обнимать. Я не знала, кто. Все, наверное, ведь мы так давно не виделись. Много слов — восторженных, горячих — на разных языках, но в основном на английском, который я так и не удосужилась выучить.
Люсия что-то шептала на ухо, Барт улыбался, а я... я просто растерялась. Говорила невпопад, хваталась за одежду, оглядывалась. И не знала, что меня ждет.
Меня тут же повели к костру, усадили на раскладной стульчик и вручили алюминиевую кружку.
— Пить, — велела Люсия. И добавила совсем по-русски: — До дна.
Я выпила. Вино было дешевым и сладким, согрело пищевод и тут же задурманило голову. Мне показалось, в черепе образовалась дыра, через которую выходили все тревоги и страхи. Душа освобождалась, и я вдруг поняла, что больше всего на свете хочу тут остаться. Не смогу, конечно, из-за Алана, но хотеть-то можно.
Сольвейги веселились. Радовались нам, расспрашивали Дэна, а Люсия бесстыдно заигрывала с Владом у костра. Улыбалась, щебетала и томно опускала длинные ресницы, касалась его щеки. Из них могла бы получиться красивая пара. Могла бы, но... мне не хотелось об этом думать!
Я встала и отошла в сторону. Где было не так светло, и тени дарили некое подобие безопасности. Заботливо укрывали, отделяя от остальных — людей без дырки в душе. Впрочем, я мало что знала об их душах.
Странно, ведь мы должны чувствовать друг друга. Люсия вот меня чувствует, а я ее — очень редко. Возможно, потому что я скади...
Стою. Слушаю тишину и отдаленный гомон из поселения сольвейгов. Как всегда — палатки, разбитые вокруг костра, раскладные столики и стулья. Связки дров неподалеку. Котелки, фонарики, развешанные у палаток. Запах дыма и жаренной еды.
А на небе — звезды шепчутся. Молчу. Легко. Воздух пьянит, расслабляет. И плохое почти забылось...
— Ну что же ты стоишь? — Оборачиваюсь. За спиной Влад. Лукаво улыбается, в руке стаканчик. Пластиковый. С дешевым вином, которое он не пьет. Никогда раньше не пил. Куртка расстегнута, под ней белый свитер. Идеально белый, если учесть костер, палатки и мазок золы у него на щеке. — Иди, пусть Барт научит тебя избавляться от этого.
— У тебя... вот тут... — Я невольно рассмеялась. В обществе сольвейгов было по-домашнему тепло и как обычно уютно. Или это вино ударило в голову? Тревоги отступили за черту заветного круга и сунуться сюда не решались.
— Что?
— Здесь. — Я шагнула к нему, подняла руку и стерла золу со щеки. — Люсия, наверное, измазала...
Посмотрела ему в глаза и замолчала. Прищурился, губы сложились в тонкую линию. Смотрит на меня жадно, голодным взглядом, словно я... словно... И тепло, уснувшее в груди, растет, множится, жжется, разрывает.
— Спасибо, — шепнула и отвела взгляд. — За сегодня и... за все.
— Обращайся, — ответил он хрипло.
А жалость вокруг шипела, сгорая, и осыпалась пеплом. На траву. На камни. Нам на плечи. Под холодным блеском безразличных звезд.
Глава 6. Новый дар
Сказать было легче, чем сделать. Вернее, сделать было бы легко, если бы кто-то собирался избавлять меня от кена Гектора. Барт не собирался, велел стараться самой. Мол, если сделаю это, у меня будет нечто вроде иммунитета от зова ясновидца, а еще мне не причинит вреда его кен. Этому научились многие сольвейги, этому научился Влад. Редкий дар для обычного хищного. О том, почему он здесь и почему Барт открылся ему, вождь сольвейгов особо не распространялся. Сказал, что видит больше, чем любой другой из присутствующих. Знает будущее...
Он знал всех нас. То, что нас ждет или может ждать. Я не хотела спрашивать. Знание будущего никогда не приносило счастья. Я понимала, что видения Барта сбудутся, мои ведь сбывались всегда. Даже последнее — то, что легко можно было предотвратить, воплотилось в реальности. Влад, конечно, все красиво обыграл, но я так не умею.
