Софист, часть 3. Вершина

— Из оружия у меня остался только лук, — с порога шепеляво оповестил сердитый наёмник, понявший всю глупость дальнейшей игры в молчанку. И скривившийся от вороха листьев, которые наниматель сшивал паутиной, подбирая разные цвета — откуда-то взялись даже свежие весенние листочки и обрез чудесной шёлковой ткани с уже вырезанными из него листьями.

— Речь шла о диче. Раз не получилось перестрелять издалека, то надо придерживаться кодекса наёмников и морали. Гавин, — бросил в след наниматель. — Когда соберёшь оружие и трофеи, стаскай трупы в одну кучу — я их позже предам земле. Гавин, — вновь остановил он дёрганного человека, выйдя за ним за порог. — Если к утру хочешь вырастить новые зубы, то понадобится вытащить родной. Если нет разницы, то на замену сгодятся любые заготовки. А если хочешь улучшенные зубы, то дело в материале и плате.

— Какая плата, — соизволил обернуться темнолицый, прошуршав не своим плащом из листьев.

— Встань на колени, — хитро хмыкнув, бросил Софист. — Терв, подойди ко мне.

Брови Гавина взлетели, а потом нахмурились грознее бури.

— Я не буду унижаться и просить тебя, тем более сосать, — процедил охотник.

— Дурак, всё и вся тебе видится в чёрном цвете. А платить за зубы будешь магией в своём теле. Терв слишком быстро выдыхается, а ты свою не используешь толком. Я соединю вас мистическим каналом. Ты растил питомца, твоя сила привычна ему и будет отлично восстанавливать. Как и мне, тебе понадобится спать дважды в сутки по три часа.

— Что за канал такой? — Подопытный полнился подозрениями. — И что за материал к зубам?

— Проще с последнего — бобры, — с готовностью пояснил Софист. Нужда заставляла помогать, иначе бы чёрта-с-два стал даже думать, как вернуть егерю оскал. — Понадобятся передние резцы самца, сплюнутые тобой осколки и твой родной. Пока я буду спать после обеда, ты их растолчёшь в порошок и смешаешь в клейстер на слюне. Дальше мои заботы. Мистический канал обычно устанавливается между магом и его фамильяром, чтобы видеть, слышать, говорить, колдовать или совершать иные действия посредством животного. Я создам уже настроенным на отдачу. Для его развития и обучения пользованию тебе потребуется обращаться к... лорду волков.

Гавин привычно скрипнул зубами и мгновенно вдохнул с присвистом, скривившись от острейшей боли — после начала вражды с Фарганом егерская аптечка лишилась многого содержимого. Пока чернявый напряжённо думал, стоит ли овчинка выделки, заклинатель создал канал, начавший иссушать и без того невеликие энергетические запасы, восстановленные кулоном с жемчужиной силы.

— Что теперь? — Кинул Гавин, когда встал на колени.

— Терв, ложись вот здесь, пожалуйста. Гавин, зажми его передние лапы между ног, выставь лоб вперёд. Правую руку ему на затылок, левую мне, — говорил Софист, вставший напротив и упёршийся в плечи почти у ключиц. — Я буду задавать вопросы для создания нужного эмоционального и магического настроя. Ответ только один — да. Его надо "кричать шёпотом", так сказать. Вот так — да! — Выдохнул Софист без голоса. — С каждым вопросом сильнее притягивай меня, я буду сопротивляться. В нужный момент мы стукнемся лбами, и канал перескачет с меня на тебя. Если я повторяю вопрос, значит, уловил фальшь в ответе, тебе потребуется чуть ослабить напряжение и "громче шептать". Магия не сработает без твоего искреннего желания установить расширенную взаимосвязь со своим питомцем, Гавин. Если не уверен в надобности, лучше не начинать. Я тогда изготовлю вампирский гребень — им будешь дважды по часу вычёсываться.

— С этого и надо было начинать! — Прорычал Гавин, больно схватив за волосы.

— Пфф, лёгкими путями идут слабаки, — подначил Софист, в обеспечение успеха планов нуждающийся в согласии рейнджера.

