— Я слышал в Мюнхене от венецианцев, что чтение и пение, а также активные движения на свежем воздухе помогают некоторым заикам выправить речь, — соткровенничал Кристиан. — Полезны и танцы. Надеюсь, Вы позволите танцевать нам с Катариной в большом зале? Только понадобится еще музыкальное сопровождение....

— Я о таком не слыхивала, — растерялась Луиза Юлиана. — Но в Италии всегда были лучшие медики.... Ладно, делайте что хотите, а мы посмотрим, будет ли от этого толк.

Получив "зеленый свет" от высшей инстанции, молодая пара с удовольствием стала предаваться танцам, песням и разминкам, а, подустав, чтению книг. При этом танцы избирались Кристианом наиболее подвижные, Алекс же вносил в них элементы рок энд ролла, самбы и даже танго. Песни он тоже стал брать из привычного ему репертуара, переводя их на немецкий язык и чуть адаптируя к местной традиции. Например, исполнил "Песню студента-ваганта":

Auf der Seite der Frazosisch, auf fremden Planeten (Во французской стороне, на чужой планете)

An der Universitat muss ich lang studieren (Предстоит учиться мне в университете)

Wie traurig ich,Freunde, nicht mit Worten sagen (Как печалюсь я, друзья, не сказать словами)

Weinen, suse freundinnen, mit mir bitter Tranen (Плачьте, милые подруги, горькими слезами)

Stehe, halte das Paddel, durch ein Moment schwimmen (Вот стою, держу весло, через миг отчалю)

Mein Herz hat Schmerzen und grose Traurigkeite.... (Сердце бедное свело болью и печалью)

..................................................................................................................

Сначала Катарина была ошарашена новинками Кристиана, но быстро вошла во вкус и вскоре распевала их наравне с автором — тем более что во время пения совсем не заикалась. Понравились и его танцы, придававшие ей все больше уверенности — как в движениях, так и в речи. Луизе Юлиане ни танцы, ни песни совсем не нравились, но ее дочь так бойко стала говорить, что она прослезилась и смирилась с методиками молодого фюрста Анхальта.

Меж тем сближение Катарины и Кристиана шло неспешно, но верно. Главное, что она привыкла ему во всем доверять. Танцы же, мельком очень контактные, порождали в молодых телах волны страсти, которые деву при всей их сладости стали смущать. И после очередного зажигательного танца она вдруг обратилась к своему гуру:

— К-кристиан! Вы стали очень с-смущать меня своими прикосновениями. З-зачем Вы это делаете?

Отвечать ей взялся, как всегда в таких случаях, Алекс:

— Вы можете мне не поверить, Катарина, но я таким образом готовлю Вас к заключительной стадии лечения. Уверенное владение речью характерно для уверенного в себе человека, который может управлять своими чувствами. Но о некоторых чувствах, а именно любовных Вы имеете очень смутное представление. И когда Вы с ними внезапно столкнетесь, Ваши страхи могут возобновиться и заикание вернется. Поэтому заключительная стадия лечения будет посвящена освоению Вами любовных, а вернее плотских чувств. Ведь любовь и плотское наслаждение хоть и ходят рядом, но могут овладевать человеком порознь. Этими плотскими страстями Вы и должны научиться владеть.

— П-потакание плотской похоти — с-страшный церковный г-грех!

— Которому предаются многие аристократы обоего пола, не говоря уже о простолюдинах. Более того, Катарина, грешат даже священники.

— Этот г-грех п-поразил к-католических иерархов, п-почему мы их и от-тринули!

— Увы, пресвитеры и пасторы тоже впадают в блуд. Я знаю о таких случаях, Катарина.

— Я н-не хочу об эт-том с-слышать!

Глава двадцать шестая. Любовь и разлука

— Вот тебе оплеуха, всезнающий Алекс! — зло рек Кристиан. — Столько наших стараний пошло псу под хвост!

— Да, жаль девочку. Так уверенно уже говорила.... Но млела ведь от твоих объятий! Проклятые попы, заморочили людям головы! Как вот теперь ее обратно в чувство приводить?

