Зверь лютый. Книга 24. Гоньба

Ещё Иона требует новых пресвитеров и диаконов во множестве. Книги, облачения, утварь. Приходов чуть не сотню новых нарезать собирается, училище в Муроме строит, детей набирает... Это у Живчика такая казна бездонная, откуда Ионе повалило? Так, может, он и со мной поделится? В смысле — с богом. Посредством архипастыря.

Опять же, жена у Живчика из немцев. Нет, она уж давно миропомазанье приняла, все обряды и праздники православные блюдёт и исполняет. Но... нет ли там душка латинянской ереси?

И, где-то на краю, уже за гранью земель русских, за пределами мира христианского, в пустынях безлюдных и дебрях дремучих, маячит странная мутная личность — Воевода Всеволжский. Про которого всякие дурные небылицы сказывают. Врут, само собой. Но... уж больно густо враньё-то идёт. Прям — достойный отпрыск от брака Змея Горыныча с царём Соломоном. Прости, Господи, за слова непотребные! Причём, кто — мамой был, кто папой — не понять.

Вот такое, примерно, я про себя подумал. Сравнения с царём-мудрецом и трёхглавым летающим — отсёк, как обострение нарсицизма, и, коротенько, вместе с другими моими текущими известиями и просьбишками, заслал в Рязань. Типа:

— Чисто для информации. А ежели Иону в Муром переведут, то я рад — будем ближе, а дел нам — выше крыши.

Проходит пара дней, караван идёт дальше, приходит сигналка из Коломны. Из которой я понимаю, что Антоний взялся за Оку серьёзно. В городке прошли торжественные мероприятия по случаю принятия городского храма новым пресвитером. Который объявлен наместником Коломенским.

Подумав чуть, понимаю: земли эти — левобережье Оки — перешли от Рязанского князя к Суздальскому. Антоний укрепляет кадры, дабы и приходы, не дай бог, не перешли от Черниговской епархии к Ростовской.

Попутно выясняется, что мои "слухачи" в Серпейске прохлопали важную деталь: караван везёт не одного наместника, а трёх — Коломенского, Рязанского и Муромского. Вроде бы — бумаг никто не видел, официальных заявлений не было, а вот по слухам с банкета после молебна — выходит так.

Пример построения системы оповещения. Она — многослойная. Первый "датчик" пропустил — второй сработает. Конечно, хорошо бы чтобы сразу... Но я — реалист.

Теперь, поймав Серпейского фактора на промахе, пускаем обратную связь:

— Уважаемый, у тебя слухач с глушиной или ты сам мышей не ловишь? Выражаю тебе неудовольство.

А в досье на обоих — на каждого гос.служащего ведётся досье — "ставим птицу". "Выговор с занесением". Люди у меня растут быстро. Но некоторые — быстрее. Которые подобных "пернатых пометок" не подхватили.

Туманно как-то. А Иону куда? Но это дела ихние, епархиальные, у меня своих забот выше носа...

Караван приходит в Рязань, попов там встречают-привечают. Получаю уже из княжеского терема официальную информацию. Иону поставляют в Пронск. Это на юге княжества, говорят: "у Степи на зубах висит". А в Муром какой-то... Елизарий. Говорят — грамотный, на греческом шпарит как на родном. Хотя почему — "как"? — Грек из Солуни.

Купцы-лодочники своё отработали, попы нанимают новую лодочку и оба наместника, прежний и будущий, Иона и Елизарий, топают к Мурому — передача дел.

Я тут бегаю-напрягаюсь, требушеты эти, суваши толпами, бычина поташом не пропитывается..., а на Окском Верху, тем временем, заваривается новая свара. Такая... типичная, исконно-посконная. Обусловленная нормальными поведенческими стереотипами людей в эту, и не только, эпоху.

Как коллеги-прогрессоры мимо таких дел проскакивают — ума не приложу. У них, видать, нормальных людей в округе нет.

Наместник Коломенский обходя округ свой, знакомясь с паствой и достопримечательностями, заявляется в мою тамошнюю факторию.