Если пойму, что впереди только тьма — не выживу. Не смогу. А я видела тьму в глазах Барта... Далекую, сгущающуюся на горизонте неизбежность. И не хотела знать. Во всяком случае, в ту ночь.
Пробовали мы долго, часа два. Мои ладони горели, а живот болел, и я держалась за него руками.
— Связь сохраняется навсегда, — говорил Барт. — Между тобой и выпитым. Именно благодаря ей Гектор чувствует тебя. Каждый ясновидец чувствует того, кто его выпил. Видения не дают забыть...
— Видения? — удивилась я. — Но разве после этого они не...
— Нет, Полина. Они не теряют дар. Они теряют разум. Именно этого просил Херсир на горе молитв.
— Получается, они все еще могут видеть будущее... — Я ошеломленно уставилась на поверхность спальника, на котором сидела. Барт примостился на раскладном стульчике рядом. В его палатке было как всегда просторно и светло. Под куполом покачивался фонарик в резном корпусе, а на небольшом пластиковом столике притаился давно остывший чай.
— Могут. И видят. Будущее ранит их, переплетается с прошлым и настоящим, и они не могут отличить одно от другого. Им не хватает кена, ведь именно кен помогает нам управлять способностями. Ясновидцы не восстанавливаются сами, как и хищные, но они и не могут поглощать. Природа оказала им услугу — они не умирают от истощения. Но разум — плата за жизнь.
— Жестокая плата, не находишь?
Барт улыбнулся. Хитро так и в то же время мудро. В уголках его глаз сеточкой залегли морщинки, а взгляд был теплым и добрым. Его не волновали проблемы ясновидцев не потому, что ему плевать. Барт понимал, что нельзя помочь всему миру.
А я вот еще нет.
Мне казалось, если постараться, то можно изменить все вокруг. Тогда я еще не знала, что менять нужно себя...
— Смотря что ты любишь больше: свободу или жизнь.
— Ты говоришь, как Влад, — проворчала я.
— Потому что его правда мне близка. Потому что мы оба — вожди.
— Вожди, не дающие права выбора своим соплеменникам, — язвительно дополнила я.
Барт склонился ко мне, и я смогла рассмотреть темные прожилки на шоколадной радужке его глаз. От него пахло костром и мятой — Барт любил мятный чай и постоянно его заваривал.
— У тебя будет выбор. И сейчас, и в будущем.
— Тот самый, о котором ты говорил?
— От судьбы не уйдешь... — Он снова сел ровно, и мне показалось, во взгляде вождя сольвейгов мелькнуло сожаление. А может, игра теней и света — ночью им есть, где разгуляться. — Пробуй еще. Зацепи ладонью и потяни на себя — он весь и выйдет.
Если б я знала, что цеплять. Кен Гектора растворился в крови и стал частью моего собственного, а нить, о которой твердил вождь сольвейгов, я нащупать не могла. И вместо того, чтобы вытянуть кен ясновидца, выплескивала свой.
Я устала. Хотелось спать. Веки налились свинцом и нещадно слипались.
— Отдохни. — Шепот Барта влился в сознание медом, успокаивая.
Он погладил меня по плечу и вышел, не погасив свет. Свет мешал. Лился, казалось, отовсюду и слепил. Невероятным усилием я заставила себя встать и выбраться из палатки.
Звезды спустились ниже. Заполонили небосвод и прогнали облака. Небо стало ясным, туман рассеялся, обнажая траву и камни, а также силуэты гор, которые возвышались огромными глыбами и сверкали заснеженными макушками. Тишина вокруг казалась гробовой.
Почти все сольвейги уже улеглись, лишь Юлий необычно тихо сидел у костра и ворошил угли. Плечи юноши опустились, голова покачивалась из стороны в сторону, словно маятник — методично и медленно. Он даже не заметил меня, когда я прошла мимо. Люсия и Влад стояли неподалеку, у ее палатки. Он допивал вино, а она что-то шептала ему, иногда подаваясь вперед и касаясь губами щеки.