— Действуй, — прошептал Гавин.

Рейнджер не раз от школьников Дрогансона слышал о подобной связи с их чудными фамильярами и какое-то время мечтал о такой же с Тервом. Он не особо верил, что платой за её создание будет достаточно делиться своей внутренней магией с питомцем. Но чуйка молчала о подвохе. Поскольку Софист не страдал альтруизмом, то, как подумал человек, действительно очень нуждался в них — в Гавине и Терве. И во взгляде исподлобья читалась не только решимость, но и скрытая угроза. После сражения с орками у Гавина было время подумать о том, как быть дальше. По всему выходило, что его судьба угодила в зависимость от этого несносного слюнтяя. Сделает работу хорошо — получит награду, провалится — рухнет в ад клятвопреступником. Раньше Гавин не был столь набожным, но явление воли Чонти и Илматера не оставили сомнений... Он не хотел вечных мук, и вопреки ранее высказанному Софисту протесту внутренне был готов пойти на такое ради лучшей доли.

— Эй, ау?! Хочешь слышать ушами Терва?

— Да...

— Хочешь слышать ушами Терва?!

— Да!

— Хочешь сомкнуть челюсть на курице?

— Да.

— Хочешь сомкнуть челюсть на курице?!

— Да!

— Хочешь сомкнуть челюсть на курице?!!

— ДА!!!

— Хочешь видеть глазами Терва?

— Да!

— Хочешь...

Постепенно голова Гавина все сильнее кружилась, перед глазами расплывалось, в уши то словно вату набивали, то в колокол били. Вскоре гипноз сделал своё дело. И произошла болезненно ярка вспышка.

У белого лба никакой шишки не возникло, в отличие от очень смуглого, принявшего молниевидный разряд магии. Софист поспешно вскочил, подхватывая Гавина подмышками. Оттащив от потерявшего сознание Терва, заклинатель принялся перебирать пальцами и шептать волшебную формулу, закрепляя узелок маны, перепрыгнувший от одного человека к другому. Софисту уже не требовался такой канал — достаточно было физического контакта и подобия при частичном морфизме в зимнего волка. Альтер-эго тоже успокоилось, создав отличную ширму для своих последующих манипуляций. И для Гавина поощрение, поскольку теперь рейнджер будет точно знать, где питомец, как далеко от него и всё ли с ним в порядке.

В этот день Софист больше не строил. Тренировка, сон, лепка зубов Гавину с распространением "белизны" на всю "улыбку". Пока дрых напарник, всё ещё считающий себя наёмником, Софист занимался шитьём и вывариванием колдовской одёжки. А когда уже изобрёл себе наряд, понял, какой же он придурок! Стоило пожертвовать всего одним поясным кармашком из десятков, чтобы настроить его для хранения одежды и обуви, одномоментно снимаемой и одеваемой. Вместе с поножами, наручами, жилеткой... Хорошая мысля приходит опосля. Впрочем, юный друид не унывал, а смекнул усовершенствовать черенки у дубовых листа-штанов и кленовой листа-рубахи, чтобы накрутить их на ремень. Застегнул пряжку и вуаля — клёвый костюм друида, на данный момент, красно-коричневые штаны и навыпуск оранжево-красная рубаха с жёлтым капюшоном в виде сгибающегося листа клёна — даже козырёк имелся. И другую идею он тоже реализовал, чтобы в секунду переодеваться из цивильного в боевое...

Несмотря на слова Софиста, Гавин точно помнил каждую деталь вещего сна. Он мандражировал, во второй раз ложась под ловца снов. И страшно перепугался, когда во второй раз понял, что он находится в сновидении. Он узнал лесистый холм в нескольких милях от Хиллтопа. Терв был с ним и рычал в сторону гомона... кобольдов! Эти твари пировали, ограбив обоз с пивом для зятя, заведовавшего кухней монастыря. В своих руках Гавин увидел легендарную эльфийскую реликвию — лук Зимней Луны. На устах заиграла шальная улыбка — хотя бы во сне кобольды за всё поплатятся!..