Мужчина — яркий, выразительный:

"Был телом пухл он, лилии белей.

А впрочем, был силач, драчун изрядный,

Любил пиров церемониал парадный.

Трактирщиков веселых и служанок

И разбитных, дебелых содержанок".

Иеромонах. Похож на Кармелита у Чосера, только без латыни и кружев:

"Он в капюшоне для своих подружек

Хранил булавок пачки, ниток, кружев".

И куда такому податься? Фактория — одно из самых богатых мест в городке:

"Возиться с разной вшивой беднотою?

Того они ни капельки не стоят:

Заботы много, а доходов мало,

И норову монаха не пристало

Водиться с нищими и бедняками,

А не с торговцами да с богачами...

Так сладко пел он

Вдове разутой, что рука ее

Последнюю полушку отдавала,

Хотя б она с семьею голодала.

Он, как щенок, вокруг нее резвился:

Такой, да своего бы не добился!".

Народишко мой, как и положено — русские же люди! — ворота распахивают, под благословение подходят, к ручке прикладываются, на колени падают... Лепота и в человецах благорастворение!

Наместник заходит в лавку, усаживается вольготно, купчик мой вокруг него на цырлах:

— Чего изволите-с, ваше преподобие-с?

— А покажь-ка... вон тот сосудец. Елейник? Забавен, забавен.

Как-то привезли мне смоленские елейники. Чимахай с сотоварищи. Отрава в одном была. Порошок-то мы прибрали, а сами сосуды Горшене в руки попали. Ребятишки-гончары их чуток... разнообразили-разноцветили. Самое элементарное: у меня-то глины и красная, и белая. Ещё и серые с Городца появились.

Фактор мой растекается вокруг попа елеем и патокой:

— Приглянулся? Отдам с превеликим удовольствием! Вовсе задёшево! По три ногаты за штуку. А то на полугривну — четыре. С походом для твоей, батюшка, милости.

Наместник крутит в руках сосудец, обозревает товары на полках, млеет от наблюдаемого "богачества", обнаруженного "в зоне досягаемости", и несёт "слово божье". В форме проповеди о греховности существования человеческого в мире тварном, о Страшном суде, где всё взыщется, о важности жизни добродетельной.

Твори добро. Не творится? — Тогда дай. Тоже — "добро".

"Поделись улыбкою своей

И она к тебе не раз ещё вернётся".

Здесь под "улыбкой" понимаются различные мат.ценности. Под "не раз" — конкретно — сто. Под "вернётся" — посмертный кайф.

— Ты, купец, давно на исповеди был-то? Во-от... Нехорошо о душе своей не заботиться. Приходи завтрева в церкву. За отпущением-то. И, кстати. Пожертвуй-ка храму божьему сии безделицы, частицу от имения своего. И воздастся тебе на небесях сторицей!

* * *

Азбука. Подобные слова наполняют труды отцов церкви и проповеди её служителей. Изо дня в день, в тысячах храмов по всей Руси и за её пределами.

"Да не оскудеет рука дающего!". В смысле: "да не опустеет рука берущего".

"Песенка велосипедиста" — "дай-дай-дай" — столетиями на разные голоса, на разных языках разносится над всем христианским миром. И — дают. За ради спасения небесного, в страхе божьем.

"С приятностью монах исповедал,

Охотно прегрешенья отпускал.

Епитимья его была легка,

Коль не скупилась грешника рука.

Ведь щедрые на церковь приношенья -

Знак, что замолены все прегрешенья,

И, покаянные дары приняв,

Поклялся б он, что грешник чист и прав".

Я тут вспоминаю Чосера, но на "Святой Руси" — также. Просто Нифонт Новгородский, описывая подобное, менее поэтичен и более зол.

Два обычных ограничения размера "приношения".

Жадность. Что есть, безусловно, смертный грех. Жадины пойдут прямиком в пекло. Но будут не гореть, а без конца драться в Круге Пятом с растратчиками:

"Им вечно так шагать, кончая схваткой;

Они восстанут из своих могил,

Те — сжав кулак, а эти — с плешью гладкой.