Я отвернулась и пошла в противоположном направлении. Одиночество больше не давило, наоборот, казалось благословением. Воздух пропитался тишиной — величественной и целебной. Трава все еще была влажной, но я все равно присела. Обняла руками колени и закрыла глаза...
Степь. Вокруг ничего, кроме бескрайней степи. Босые ноги приятно щекочет ковыль, а надо мной небо — высокое, темное. Несмотря на темноту, видно хорошо, и я смотрю вперед — туда, где небо касается горизонта, где полная луна уложила на землю свой сырный бок.
— Это лабиринт, — грустно говорит Лидия и садится у моих ног. Трава обнимает ее обнаженные плечи и укачивает. — Из него не выйти, если нет света.
— Ты потеряла его, — понимающе киваю. — Эрик забрал.
— Это ничего. — Она поднимает ко мне лицо, и теплая улыбка лишает последних крупиц самообладания. Я плачу от жалости — к ней, к себе, ко всем тем, кого уже не спасти. Я плачу, а она улыбается — такова теперь наша судьба. — Ведь у тебя он есть. Ты выведешь меня.
— Я не могу, милая. Если бы могла...
Присаживаюсь рядом, касаюсь ее кожи — горячей, влажной. Туман клубится, стелется по земле, путаясь в высокой траве, оседая росой нам на плечи.
— Можешь, — кивает она и отворачивается. В ее голосе — разочарование, и я меньше всего хочу его слышать. Словно я могу помочь и отказываюсь. Словно я предательница, и не Эрик, а я самолично лишила ее мира. Я бы отдала, все отдала ей в тот миг.
Я и отдала. Не во сне — в реальности, но от этого не легче.
— Совсем измучила себя, пророчица, — говорит Влад, и я поворачиваюсь вправо. Туман вязкий, сковывает движения, и я едва могу разглядеть лицо в белесой его пелене. — На-ка, держи.
И протягивает руку. Я касаюсь, не подумав, инстинктивно. На уровне рефлексов — слушать его. Доверять. И во сне это не кажется больше таким ужасным.
И уже когда его пальцы переплетаются с моими, я понимаю, что он дает мне... Захлебываюсь, тону, а Лидия смеется под темнеющим небом, а в ее мутных глазах плескается торжество.
Меня тронули за плечо — осторожно, будто боясь потревожить. Я с трудом разлепила глаза. Лежу. Небо прямо перед глазами. Влажная трава холодит затылок. А рядом, на траве Влад. Улыбается хитро, перекинул через меня руку и сидит так близко, что даже дыхание перехватило.
Эти эмоции — последствия того сна, Полина, что же еще? Сейчас встанешь, пройдешься, и все пройдет. Все-все...
— Дожилась: спишь под открытым небом, — пошутил он, и я сглотнула.
Вопреки моим опасениям, Влад резко отстранился, поднялся на ноги и протянул руку. Оцепенение ушло вместе с ним. Ночь плевалась волшебством, белые звезды осыпали холодным светом, словно блестками. Они лежали на плечах у Влада и сверкали.
— Вставай, простудишься, — насмешливо сказал он, и я осторожно коснулась его ладони. Дежа вю. Слишком яркий, неправильный сон. Как и предположения, что бы он мог значить.
Сонливость как рукой сняло, и я поняла, что на самом деле озябла. Ночи в сентябре холодные и промозглые, хотя здесь, почти на краю света это поначалу и не заметно.
— Как успехи? — спросил Влад, пока я отряхивалась.
— Никак, — пожаловалась я. — Ничего у меня не получается, какой-то неправильный я сольвейг.
— Да брось. Не у всех получается сразу. К тому же, Гектор у тебя первый — сложно понять, где его кен, где твой. Нужна практика.
— Мы несколько часов практиковались безрезультатно. Не уверена, что у меня вообще получится. К тому же, сон этот странный...
— Сон?
— Лидия, — пояснила я. — Она часто мне снится, просит помочь. Говорит, что я могу ее вывести из тьмы, словно можно вернуть ясновидца к жизни...