Проснувшись, Гавин чётко понял — это было всего лишь сновидение героического толка. Не более. А детали того, вещего, даже ярче стали — вопреки словам этого доморощенного всезнайки! Гавин уже привык вставать на всё готовое, а тут сам стряпай. Ещё и на этого рассчитывай! Молодой мужчина скривился, увидев голый зад неформала, меряющего и подгоняющего обновку из листьев. Явно комплект к плащу. Сварганенный буквально на коленке. Из простых листьев приличный набор, идеальный для укрытия не только в лесу — рейнджер уже убедился в удивительнейших свойствах великого лист-плаща Дружбы. Настроение стремительно скатилось к зависти и раздражению на ту лёгкость, с которой ублюдку всё даётся. Вот только ненавидеть уже не получалось, как и винить мажонка во всех своих бедах.

Сбегав в соседнее "королевство" поссать, Гавин потрепал и почесал Терва, едва не затеяв игру — не когда этот козёл рядом. Охотник нехотя засел дожаривать остатки своего маринада, с ещё большей завистью наблюдая, как Софист принялся налаживать магическое складывание одежды в поясной кармашек. Набедренник, штаны, гимнастёрка, туника, наручи... И перед добавлением каждой следующей вещи в набор парень тряс своими мудями перед чернявым носом и костром с шашлыками! Это бесило мужчину, желавшего женских прелестей и ласк, в которых ревнивая жёнушка отказывала, сколь могла оттягивая исполнение супружеского долга. В отместку за измывательство над своей гордой натурой Гавин после еды подстрелил оленёнка и специально взвалил его так на закорки, чтобы запачкать лист-плащ. Увы, грязь и кровь с него, как с гуся вода.

— Гавин, хочешь заработать? — Спросил вдруг Софист, когда охотник зашёл в пещеру за котлом под самое нежное мясо.

— Тебе Няшки мало? — Презрительно бросил он голому извращенцу.

— Хех, который раз уже повёлся как младенец, — залыбился Софист, но потом посерьёзнел, прищёлкнув пальцами в отмене иллюзии, под которой оказался его лиственный костюм, совсем даже не облегающий. — Так да или нет?

— Смотря сколько и за что, — ответил Гавин с дёрнувшимся веком.

— Плачу нос-усиковым кольцом, — произнёс Софист в руку, снявшую с носа мощный артефакт.

— И что оно может?

— Вставь и узнаешь.

Гавин осторожно взял и брезгливо протёр его от соплей малявки, берущей его на слабо. Подвох подвохом, но хуже всего выглядеть смешным в глазах этого недобитка. Едва вставив, Гавин еле нашёл стену для опоры, столько запахов ударило ему в нос, так оглушительно забилось сердце у Софиста, столь остро на языке заиграл подгоревший бок шашлыка... А ещё было подводное дыхание.

— Что надо? — Не сомневался Гавин, торопливо сорвав. Вещь крута, но не привычна — пока что.

— Ощипать меня.

— Ч-чего?..

— Я обращусь в сову, а ты ощиплешь меня, — сердито пояснил Софист, хмуро смотря в огонь.

— Гы! Это я и бесплатно бы сделал, с преогромным удовольствием! — Хмыкнул чернявый, подкинув и поймав дармовое колечко мечты любого следопыта.

— Не думай, что всё так просто. Это очень больно, я буду кричать, клевать, вырываться и царапаться, — процедил Софист, готовясь терпеть, сколько сил хватит.

Гавин сжал плату в кулак. действительно, при таком раскладе ран оставит уйму и амуницию попортит знатно — ремонтировать зае

* * *

.

— Я с радостью тебя помучаю десятком способов, Софист.

— Мне нужен только этот.

— Хех, раз нужен, заплатишь больше, — стал он торговаться.

— Хех... Я сегодня опоздал к началу рассвета. Сила солнца более недоступна. Осталась луна. Я хотел обрести многоликую дикую форму кошки, от домашней с рысью до гепарда со львом. Но теперь вынужден взять узкопрофильного зимнего волка, мистически тесно ассоциированного с Селуне. Кошка — обычна, он — магический зверь. Мне придётся испытать ненависть к своему первому животному облику, чтобы хватило места...