Кто недостойно тратил и копил...".

Странно мне. Я, по Данте, со своей плешью — должен быть транжирой. А по кулаку — скопидомом. И как же эти противоположности во мне сочетаются? Оптимально?! — Ваня, гордыню уйми, губу закатай.

Второе — нищета.

"О бедность, мать бесчисленных обид!

Тебе, морозом, голодом томимой,

Взывать о помощи мешает стыд.

Но так твои страданья нестерпимы...".

Попам — стыд не мешает. Не бедные? А иные люди готовы отдать и необходимое для жизни.

"Недаром мудрецы нам говорят,

Что смерть куда желанней нищей доли".

Но вымрут же! А с чего попы после жить будут? — Стадо надлежит стричь! Не доводя до падежа.

Следует напоминать, что и государство, и научно-технический прогресс могут функционировать только на основе стабильного прибавочного продукта. Все три сущности оказываются конкурентами в кормовой базе.

* * *

Здесь, вместо понятных жадности и нищеты, приёмы против которых за тысячелетие существования христианской церкви уже накатаны до автоматизма, типа: "как щенок, вокруг нее резвился", наместник епископа столкнулся с редкостью — с разделением функций владения и управления.

Так иногда бывает: тиун боярский не даёт чего-нибудь попу, поскольку майно господское, не его. Но купец-то всегда ведёт торг своим товаром! Даже если взято "на реализацию" — отчёт общей суммой по окончанию периода сделки. "Подношение", как и другие расходы на личные нужды — из общего объёма собственной прибыли.

Взял кредит на сто гривен, прикупил на них мехов, за полгода продал за двести, полтораста — отдал ростовщику, с остальных — сам ел-пил да и вклад богатый в храм пожертвовал.

У меня — не так.

Фактор — не купец, а приказчик. На "коротком поводке" — телеграф. Каждую неделю (гибель моих людей в Городце показала — частая связь необходима) гонит в центр полный отчёт: что почём продал, что почём купил. Это нужно для поддержания уровня запасов в факториях, для управления закупками — цены в соседних городках расходятся, иной раз, в разы.

Знать о локальных, сиюминутных "перекосах" рынков и не воспользоваться? Лодка с моим товаром идёт из пункта А в пункт В столько же, сколько и лодка любого купца. Но информация к моим людям приходит сегодня, а не "потом", как к остальным.

Конечно, смошенничать, обмануть — можно. Но на разовой сделке хороший куш, так чтобы на всю оставшуюся жизнь хватило, не возьмёшь. А система — видна.

Попытки бывают. Только куда ты побежишь? По Оке? Во всех городках — мои сигнальщики, которые сообщают о пропавшем. Местные воеводы такой розыск ведут с удовольствием. Краденного, вернее всего, не найдут. Да и самого человечка... "убит при задержании".

В Суздальском княжестве — слабее. В части информирования. А вот в части сыска... Боголюбский спуску не даёт.

— Не сыскал злыдня? Службу не правишь? Так нахрена тебе шапка боярская?

Факторы ведут себя... корректно. Получают дольку от прибыли, преимущественно — безналом, и живут на всём готовеньком.

"Всё вокруг — казённое, всё вокруг — моё". Но — ограниченно.

Это фактор наместнику и втолковывает.

— Я — не я, корова — не моя. А — господина моего. Ежели господин велит, то с превеликим удовольствием. А коли нынче надобно — купи.

Наместник епископский сперва шутить изволит, посмеивается. "Резвится как щенок".

— Не велика цацка, тебе не в натяг, а храму на пользу. Возьму-ка я штук несколько. Спишешь-спрячешь-обсчитаешь...

Идиот. Впрочем... двойная итальянская бухгалтерия... учёт в натуральной и денежной форме... корреспонденция в плане счетов... Откуда православному попу 12 в. иметь об этом представление?

Хиханьки-хаханьки, взял елейники да пошёл, фактор не пускает, за рукава хватает. У пресвитера и взыграло, он уже и криком-руганью разговаривает, пихается-толкается.