— Сны тебе снятся не просто так. — Влад многозначительно посмотрел в небо, стараясь выразить безразличие. — Хотя ты права, помочь ей уже нельзя.
— Не уверена, что вообще должна ей помогать. Эрик справляется лучше...
Не знаю, зачем сказала это. Вырвалось. Обидой, жгучей, горькой, разъедающей душу. Отчаянием, сменившимся смирением. Тоской, приглушенной присутствием сольвейгов. Но я знала: как только вернусь домой, все это вернется тоже. И обида, и отчаяние, и тоска. А остаться здесь нельзя.
К тому же, меня много лет учили преданности, и сейчас, несмотря на размолвки с Эриком, я ощущала дикое желание ему помочь. Скади должны держаться вместе, иначе все это лишено смысла.
— Прекрати себя изводить, — твердо произнес Влад и снова на меня посмотрел. Одним из своих козырных взглядов, которые я никогда не выдерживала. Выдержала. Прищуриться, правда, пришлось. — Все ошибаются. Тебе повезло, что ты узнала Эрика... таким.
— Таким?
— Спокойным, — спустя несколько секунд ответил Влад. Он будто подбирал слово, чтобы описать нынешнее состояние Эрика.
— Даша говорила, что в прошлом у него были проблемы с контролем. — Я отвела взгляд на траву. Она примялась в том месте, где я лежала. Отличный способ спрятаться в степи. И спрятать глаза.
— Проблемы — слабо сказано, — усмехнулся он. — Он был абсолютно непредсказуем. В одну секунду и улыбался, и убивал. Убивал, кстати, тоже улыбаясь. Одно время мы думали, он вообще помутился, а потом ничего — попустило.
— О... — сказала я и замолчала. Щеки полыхнули, жар поднялся к ушам, которые, наверное, безбожно покраснели. Хорошо, что ночь и волосы у меня длинные. Говорить с Владом об Эрике было жутко неудобно.
— А девицу эту я вспомнил, — как ни в чем не бывало, продолжил Влад. — Потом уже, когда мы домой приехали. Таскалась она за ним, глупая. Любовь, все дела. Нам лет по двадцать было, охотились вместе иногда. Ну вот она и прицепилась. Эрику-то что — он мужик, попользовался и выкинул. — Поймал мой возмущенный взгляд и плотоядно улыбнулся: — А ты думала, он ангел?
— Ничего я не думала, — зло ответила я. — А твое отношение к полигамии и женщинам в частности мне давно известно.
— Оно не только мое, Полина. Так устроен наш мир.
— Но не мой!
— Не твой, — кивнул. А потом, видимо, решил вернуться к теме, которую мы обсуждали: — В общем, надоела ему эта Лидия. А если провести аналогии, ясновидцы — потенциальные охотники. Охотников Стейнмод ненавидит, вот и...
— Выпил ее, — закончила я.
Слова были горькими на вкус. Правда иногда бывает такой — горькой, острой, и ее хочется запить. Вином, например, там наверняка еще осталось.
Не знаю, чего я ждала. Наверное, того, что у Эрика это вышло случайно, что он не сдержался, ведь Лидия скорее всего унаследовала способности отца. Хотелось выставить ее плохой, а его — хорошим. Не вышло. Уверена, Влад не врал. Да и зачем ему?
— Кто же знал, что папаша у нее не промах, — усмехнулся он.
— Конечно, раньше ведь проблем не возникало, — язвительно ответила я и пошла назад, к палаткам.
Влад нагнал меня у остатков костра. Юлий ушел, тишина опустилась на полянку, освещаемую лишь одиноким фонариком и тусклым светом тлеющий углей. Темнота прятала страхи и разочарования, но от себя-то не спрячешься.
— Что тебе снилось? — спросил Влад. — Вещий сны — важные знаки, и если там что-то было...
— Ничего там не было, — перебила я. — Только степь и Лидия. Ее просьбы спасти, словно у меня есть свет, и я могу ей дорогу осветить. Что-то типа того. А еще она смеялась, когда ты... — Я замолчала, но поздно. Снова сказала лишнего.