— Чувств у нее сейчас переизбыток и все отрицательные! А говорить слитно совсем не может....

— А давай уедем на пару недель? С инспекцией крепостей и городских гарнизонов?

— Это что-то изменит в ее отношении ко мне?

— Не знаю. Но тут мозолить ей глаза не стоит.

— Ну, поехали.

Поездка затянулась на 20 дней и была отчасти толковой: гарнизоны подтянул, ремонт крепостей проверил, с командирами личные контакты укрепил. Когда же Кристиан въехал в заснеженный двор гейдельбергского замка, то сердце явно зачастило: как то примет его прекрасная и несчастная Катарина? Он стал всматриваться в окна большого зала и вдруг боковым зрением узрел ее входящей в тот же двор, только со стороны Английского сада!

— Катарина! — воскликнул он невольно и, спрыгнув с коня, быстро пошел навстречу деве.

— Кристиан! — услышал он ответный вскрик и увидел, как она подалась ему навстречу. В объятья на виду у обитателей замка они не кинулись, но руками вцепились, а глазами просто ели друг друга.

— Катарина! — вновь сказал Кристиан. — Я так перед тобой виноват....

— Нет, — ответила чисто Катарина. — Все эти дни я поступала по твоим наказам: читала, пела, разминалась в парке и успокаивалась. И вот уже три дня говорю уверенно. Спасибо тебе, милый Кристиан! А еще мне очень хотелось с тобой потанцевать. Сегодня мы это можем сделать?

— Обязательно, милая Катарина.

В качестве танца-изюминки Алекс предложил танго "Кумпарсита", которое музыканты начали осваивать еще 3 недели назад. Вот Кристиан и Катарина встали в исходную позицию (бок о бок) и при первых энергичных тактах пошли вперед, тесно упираясь друг в друга бедрами. Ах, как живо побежала кровь по их жилам, как зарумянились щеки и засверкали глаза! А музыка все более гнала их по залу, заставляя совершать дразнящие полуповороты с проникновением колен в межножие друг друга. И плотно обхватывать бедрами те самые колени.... А вот они скользят по паркету, соприкасаясь трепетными спинами.... Теперь же ее спина льнет к его груди, а крутая попетта к животу.... Долго так они упивались взаимным трепетом, все повышая его градус, а после окончания танца Катарина шепнула:

— Научи меня всему, милый....

Тем же вечером Кристиан проник тайком в покои Катарины и, отринув все хитрушки Алекса, предался с ней любви.

Бесхитростная любовь, конечно, хороша, но быстро приводит к двум результатам: 1) становится известна всем окружающим 2) обрекает здоровых любовников на зачатие ребенка. Хорошо, что Алекс все же бдил и заставлял Кристиана проводить противозачаточные мероприятия: использовать дольки лимона перед сексом и уговаривать Катарину быстро-быстро мыться после него. Но счастливое выражение лица спрятать девушке утром трудно, а отследить любовников при наличии подозрения очень просто — в итоге Луиза Юлиана вскоре разоблачила свою дочь. Упрекать ее она не стала, памятуя слова пройдохи Кристиана о катастрофических последствиях любых упреков для речи дочери, не стала выговаривать и ему (хоть очень этого хотелось!). Зато вскоре с голубиной почтой из Праги Кристиану пришел приказ: передать войска в подчинение фон Лобковица и явиться на доклад королю. Проведя еще ночь в Гейдельберге в любовных утехах, перемежаемых слезами, Кристиан сказал Катарине последнее "Прости!" и пустился в путь на санях, укутанный шубами — в сопровождении личной охраны, конечно.

В первый день пути чувства его были сумрачны, во второй элегичны, но к вечеру возле замка Нойншайн его перехватил граф Гогенлоэ, возвращавшийся из какой-то поездки, и затащил в гости. Пить и есть у графа пришлось безмерно, выслушивая его восторженное изумление своими победами, а проснулся Кристиан в объятьях какой-то дамы — то ли родственницы графа, то ли жены??