"А впрочем, был силач, драчун изрядный".

Тут елейники выпали, разбились. Поп — в гневе. Начал фактора моего мутузить. Кликнул слуг своих. Стеллажи завалили, посуду побили, товары на пол покидали, порвали-поломали.

А чего ж нет? Какой-то купчишка безродный в занюханном городишке противу самого наместника епископского говорить смеет?! — В морду его, антихристову!

Однако же в фактории не один фактор проживает. Прибежали истопник с поленом да дворник с дубиной. И ещё там народец подвалил.

— Пришлые — наших бьют! А ну, наддай!

Начали наместниковых слуг охаживать да выпроваживать. Да и вынесли всех на кулаках со двора.

Фактор, зажимая нос, с которого кровь течёт, бежит на посадников двор и кричит в голос:

— Беда! Господин посадник! Прошу суда честнаго рускаго! По Правде!

И воспроизводит статью 61:

"Аже выбьють зубъ, а кровь видять оу него во рте, а людье вылезуть, то 12 гривенъ продаже, а за зубъ гривна".

И показывает "кровь во рту" и в кулаке свой вещь.док — выбитый зуб. Что не удивительно: у меня людей учат закону. Помимо их прямых профессиональных знаний.

Следом прибегает наместник. В сходном состоянии: пол-бороды выдрано, глаз подбит, одеяние порвано. И орёт примерно такое же:

— Воевода! Мать твою! Уйми воров своих! Во! Бесчестье! С бороды кусок выдран!

И тоже цитирует. Статью 60:

"А кто порветь бородоу, а въньметь знамение, а вылезуть людие, то 12 гривенъ продаже".

Правда, только первую часть. Дальше там: "... аже безъ людии, а в поклепе, то нету пpoдaже".

Очевидцев с обеих сторон — полно. Но вот кто конкретно попу клок бороды выдрал — показания расходятся. Поп задирает одёжки свои и показывает синюю полосу поперёк спины:

— Нехристи дубьём били!

Фактор аналогично задирает свою рубаху, показывает сходную полосу, только наклон в другую сторону и цвет слабее. Пресвитер-то "телом пухл, лилии белей". У него "спинная роспись" поярче. Даже как-то и страшно становится. За здоровье благочинного.

Посадник смотрит в небо, вспоминает свод законов, и воспроизводит статью 20:

"Аже кто кого оударить батогомь, любо чашею, любо рогомь, любо тылеснию, то 12 гривенъ".

Оба спорщика тычут друг в друга и в свои "спинные росписи" пальцами и орут:

— Во! Виновен! Плати!

А посадник (чего уж тут, раз пришлось вспоминать) провозглашает близко к тексту продолжение:

"Не терпя ли противу тому оударить мечемь, то вины ему в томь нетуть".

И понятно, что статья 25 должна применяться неоднократно и к каждому:

"Аче попъхнеть мужь мужа любо к собе ли от собе, любо по лицю оударить, ли жердью оударить, а видока два выведуть, то 3 гривны продажи".

Одна беда — "два видока". Посторонних, не аффилированных свидетелей — нет. А когда все "в деле", то начинается "оговор по сговору". И найти справедливость — очень не просто.

Следствие постепенно упрощается, сводится к двум персонам, к одному эпизоду.

Групповщина? — Общая ответственность, виры платить предводителю. "Господин в ответе за дела слуг своих".

Точнее — статья 42:

"Аже будуть холопи татие любо княжи, любо боярьстии, любо чернечь, их же князь продажею не казнить, зане суть несвободни, то двоиче платить ко истьцю за обидоу".

Сумма за дела слуг удвояется? — Эт хорошо.

"В отместку" — "в вину не ставить"? — На удар палкой ответить ударом меча — допустимая самооборона? — Жаль. Но — закон надо блюсть.

Один вопрос: кто первый ударил? Фактор говорит — первым ударил наместник, наместник — наоборот.

Принесли Евангелие — все дружно клянутся говорить правду, одну только правду. И подтверждают свои прежние показания.

Вот же... засада!