— Ну поплачь, бедненький, — едко поддел Гавин, предпочтя проигнорировать как причину опоздания, так и любые заслуги ублюдка. Но Софист не прервался:

— ...для более ёмкой магической формы. Обычно друиды обретают свои дикие формы победой над соответствующим животным, после убийства поглощая духовную суть с инстинктами, повадками, опытом. Я иду другой дорогой. Я привязал Терва к тебе, чтобы предотвратить поглощение во время наших с ним занятий. Но твоя полная неподготовленность в магии природы делает тебя неспособным удержать его магическую суть. Я взял на себя обязательства, как ваш наниматель, и использую для исполнения своих обязательств перед Лордом Воды. Если нарушу по отношению к вам, то лишусь доверия со стороны Вышнего. Я допустил риск и вынужден платить за свой выбор. Конечно, Гавин, если ты не выполнишь оплаченную работу качественно и бесстрастно, тогда уж я буду в полном праве безнаказанно забрать себе "зимнюю" суть Терва и турнуть вас обоих отсюда.

Софист так завернул логику, что у Гавина распрямились все извилины. Интеллектуал специально не стал упоминать причину опоздания к рассвету. Во-первых, он сам сделал такой выбор, нечего перекладывать вину. Во-вторых, стоит подкормить совесть Гавина, чтоб заела его поедомом. В-третьих, он безбожно лукавил, поскольку категорически не мог лишиться ширмы из рейнджера с питомцем.

Разовая процедура проходила в полусфере...

В конце, выбившаяся из сил сова плакала, расставаясь с пухом. Болело буквально всё, особенно грамотно перебитые ноги и крылья — чтоб птица не сдохла раньше времени. Гавин к финалу уже сам был совершенно не рад, что согласился на это ощипывание. Хотя сперва у него был азарт и упоение тем, что собственными руками мучает гадёныша за его же артефакты, но исполнение мечты не принесло счастья, лишь опустошение, горечь, стыд...

Только с этой ночи с одиннадцатого на двенадцатого уктара и пятой после Самхейна суточный распорядок наконец-то устаканился. Отдых, тренировки, работа, тренировки — и повтор цикла на следующие двенадцать часов. Софист вкалывал на износ, пока Гавин развлекался отстрелом всякой швали да мечтал о креплёном пиве караванщиков. И если у людей установилось человеческое общение хотя бы на удовлетворительном уровне, то между архонами — бойкот. Каждый вёл счёт: Гавин — дням, оплаченным авансом; Софист и Шемус — ночам, остававшимся до истечения срока наказания.

С того памятного ощипывания Софист увеличил численность тренировок, сократив время на каждую до двух часов. Получас до и после упражнений друид сидел в центре зала и на взятом из костра пепле с углями, наговаривая чары, сжигал все выдранные перья, равномерно и заранее распределённые до часа Х. Гавин смотрел на это занятие мажонка, как на способ не забыть о произошедшем истязании за всё хорошее, а не как на какое-то там непонятное высвобождение больше места под дикую форму зимнего волка. Так и должно было выглядеть. А если учесть, что пепел жутко жёгся, проникая в смотровые щёлки, что делал Гавин, то пары попаданий в глаза хватило, чтобы черномазый перестал подглядывать за тем, как тренируется Софист будучи весь измазанным в пепле от перьев и дыша им на тренировках, забивая лёгкие и надрывно кашляя.

Софист уделял время и улучшению своего костюма друида, минимум час на то, чтобы замысловато проштопать листья штанов и рубахи — паутиной. Он готовил основу, дабы уже дома соединить с приятной для кожи подкладкой из паучьего шёлка — в два слоя. Только тогда можно будет зачаровать не какой-то там непрезентабельной кожей-корой из второго круга, а не менее прочной паучьей кожей, усиливающей эффект незаметности и защищающей от яда — последнее для друида было неактуально в связи с недавно выработанным иммунитетом к растительным и животным. Успешный опыт простёгивания и вываривания лист-плаща уже имелся — рецептура отработана.