— Ты куда смотрел, проклятый Алекс? — разбушевался Кристиан. — Тебя ведь опьянить очень трудно! Или опять пленился женскими прелестями?!

— И закосел в этот раз и, как следствие, пленился, — повинился профессор. — Видимо, дряхлею....

— Тьфу, старый козел! Не буду больше на тебя полагаться. А так ведь удобно было....

Дальше ехали с максимально возможной скоростью, отвлекались только на скромный ужин и сон в постоялых дворах и через 8 дней пути, в середине января, оказались в столице Богемии.

Глава двадцать седьмая. Преступление и наказание

Сюзанна встретила мужа очень недружелюбно. Вернее, вовсе не встретила, а заперлась в своих комнатах и на все умильные попытки Кристиана ее выманить отвечала тихими всхлипами.

— И что мне делать, проклятый сводник? — спросил бледный от переживаний фюрст.

— Вероятно, лечь спать под ее дверью, которая рано или поздно откроется.

Но до вечера было еще много времени, в течение которого фюрста решили потерзать другие важные люди. При этом королева опередила всех. Когда Кристиан предстал перед былым своим кумиром, то затрепетал как лист ольхи под ветром.— Что Вы так бледны, князь фон Анхальт-Бернбург? — спросила Элизабет Стюарт, подойдя к нему почти вплотную. — Мне отовсюду шлют вести о Ваших амурных победах над весьма аристократическими дамами, и я решила воочию узреть такой образец мужественности и куртуазности. А увидела, простите меня, образец трусости!

— Ваше величество, — поспешно встрял Алекс, — эти искаженные вести дошли, к несчастью, до моей жены, доверчивость которой Вам известна. И мне не удалось разубедить ее в том, что я добивался через этих женщин лишь дипломатических целей Богемии.

— Постельная дипломатия? Прием не нов, но, все же, как Вы сумели убедить этих Магдален лечь с Вами в одну постель? Притом, что Магдалена Нойбург, урожденная Виттельсбах, всегда казалась мне железной леди....

— Я убедил ее, что она красива, но ее красота пропадает втуне рядом с никчемным мужем.

— Ловко, — хмыкнула Элизабет. — А у Магдалены Саксонской мужа Вы просто отняли?

— Мужа и еще любовника, мадам. Оказалось, что жить без плотской любви Магдалене некомфортно.

— Как и мне, увы, — вздохнула Элизабет. — Вы знаете Кристиан, что я теперь боюсь беременности и не пускаю в свою постель мужа?

— Откуда мне знать, мадам? Я ведь был вдали от Праги....

— Ну да, как это я забыла: Вы жили в Гейдельберге и от скуки соблазнили бедную заику Катарину. Или Вы и тут искали иную выгоду — например, стать зятем королю Богемии? А бедную Сюзанну свести в могилу через слезы, которые она лила тут неделю....

— Ничего я не искал! — прорвался через блок Алекса Кристиан. — Мне хотелось побороть ее заикание и я это сделал!

— А постель была обязательна?

— Она понадобилась Катарине для обретения уверенности в себе!

— В самом деле, ловкий волокита, — молвила королева и вновь вгляделась в глаза давно знакомого, но не вполне понятного уже мужчины. А потом спросила:

— А если бы Вам понадобилось втянуть в дипломатические игры меня — что бы Вы предприняли?

Кристиан набрал в грудь воздуха, чтобы напрочь отрицать такую вероятность, но Алекс пнул его мысленно в бок и начал говорить:

— Вы знаете, мадам, что я давно влюблен в Вас.... В молодости я думал, что мое вожделение к Вам совершенно невозможно. Сейчас, увы, я набрался циничного опыта, и мысль о постельной любви с Вами вышла из области невероятного в область допустимого. На вскидку я могу представить два пути к достижению моего желания. Первый будет базироваться на Вашем интересе к любовным отношениям. Ваш личный опыт уже богат, но не гарантирует, что где-то кто-то не вытворяет с женщинами чего-то принципиально иного, поразительного — как по форме, так и по силе чувств. Мой угол обзора плотских чувств, полагаю, шире Вашего, леди.

— Вы наглый тип, Кристиан, — сказала холодно королева. — А что за второй путь к моему телу?

— Он основан на Вашем желании защититься от беременности. Я могу показать Вам средство такой защиты, но только в интимной обстановке....

— Дважды наглец! Как я в Вас ошиблась! Подите прочь с моих глаз!

Кристиан низко поклонился и уже повернулся, чтобы уйти, но Алекс опять его тормознул:

— Ваше величество....

— Что тебе еще нужно, мерзавец?

— Одно средство защиты я Вам раскрою: в каждом месяце за 5 дней до обычного кровотечения и 5 дней после Вы можете безопасно принимать у себя короля.... Простите меня за неумную дерзость, мадам.

На выходе из покоев королевы Кристиана остановил гвардеец и повел на правеж к королю. Подле трона Фридриха сидел на стуле только канцлер Анхальт.

— Моя матушка мне сообщила, — без обиняков начал король, — что ты осмелился посягнуть на мою непорочную сестру Катарину. Это так?

— Я осмелился лечить ее от заикания и вылечил. Ее любовные чувства в этом рецепте были необходимы.

— А ты, значит, ничего не чувствовал? Лечил деву своим членом и лечил....

— Повторю, Ваше величество: так было надо. Видели бы Вы, как она радовалась, что может разговаривать как все....

— Где ты взял этот рецепт? — спросил вдруг отец.

— Мне дал его в Мюнхене один венецианец. В Италии многих так вылечивают: и дев и мужчин.

— Что, мужчин тоже лечат членами?

— Нет, с ними возлегают молодые женщины: жены или сестры.

— И сестры? Вот до чего католики дошли, — презрительно сказал Фридрих. А потом продолжил: — Так что будем делать, Анхальт, с моим лучшим полководцем и твоим сыном?

— Преступление налицо, но оно осталось фактически без последствий, — заговорил князь-канцлер. — Если не считать счастливое избавление Катарины от заикания и появления у нее шанса выйти замуж.

— Пожалуй, так, — удовлетворенно сказал король.

— Но разговоры об оскорблении семьи курфюрста идут. Чтобы они скорее прекратились, надо убрать с глаз долой основного фигуранта, то есть Кристиана. Полагаю, самым щадящим вариантом будет поручить ему обязанности посла в одной из стран Европы.

— Вы знаете французский язык, Кристиан? — спросил уже милостиво король. И после кивка и поклона бывшего преступника продолжил: — Тогда выберем Францию, убрав оттуда де Брока, который более печется об интересах Брабанта и Голландии, чем о Богемии и Пфальце.

Вернувшись в свою квартиру в Градчанах Кристиан узнал, что Сюзанну вызвала к себе королева. Пришла она домой поздно и взглянула на мужа молча, но когда Кристиан бухнулся перед ней на колени и уткнулся головой в ее ноги, бормоча неразборчиво покаянные слова, жена снова расплакалась и возложила ладони на его голову. Спать они отправились уже вместе.

Глава двадцать восьмая. Дебют в Париже

Посольство Богемии в Париже образовалось совсем недавно и располагалось в стороне от центра города, в квартале Марэ, но на только что созданной (в 1612 г) Королевской площади, застроенной с четырех сторон однотипными трехэтажными красноватыми домами, подразделенными на секции. Одну такую секцию шириной в 4 больших окна и занимало посольство. Зал для приемов располагался на втором этаже, жилые комнаты посла и его служащих — на третьем и в мансарде, а в цокольном этаже разместилась конюшня для 4 лошадей и кареты.

Предшественник фон Анхальт-Бернбурга граф де Брок передал ему по приезде, вечером 1 марта, кипу папок с документами, рассованных по канцелярским шкафам и столам, железную кассу посольства с гульденами и ливрами (по счету), криво улыбнулся и собрался идти восвояси, но был остановлен Алексом: